Ты будешь одинок в своей могиле

Сам старик Крюгер восседал за большим столом, где в беспорядке валялись бумаги и стояло не меньше десятка телефонов, – они, кстати, никогда не звонили поодиночке. У другого стола, поменьше, примостилась крашеная блондинка, которая молотила по пишущей машинке, жевала резинку и наполняла кабинет запахом сногсшибательного парфюма – ну никак не меньше десяти центов за галлон.

– Есть минутка? – спросил я Олафа, закрывая дверь.

Он был небольшого роста – не больше жокея, совершенно лысый и, если требовалось, довольно смышленый. Олаф сидел без пиджака, так что было видно тонкую золотую цепочку у него на жилете. Ворот расстегнут, галстук свободно болтается.

Олаф указал мне на стул.

– Как дела, Вик? Нет, я не занят. В этой дыре вообще ничего не происходит. Времени куча.

Словно в ответ на эти слова принялись звонить сразу три телефона – видимо, уличая его во лжи. Одновременно распахнулась дверь и ввалились двое парней: они орали про халаты, которые были им нужны для следующего боя. Ребята были здоровые, крутые и уродливые, настоящие носороги. Однако Олаф выставил их так легко, как отмахнулся бы от мухи:

– А ну пошли на хрен отсюда!

И те сразу исчезли.

Тогда Олаф снял трубки двух телефонов, рявкнул, что занят, и снова положил. Взял третью, послушал пару секунд, буркнул: «Разорви с ним контракт и выстави его!» – и бросил ее тоже.

– Хочешь сигару, Вик? – продолжил он разговор, придвигая мне коробку. – Ну, что тебя гложет? Про убийство я слыхал. Девчонку не знал, но если тебе ее жалко, то мне тоже.

– Она была хорошая, Олаф, – ответил я, отодвигая коробку. – Но я не затем пришел. Ты знаешь парня по фамилии Миллз?

Он провел рукой по лысине – на руке не хватало большого пальца. Потом взглянул на блондинку в углу и поморщился.

– С такой фамилией тут пруд пруди. Как зовут-то?

– Вот этого я не знаю. Красавчик, лет двадцати трех, хорошо владеет кулаками. Двигается молниеносно и держится как профи. Но шрамов нет.

Олаф выпрямился:

– А, ну знаю, конечно. Это Цезарь Миллз. Да, это он. Если бы он оставил своих баб, стал бы чемпионом мира в первом тяжелом весе. До него никто даже дотронуться перчаткой не мог. Да, он тут начинал. Я тогда подумал: ну вот наконец настоящий чемпион. Но придурок не хотел правильно работать. Выиграл три боя подряд, а потом, когда я начал ставить его с настоящими бойцами, сошел с дистанции. Ушел примерно полгода назад.

– В общем, мы с ним не поладили, – сказал я и повернулся так, чтобы Олаф рассмотрел синяк у меня на шее. – Это он уже ногой.

У Олафа глаза на лоб полезли.

– Вот скотина! Но ты лучше забудь про него, Вик. Это не подарок. И не надейся его уделать. Даже теперь он должен быть еще о-ого-го. Ни на кого против него не поставлю. Разве что на самого крутого тяжеловеса, да и то не факт, что получу денежки. А как ты на него напоролся?