– Да, с тех пор, как драконы пришли. Но Ворота все равно оставались владением Арренов. Джон Аррен при жизни своего отца сам был владетелем. Став лордом, он даровал этот титул своему брату Роннелу, а после – кузену Денису.
– У лорда Роберта братьев нет. Только дальние родственники.
– Да, верно. – Лорд Нестор зажал в кулаке пергамент. – Надежда у меня все же была, не стану скрывать. Пока лорд Джон, будучи десницей, правил страной, я за него правил Долиной. Я исполнял все, что он требовал, и ничего не просил для себя. Но видят боги, я это заслужил!
– Еще как заслужили – и лорд Роберт будет спать крепче, зная, что там, под горой, у него есть надежный и верный друг. – Петир поднял чашу. – За дом Ройсов, милорд, за владетелей Лунных Ворот… отныне и во веки веков.
– Отныне и во веки веков! – Серебряные чаши сошлись со звоном.
Лишь много позже, когда штоф с борским золотым опустел, лорд Нестор ушел к своим рыцарям. Санса, давно уже клевавшая носом, попыталась ускользнуть к себе, чтобы лечь, но Петир поймал ее за руку.
– Видишь, какие чудеса творят ложь и борское золотое?
Почему ей так хочется плакать? Это ведь хорошо, что Нестор Ройс теперь с ними.
– Так это ложь? С начала и до конца?
– Не совсем. Лиза часто называла лорда Нестора утесом, но не думаю, что этим она хотела ему польстить. Сына его она именовала колодой. Она знала, что он мечтает сделать Ворота своими и стать лордом на деле, а не только по имени, но сама мечтала о других сыновьях и предназначала замок младшему брату Роберта. – Петир встал. – Понимаешь ли ты, что здесь произошло, Алейна?
Санса замялась.
– Вы отдали Ворота Луны лорду Нестору, чтобы заручиться его поддержкой.
– Верно, но наша скала носит имя Ройс, а это значит, что он горд и чересчур щепетилен. Если бы я спросил, что он хочет взамен, он раздулся бы, как сердитая жаба, и счел это покушением на свою честь. А так… он не такой уж непроходимый глупец, но моя ложь оказалась для него слаще правды. Ему хочется верить, что Лиза ценила его больше других своих знаменосцев. Один из них как-никак Бронзовый Джон, а сир Нестор слишком хорошо помнит, что родился от младшей ветви дома Ройсов. Для своего сына он хочет большего. Люди чести ради своих детей совершают такие вещи, которые им даже в голову не пришло бы делать ради себя самих.
– И еще подпись, – кивнула Санса. – Вы могли бы сделать так, чтобы лорд Роберт приложил свою руку, но вместо этого…
– Подписал грамоту сам как лорд-протектор. А почему?
– Если вас низложат или… или убьют…
– Права лорда Нестора на Ворота окажутся под вопросом. И он это хорошо понимает, уверяю тебя. Ты умница, что это подметила. Впрочем, чему же тут удивляться – ведь ты моя дочь.
– Благодарю вас. – То, что она угадала правильно, делало Сансу до нелепости гордой, но к гордости примешивалось смущение. – Только по-настоящему я ведь не ваша дочь. Я притворяюсь ею, но вы-то знаете…
Петир приложил палец к ее губам.
– Я знаю то, что знаю, как и ты. Кое-что лучше не говорить вслух, милая.
– Даже когда мы одни?
– Особенно когда мы одни. Иначе когда-нибудь в комнату без спроса войдет служанка или часовой у дверей ненароком услышит то, что не должен был слышать. Ты ведь не хочешь, милая, чтобы твои нежные ручки замарала еще чья-то кровь?
Перед ней возникло лицо Мариллона с белой повязкой на глазах. За ним маячил сир Донтос с торчащими в нем арбалетными болтами.
– Нет. Не надо больше.
– Я мог бы сказать, что это не игра, дочь моя, но это именно игра. Игра престолов.
Я не хотела в нее играть, думала Санса. Она слишком опасна. Один неверный шаг, и я погибла.
– Освелл… – сказала она. – Освелл вез меня на лодке в ночь моего побега из Королевской Гавани. Он должен знать, кто я.
– Должен, если у него есть хоть капля мозгов. Но Освелл давно уже состоит у меня на службе, а Брюн молчалив по натуре. Кеттлблэк следит за Брюном по моему велению, а Брюн – за Кеттлблэком. Не доверяйте никому, сказал я однажды Эддарду Старку, но он меня не послушал. Ты Алейна и должна оставаться Алейной всегда. – Он приложил два пальца к ее левой груди. – Даже здесь. В своем сердце. Способна ли ты на это? Способна ли быть моей дочерью от чистого сердца?
– Я… – Я не знаю, милорд, чуть не сказала она, но это не то, что он хотел бы услышать. Ложь и борское золотое. – Я Алейна, отец, – кем же мне еще быть?
Лорд Мизинец поцеловал ее в щеку.
– С моим умом и красотой Кет весь мир будет твоим, душечка. А теперь отправляйся в постель.
Гретчель развела огонь в ее спальне, взбила перину. Санса разделась и юркнула под одеяло. Он не станет петь в эту ночь, от души понадеялась она, когда в замке лорд Нестор и все остальные. Он не посмеет.
Она закрыла глаза и проснулась среди ночи от того, что в постель к ней забрался Роберт. Она забыла сказать Лотору, чтобы снова запер его, а теперь уж ничего не поделаешь.
– Ты можешь остаться, зяблик, – сказала она, обнимая его, – только постарайся не ерзать. Просто закрой глазки и усни, мой маленький.
– Хорошо. – Роберт свернулся калачиком и положил голову ей на грудь. – Алейна… ты теперь моя матушка?
– Пожалуй. – Это ложь утешительная, от нее никому нет вреда.
Дочь кракена
В чертоге гомонили хмельные Харло, ее дальние родственники. Каждый лорд вывесил свое знамя над скамьями, где сидели его люди. Слишком их мало, думала Аша, глядя вниз с галереи, слишком мало. Скамьи заполнены едва ли на четверть.
Кварл-Девица так и сказал ей, пока «Черный ветер» подходил к берегу. Сосчитав ладьи, стоящие на приколе под дядиным замком, он стиснул рот. «Они не пришли, – сказал он, – или пришли, но малым числом». Он был прав, но Аша в присутствии всей команды не могла согласиться с ним. В их преданности она не сомневалась, но даже Железные Люди могут задуматься, стоит ли отдавать свою жизнь за дело, пропащее с самого начала.
Неужели у нее так мало друзей? Среди знамен Аша видела серебристую рыбу Ботли, каменное дерево Стонтри, черного левиафана Вольмарков, силки Майров. На всех остальных изгибались серпы Харло. Бормунд поместил свой на бледно-голубом поле, Гото обрамил воинственными эмблемами, рыцарь окружил с четырех сторон павлинами материнского дома. Даже Зигфрид Сребровласый расположил два, один перевернутый, на поделенном перевязью гербе. Лишь у истинного лорда Харло, как на заре времен, серп остался серебряным на полночно-черном поле. Родрик, прозванный Чтецом, лорд Десяти Башен, глава дома Харло, был любимым дядей Аши.
Его высокое сиденье с двумя серпами из кованого серебра, скрещенными над спинкой – такими огромными, что и великан затруднился бы орудовать ими, – сейчас пустовало. Аша не удивлялась этому. Пир давно завершился, на сборных столах от него остались только кости да грязные блюда. Теперь в чертоге шло винопитие, а дядя Родрик всегда сторонился пьяных и буйных сборищ.
– Дядя, верно, среди своих книг? – спросила Аша у Троезубой, древней старухи – та служила у Родрика домоправительницей, будучи еще Двенадцатизубой.
– А где ж еще? – Троезубая, по словам одного септона, не иначе как нянчила саму Старицу. Тогда Семерых, а заодно и септонов, еще терпели на островах. Лорд Родрик тоже держал нескольких в Десяти Башнях – не ради спасения души, а из-за книг. – Кроме книг, с ним там был еще Ботли.
Штандарт Ботли, косяк серебристой рыбы на бледно-зеленом поле, висел в чертоге, но «Быстрого плавника» среди прочих ладей Аша не видела.
– Я слышала, что мой дядя Вороний Глаз утопил старого Сейвина Ботли.
– Этот, что у нас, – лорд Тристифер.
Трис. Любопытно знать, что стало со старшим сыном прежнего лорда, Харреном. Ничего, скоро она это выяснит. Неловко получается – Триса Ботли она не видела с тех самых пор… впрочем, лучше об этом не думать.
– А что моя леди-мать?
– Легла уже. У себя во Вдовьей башне.
Само собой. Вдовьей башню назвали, когда тетка Аши, леди Гвинесса, вернулась домой оплакивать мужа – тот погиб близ Светлого острова во время первого мятежа Бейлона Грейджоя. «Я останусь здесь, пока не пройдет мое горе, – были знаменитые слова, которые сказала она своему брату, – хотя Десять Башен по праву должны быть моими, ибо я на семь лет старше тебя». С тех пор прошло много лет, но вдова все еще скрипела, предавалась своему горю и время от времени заявляла, что замок должен принадлежать ей. Теперь лорд Родрик заполучил под свой кров еще одну полоумную вдовую сестрицу. Неудивительно, что он ищет прибежища среди книг.