Дети вампира

Я не торопился заключать сестру в объятия, а с прежней настороженностью следил за нею. Она протянула ко мне руку. Прикосновение смертных людей, даже если у них озябли руки, все равно остается теплым. Рука Жужанны, обтянутая перчаткой, была так же холодна, как и моя.

На мгновение за этим великолепным фасадом я вновь увидел прежнюю, до боли близкую родную сестру. Ее карие глаза приобрели золотистый оттенок, но взгляд принадлежал той, живой Жуже. Мое холодное сердце сжалось от нежности и тоски.

– Верь мне, – произнесла она смиренным голосом, настолько тихим, что человеческое ухо вряд ли уловило эти слова. – Ты опасаешься, что я привезла Влада. Не бойся, Каша. Я бы ни за что этого не сделала. Помнишь, я тебе говорила: мы во многом остаемся такими же, какими были при жизни? Разве я тогда не рассказала тебе о договоре? Разве не умоляла бежать, чтобы он не завладел ребенком?

– Я все помню, – тихо ответил я.

Сестра говорила правду. Она действительно предостерегла меня и вообще сделала все, что могла, для спасения моей маленькой семьи: меня самого, Мери и ребенка. И в то же время Жужанна изо всех сил противилась моему стремлению погубить Влада – ее благодетеля, соблазнителя и убийцы.

– Но если ты явилась сюда, то должна знать... – начал я.

Душевная боль исказила ее лицо.

– Знаю, – прошептала Жужанна. – Ты живешь только ради того, чтобы его уничтожить. А я...

Она отвела глаза, затем вновь устремила на меня взгляд и зашептала. Голос ее стал громче, и теперь в нем звучала неподдельная ненависть.

– Я не могу больше находиться рядом с ним, Каша. Сама я не в состоянии поднять на него руку... Но оставаться возле него и видеть всю эту жестокость невыносимо!

– Он был жесток с тобой? – изумился я, подавляя в себе желание опекать и защищать свою несчастную сестру.

Она качнула головой, и лунный свет сначала коснулся ее локонов, придав черным как смоль прядям оттенок индиго, а потом скользнул по перламутровому лбу, который, словно огромная жемчужина, переливался голубоватыми, розоватыми и серебристыми тонами.

– Не со мной. С гостями. Меня он пальцем не тронул. Только потешался над моей неопытностью и нежеланием мучить людей.

Жужанна умолкла и тут же с еще большим отчаянием воскликнула:

– Позволь мне остаться с тобой! Прошу тебя! Я не могу вернуться к нему.

Пальцы Жужи гладили мои холодные руки, но я не отвечал на ее по-детски трогательные ласки, внешне оставаясь спокойным и неподвижным. Но внутри у меня, едва я ощутил прикосновение сестры, все всколыхнулось. Долгие месяцы после разлуки с женой и новорожденным сыном я страдал от одиночества. Такой беспредельной пустоты я никогда не испытывал в своей прежней, человеческой жизни. Теперь я понимал (но это не значит, что одобрял) причины, побудившие Влада сделать Жужанну подобной себе. Как мне хотелось поверить в ее искренность! Глядя в ее глаза, отливавшие золотом, я не видел притворства. В них были лишь любовь и страдание.

Судьба сжалилась надо мной: рядом появилась родственная душа, способная понять и разделить весь ужас нынешнего существования.

Я отступил на шаг, сурово оглядел Жужанну с головы до пят (как же тяжело мне было сохранять строгий вид рядом с ее удивительной красотой!) и сказал:

– Если останешься со мной, ты должна будешь порвать с ним навсегда. Он не простит тебе отступничества. И еще: поклянись, что никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажешь ему ни о том, где я нахожусь, ни о моих замыслах.

– Которые заключаются в том, чтобы его уничтожить, – договорила за меня Жужанна. – Клянусь.

Едва заметив на моем лице первые слабые признаки того, что я готов согласиться, Жужанна с прежней своей порывистостью бросилась ко мне и крепко обняла.

– Каша, милый мой! Я безумно по тебе соскучилась!

У меня больше не было необходимости изображать строгого брата, и я с радостью ответил на ее объятие, а затем наклонился, чтобы поцеловать ей лоб, как часто делал это, будучи живым. Иссиня-черные волосы Жужанны стали тоньше и мягче и приобрели шелковистый блеск. Казалось, от них исходит слабое голубоватое свечение, а еще они пахли духами, чего в прежней жизни никогда не было. И все же этот изысканный аромат, окутывавший сестру, точно облако, не сумел обмануть мое обострившееся обоняние: Жужа, подобно всем неумершим, не имела того непередаваемого запаха живого тепла, что присущ и зверям, и людям до самого их последнего вздоха. И кровь ее пахла совершенно иначе: она была не сладковатой, как у обычного человека, а горькой. Обнимая Жужанну, я чувствовал ее идеально прямую спину. Только тело под бархатным платьем было холодным.

Я разжал руки. Помня о голосах в карете, я с некоторой настороженностью спросил:

– А почему ты приехала не одна?

Жужанна хитро улыбнулась и, привстав на цыпочки, зашептала мне прямо в ухо.

– Я же не могла приехать без подарка, – с простодушием маленькой девочки сообщила она.

Жужанна дотронулась до моих щек.

– Ты совсем исхудал, братец. Взгляни на себя! Ты голоден. Я это почувствовала еще в карете. Если я помешала тебе поужинать, то должна исправить свою промашку.

Раньше чем я успел открыть рот, она повернулась и подала знак кучеру, который вновь открыл дверцу кареты. Оттуда вылезли двое улыбающихся молодых людей. Оба держали в руках по бутылке шампанского. Первый из спутников Жужанны был среднего роста, весьма упитанный, с густыми золотистыми волосами. Туго накрахмаленный воротник сдавливал его бычью шею, и она складками нависала над поношенной пелериной. Он оценивающе оглядел мою сестру и, думая, что никто, кроме спутника, его не услышит, шепнул тому на ухо:

– Эту красотку я оставляю за собой. С тебя хватит и служанки.

Видимо, очень довольный своим остроумием, он грубо захохотал.

Реплика была произнесена по-английски, а выговор выдавал в упитанном мужчине уроженца Лондона. Но сами слова, неуместный смех и нескрываемое высокомерие сразу же вызвали у меня неприязнь.

Его приятель был выше ростом, лучше одет и атлетически сложен. Вьющиеся темно-русые волосы лишь подчеркивали его молодость. Он казался более трезвым, нежели толстяк, или просто хорошо умел скрывать свое опьянение. В ответ на бесцеремонное заявление он лишь рассеянно улыбнулся. Его восхищенный взгляд был прикован к Жуже. Кажется, моя сестра покорила его сердце.

Я провел в Англии четыре года, а моя жена тоже была уроженкой столицы туманного Альбиона. В прежней жизни я бы несказанно обрадовался, встретив лондонцев, и принялся бы расспрашивать их о новостях этого удивительного города. Меня и сейчас в какой-то мере радовала перспектива провести вечер в компании англичан. Но в еще большей степени меня ужасало собственное хладнокровие (хотя теперь у меня действительно была холодная кровь): перед тем как выпить кровь жертв, насладиться беседой с ними. Неужели я становлюсь похожим на Влада?

– Господа! – весело крикнула по-английски Жужанна. – Идите сюда и познакомьтесь с моим братом. Этот вечер мы проведем у него в гостях.

Англичане, улыбаясь и пошатываясь, двинулись к нам. На крыльце упитанный блондин споткнулся и, если бы не его спутник, наверняка бы упал. Появление Жужанны и гостей застало меня врасплох. Я сумел кое-как изобразить радушие, однако скопировать ослепительную улыбку Жужанны мне не удалось. Какими бы ни были эти люди, сейчас они, предвкушая замечательную вечеринку, брели навстречу своему концу. Жужанна так искренне и заразительно улыбалась, что, не знай я ее истинных намерений, никогда бы и не заподозрил ловушки.

Став вампиром, я не потерял совесть. Превозмогая чувство голода, она требовала под любым предлогом немедленно выпроводить всю компанию. Наблюдать, как двое подвыпивших гуляк идут прямо в западню... Совесть противилась этому жестокому, расчетливому маневру Жужанны. До сих пор моими жертвами были подонки венского общества: проститутки, воры и прочее отребье. Я не мог да и не желал искать себе пищу в других, более благополучных слоях общества.

Но ветер уже донес до меня их запах. Я вмиг оказался заворожен их кровью, как они – моей сестрой. Я видел, какими глазами Жужанна смотрела на англичан. Она жаждала крови, и ее жажда превосходила мою! Улыбка Жужанны стала еще шире, когда сестра убедилась, что я ослаб от голода и не буду сопротивляться ее затее.

Пока темноволосый англичанин помогал своему спутнику восстановить равновесие, я увидел, как из кареты вышла невысокая, худенькая, просто одетая девушка и робко засеменила в нашу сторону. Она была необычайно бледна, но, как и англичане, принадлежала к миру живых. И все же запах ее крови мне показался весьма необычным: вместе со сладковатым привкусом в нем ощущался слабый оттенок горечи. Тогда я не обратил на это особого внимания, но теперь-то я знаю: подмеченная мною странность свидетельствовала о начале превращения. Так пахнет человек пока еще живой, но обреченный стать неумершим.

Когда девушка подошла ближе, я вздрогнул – передо мной была Дуня, наша трансильванская горничная! Она преданно служила Мери, ухаживала за ней при родах. Но Влад укусил ее, чтобы полностью подчинить несчастную девушку своей воле. Прошедшие месяцы сделали меня почти бесчувственным, и все-таки, увидев Дуню, я испытал прилив искреннего сожаления. Бедняжка была еще совсем юной – не старше шестнадцати-семнадцати лет, и именно ее необычайная душевная чистота, ее верность нам обрекли добрую девушку на такую ужасную судьбу. Дуня подняла на меня глаза, и они округлились от удивления и необоримого страха. Интересно, как выглядел я теперь в глазах тех, кто знал меня до превращения? Смотреться в зеркала было бесполезно, ибо вампиры в них не отражаются. Неужели я стал столь же омерзителен, сколь прекрасна Жужанна?

– Дуня, – тихо произнес я, кивнув головой.

Девушка слегка поклонилась и тут же отвела глаза. Я хотел было сказать, что рад видеть ее, но не стал лгать, поскольку на самом деле не ощущал никакой радости. Мне оставалось лишь глубоко раскаиваться в том, что эта девушка оказалась сейчас рядом со мной и Жужей. Мы давно уже не были теми добрыми хозяевами, которым она так преданно служила. Теперь она находилась в компании убийц, способных причинить вред ей и всем тем, кого они изберут своими очередными жертвами. Я понимал; Дуня стала горничной у моей сестры отнюдь не из любви или верности, просто она уже не являлась хозяйкой собственного разума. Укусив бедную девушку, Влад сделал ее своей пешкой. Возможно, Жужанна тоже обладала такой же властью над ней.

В кого же ты превратилась, Жужа? Неужели это ты когда-то безутешно рыдала над убитыми птицами, которых мы с отцом приносили с охоты? И в кого превратился я сам, послушно раскрывая перед ней двери своего жилища?

Жалость к Дуне не лишила меня осторожности. Наклонившись к Жужанне, я шепнул ей на ухо по-английски:

– Зачем ты привезла ее сюда? Ведь она – глаза и уши Влада!

Улыбка на лице Жужанны не померкла даже на секунду. Похоже, моя сестра не ощущала вины за то, что превратила Дуню в безвольную рабыню.

– Теперь она служит только мне. Поверь, нам ничего не угрожает.

Видя мои сомнения, Жужанна поспешно добавила:

– Ты еще многого не знаешь, Каша. Меня просто поражает твоя наивность и неискушенность.