Немецкие субмарины под прицелом английских эсминцев. Воспоминания капитана Королевских военно-морских сил. 1941-1944

К счастью, во время моего первого выхода в открытое море как командира эскорта таких нападений не было, и у меня было время изучить и проработать множество проблем, которые возникают при контакте с противником. Часто бывало так, что я часами находился на капитанском мостике или же просиживал в штурманской рубке, обсуждая со своими офицерами тактические замыслы. К тому моменту, как наш конвой рассредоточился на пространстве около 600 миль, а мы возвращались в центр Атлантики, где была назначена встреча с другим конвоем, чтобы вместе вернуться обратно, мы так и не сумели выработать приемлемую линию контратаки. Что ж, придется принимать решение в зависимости от обстоятельств.

Мне было приятно сознавать тот факт, что большинство офицеров моего «Уолкера» были опытными моряками-профессионалами, обученными действовать в ночных условиях. Сам я отлично видел в темноте. Каждый из нас втайне надеялся, что, прежде чем подлодка нападет на нас, мы сумеем опознать ее и принять меры.

Моим помощником и оператором гидролокатора был лейтенант Дж. К. Лэнгтон, прекрасный моряк и судоводитель. Лейтенанты Британского военно-морского флота Питер Старди и Руперт Брей, младший лейтенант Ронни Вестлэйк,[3 - Лэнгтон был убит позже во время Второй мировой войны; Брей и Старди в строю по сей день; Вестлэйк позже командовал подводной лодкой.] канонир Р. Дж. Чаплин и корабельный гардемарин Р. Б. Манн – все они составляли команду отличных военных, и я очень быстро осознал, что могу быть полностью уверен в ее мобильности.

Моим инженером был Питер Г. Ф. Озборн, офицер, звание которому было присвоено королевским указом. Он обслуживал устаревшее оборудование «Уолкера» с самого начала войны и поддерживал его работоспособность при любой погоде. Причем все это выполнялось с поразительной четкостью, с большим мастерством, которое мы оценили только после того, как узнали, насколько слабо справлялись с этой работой корабли таких же типов. Вообще, работа инженера на таких старых посудинах, как наша, состояла в основном в том, чтобы на ходу чинить паровые соединения и добиваться, чтобы изношенные механизмы работали более или менее сносно. И в этих условиях от инженеров еще требовалось избегать поломок. «Шеф» Озборн, старший техник машинного отделения Гэйн и старший истопник Лаггер были безусловно высококвалифицированными специалистами и ни разу не оставляли «Уолкер» в беде.

Встреча конвоев в центре Атлантики стала событием, полным драматизма, и всякий раз при воспоминании о нем меня охватывает волнение, хотя я пережил все это множество раз.

Обычно в условиях пасмурной атлантической погоды судоходство сильно затруднено. Каждый из конвоев, либо сам по себе, либо оба, могут в течение множества дней находиться в условиях шторма, не видя солнца или звезд, по которым определяется правильное местоположение.

Обычная схема осуществления встречи в плохую погоду предполагает в первую очередь определение ориентировочной точки встречи. Затем флотилия рассредотачивается на большой площади по курсу приближающегося конвоя. В этой ситуации судоводители ни в коем случае не могут допустить ошибок. После того как тревожный этап пройден, все взгляды устремляются в темноту для того, чтобы обнаружить первые неясные очертания торгового судна. Как-то конвой запаздывал, и я тревожился, что конвой следует, не видя нас, и, таким образом, удаляется все дальше и дальше. Внезапно зазвонил радиотелефон, и поступило сообщение, что один из кораблей флотилии попал в зону видимости. Невероятное чувство облегчения охватило меня; я понял, что все суда флотилии в порядке и следуют к заранее подготовленным позициям в конвое.

При хорошей погоде таких трудностей не возникало. Тем не менее однажды встреча конвоев была даже более драматичной, чем описанная выше. Ранним утром 15 марта 1941 года я стоял на мостике. Я знал, что мы хорошо подготовились к встрече. Корабли тогда растянулись на 15 миль, но постепенно, по мере сокращения расстояния, стали видны все. Их было около 50. Большие торговые суда везли снабженческие грузы и военное снаряжение в осажденную Британию.

Моя эскортная группа состояла, помимо моего судна, из эсминцев «Вэнок» («Vanoc»), «Волонтер» («Volunteer»), «Сардоникс» («Sardonix») и «Скимитар» («Scimitar»), а также сторожевых кораблей «Блюбелл» («Bluebell») и «Гидранга» («Hydrangea»).

Мы с коммодором обменивались различными сигналами и рассказывали друг другу старые морские байки.

Номер 25 отстал 4 часа назад и теперь старался нагнать нас, но сумеет ли он сделать это до наступления ночи, или же его специально отослали подальше от конвоя, чтобы он не привел к судам немецкую подлодку? У номера 53 обнаружилась проблема с рулевым устройством, и двигавшейся за ним колонне пришлось дать ему больше пространства для маневра. Один из членов экипажа номера 37 был серьезно болен, и его пришлось транспортировать на судно, где находился врач. На другом судне человек страдал от небольшого недуга, и нам пришлось двигаться борт о борт с ним, поскольку наш врач мог подсказать капитану этого судна по громкоговорителю, какое лечение требуется больному. Подобные переговоры выглядели довольно забавно.

Эти хлопоты отнимали у нас большую часть дня во время патрулирования моей группой позиций с целью отражения возможных атак противника в течение светового дня. А между тем конвой шел к родным берегам, одновременно приближаясь к району опасного сосредоточения немецких подлодок.

Кодовое название нашего конвоя было HX112, мы следовали в восточном направлении, и я невесело размышлял, знают ли охраняемые нами торговые суда, насколько в действительности плохо вооружен наш эскорт, чтобы отразить массированные атаки врага. Они могли в любой момент подвергнуться торпедной атаке и, таким образом, погибнуть практически у себя дома. В условиях замерзшего зимнего океана переполненные спасательные шлюпки – это самое большее, что могло помочь терпящему бедствие судну. Я поклялся, что если не смогу защитить конвой от нападения противника, то сделаю все возможное, чтобы отомстить за жертвы.

С наступлением ночи мы получили много предупреждений, указывающих на то, что мы были опознаны противником, который следует за нами по пятам. Я отдал приказ своим кораблям подготовиться к отражению атаки после наступления темноты, и атмосфера тревожного ожидания охватила наш конвой.

Нам не пришлось долго ждать.

Глава 3

СУДЬБА ТРЕХ АСОВ

В течение лета 1940 года и на протяжении зимы наши конвои несли потери в Северной Атлантике. Эскорты, будучи незначительны по количеству и не имея подготовленных команд, казалось, не были способны ни предотвратить потери, ни отомстить за них.

В Германии в те годы прославились три знаменитых командира подлодок, благодаря которым мы и несли эти потери. Немцы в данном отношении прославились больше, чем британцы; эти три «аса» стали гордостью всей Германии и получили самые высокие государственные ордена. По возвращении домой каждого из них приветствовал главнокомандующий, оркестры играли триумфальные марши. Экипажи этих подлодок получали поощрения в виде отпусков, люди ездили в лагеря отдыха или же на горнолыжные курорты за счет государства.

Этими тремя героями были Гюнтер Прин, командовавший подлодкой «U-47», Иоахим Шепке, командир «U-100», и Отто Кретчмер, командир «U-99». Прин впервые прославился, совершив блестящий прорыв обороны Скапа-Флоу и потопив при этом английский линкор «Ройял Оак» («Royal Oak»). Безупречный моряк, отчаянный боец и истовый нацист, переполненный собственным тщеславием, он был блестящим профессионалом. Только в течение одного марта 1941 года он участвовал в потоплении судов союзников с грузом общим тоннажем 245 000 тонн.

Шепке, потопивший груз общим тоннажем 230 000 тонн, имел противоречивый характер. Жизнерадостный, беспечный, немного актер, он был более всего подготовлен, чтобы играть роль героя, нося фуражку по-щегольски и обладая чувством беспредельной самоуверенности.

Третий и наиболее удачливый из тройки – Отто Кретчмер – был наиболее опасным для нас врагом. Совершенно бесстрашный, абсолютно уверенный в себе моряк и боец, он железной рукой командовал подлодкой и добился от своего экипажа высочайшей работоспособности. Хвастливые речи, театральные приемы, пренебрежительная самоуверенность по отношению к противнику – все это было не для него. Коллеги характеризовали его как замкнутого человека, дав ему прозвище Молчаливый Отто. Всеобщее преклонение и слава, окутавшая его имя, были одинаково неприятны ему. В сравнении с вышеописанными людьми, полными жизни, он казался мрачной, зловещей фигурой. В водах Северной Атлантики сам Отто и его подлодка наводили ужас. Не менее чем 282 000 тонн груза было потоплено им.

Каждый из этих трех асов потопил более чем 200 000 тонн груза, и они заключили соглашение, по которому первый, кто достигнет 300 000 тонн, получит вино и угощение за счет двух других. В первые дни марта 1941 года они снялись с якоря и направились на обычные маршруты конвоев. В первое время все трое были в море вместе.

Как только появилась «U-99», мелодия «Марша Кретчмера», сочиненного в его честь армейским капельмейстером, могла быть слышна над водами гавани.

Но даже великие смертны, и легенда о непобедимости, которой были овеяны эти моряки, была близка к опровержению.

Отвратительная погода сопровождала эскорты и конвои на всем пути из Северного пролива в Исландию. Огромные волны разбивались о палубы. Люди с красными, слезящимися глазами изо всех сил всматривались в даль сквозь пелену моросящего дождя и видели над собой только темные, водянистые облака, которым не было конца.

Выхода у нас не было. Приходилось терпеть и концентрировать свое внимание сильнее, чем когда-либо, чтобы затаившийся противник не смог подкрасться незамеченным и уничтожить беспомощный, неуклюжий конвой.

Однако немецкие подлодки не выглядели столь обеспокоенными. Когда напряжение достигало предела, они миролюбиво погружались в воду, прекрасно зная, что наши гидролокаторы ненадежны в плохую погоду и что наши измотанные операторы спят на ходу. А нам оставалось лишь впустую рассекать водное пространство, не видя ни малейшего намека на улучшение погоды.

Прин встал поперек маршрута конвоя, возвращавшегося домой, примерно в 200 милях южнее Исландии и стал ждать своего часа. Он подошел задолго до наступления темноты 10-го числа, воды океана отражали изящный силуэт «U-47». Но по какой-то необъяснимой причине сперва хлынул короткий ливень, а после этого все кругом прояснилось, и наступила хорошая погода с приличной видимостью. К своему ужасу, Прин оказался на виду у эсминца.

Случившееся привело в шок обоих – и охотника и жертву. Затем «U-47» внезапно резко развернулась, Прин решил попытаться уйти от противника. Эсминец – корабль Британского военно-морского флота «Росомаха» («Wolverine») под командованием моего старого друга Джима Роуленда – развил максимально возможную при такой погоде скорость и начал преследование.

Здесь Прин допустил ошибку. Он начал погружение и тем самым потерял скорость и способность маневрировать. «Росомаха» догнала погружающийся объект и выпустила несколько глубинных бомб на небольшую глубину. Погружаясь все ниже и ниже, подлодка кренилась, что было проявлением шока, охватившего весь экипаж лодки. Ведущие гребные винты лодки издавали зловещий грохот. В результате взрывов глубинных бомб винты лодки были выведены из нормального режима функционирования, и возникла опасность, что двигатели могут «накрыться» в любой момент. Для подлодки, надеявшейся остаться целой и невредимой, это было катастрофой; ей необходимо было двигаться вперед, поддерживая постоянную глубину.

Прин решил использовать другую возможность – всплыть на поверхность незамеченным, полагаясь на темноту, и таким образом скрыть свое исчезновение. Однако это был не лучший выход в ситуации, когда подводят двигатели. Он всплыл примерно в миле от носа «Росомахи» со стороны правого борта и был невидим по причине ограниченной видимости. Однако грохот гребных винтов был отчетливо слышен на «Росомахе».

Джим Роуленд решил продолжить преследование, и Прину снова пришлось удирать. В это время с эсминца была сброшена серия глубинных бомб, поразивших корпус подлодки со всех сторон. Страшный взрыв под водой, сопровождаемый яркой вспышкой, свидетельствовал о том, что «Росомаха» победила, а через несколько минут обломки подлодки, всплывшие на поверхность воды, подтвердили это.

Первый из трех асов был выведен из строя. Таким образом, Кретчмеру и Шепке оставалось выставить только две бутылки шампанского – если им суждено будет вернуться в Лориент.

К 12 ночи погода успокоилась, хотя кратковременные ливни были частыми и казалось, этот пронизывающий восточный ветер никогда не прекратится. Кретчмер на «U-99» и Шепке на «U-100» напали и потопили несколько отставших от конвоя кораблей. Они были только частью массированной группировки немецких подлодок, осуществлявших нападение на конвой, двигающийся к дому.

Они потеряли связь друг с другом, но судьба распорядилась так, что им пришлось встретиться возле конвоя HX112, в то время как мы шли на восток по направлению к опасной зоне, где суда чаще всего подвергались нападениям.

Шепке настиг нас первым. Незадолго до наступления полуночи 15 марта он подошел со стороны правого борта конвоя. Он буквально подкрался к нам примерно в миле на траверзе и выпустил «веером» 4 торпеды. Двумя минутами позже «Эродона» («Erodona») – танкер грузоподъемностью 10 000 тонн, перевозивший бензин, – вспыхнул ярким пламенем. Взметнувшийся над морем факел показался мне ослепительным. Затем послышался приглушенный взрыв. До этого я никогда в своей жизни не видел таких ужасных ночных катастроф. На капитанском мостике «Уолкера» мы в ужасе онемели. Было ясно, что у экипажа танкера нет ни одного шанса выжить.

Тут же с корабля зазвучали сигналы тревоги, и к месту катастрофы были направлены люди. В свете объятого пламенем танкера мы с отчаянием обозревали в бинокль последствия катастрофы, высматривали ответственную за нее подводную лодку. При этом мы двигались противолодочным зигзагом, стараясь охватить как можно большее пространство.

Ничего не было видно, и сигнал, посланный гидролокатором, не принес ответное эхо, которое позволило бы определить, в каком конкретно месте под водой находится лодка. Отсутствие сообщений от других кораблей эскорта свидетельствовало о том, что их попытки отыскать подлодку были столь же безуспешными. Сторожевому кораблю «Блюбелл» было приказано приблизиться к тонущему танкеру и проверить, остался ли кто в живых. Вскоре от «Блюбелл» пришло сообщение, что все топливо вылилось и ни одного живого человека не осталось.

Мы не могли выяснить, откуда была послана торпеда. Подлодка могла выстрелить с любой позиции, даже затесаться между судами конвоя. Корабли сопровождения расположились таким образом, чтобы прикрыть конвой со всех возможных направлений атаки.

Однако той ночью больше не было атак, и рассвет принес нам временное успокоение.

Тем не менее я с волнением ожидал наступления следующей ночи. Моя команда была полна решимости принять бой. Неужели мой первый рапорт в качестве командира эскортной группы будет содержать только грустную историю о потоплении судна и ничего о нанесении ответного удара и уничтожении подлодки?

Мы ожидали противника в течение всего светового дня в полной боевой готовности и напряжении, нам казалось, что над конвоем уже нависла тень неминуемой гибели.

Незадолго до наступления сумерек со «Скимитара», находившегося по правому борту от конвоя, был послан сигнал: «„Уолкеру“ от „Скимитара“. Субмарина просматривается в 6 милях впереди».

Предвкушение битвы охватило меня. Наконец-то мы получили возможность схватиться с врагом. Я отдал команду «Полный вперед» и, послав соответствующие сигналы с капитанского мостика, объединился с «Вэноком» и «Скимитаром».

Пока мы двигались к подлодке, она успела погрузиться, находясь в 3 милях впереди нас. Я выстроил свои немногочисленные силы в линию на расстоянии 1,5 мили друг от друга, для того чтобы подлодку могли достать наши «асдики», в каком бы направлении она ни пошла. Казалось, были все причины надеяться на успех, поэтому мы начали свою охоту с большим оживлением. Но, увы, наши поиски оказались тщетными. До самого наступления темноты мы так и не сумели установить контакт. Теперь нам следовало вернуться к конвою. Оставив «Вэнок» и «Скимитар» продолжать охоту по договоренности еще на два часа, я снова повернул «Уолкер» обратно.

Мы не позволяли нашему противнику подняться на поверхность воды, и сейчас радикальное изменение курса следования всего конвоя оставило бы его далеко позади. Ему бы пришлось потратить большую часть ночи, чтобы снова вернуться на атакующие позиции. Я даже не надеялся, что атаковавшая нас лодка появилась возле конвоя в гордом одиночестве, и предполагал, что этой ночью нас не оставят в покое. Но тогда я еще не понимал, насколько слабо мы, разрозненная кучка старых кораблей, выглядели на фоне элитных частей немецкого подводного флота и знаменитых асов Германии, с которыми нам предстояло сразиться.

Оставив «Вэнок» и «Скимитар» продолжать преследование нашего неуловимого противника, я повернул назад к конвою и вернулся на прежние позиции в 10 вечера. Шесть минут спустя мои опасения подтвердились яркой вспышкой и громким взрывом.

Наши тактические уловки провалились: завязалось сражение.

В течение следующего часа были торпедированы 5 судов. Я был близок к отчаянию и мучительно пытался найти хоть какой-нибудь выход, чтобы прекратить бойню. Пока наш конвой оставался единым соединением, корабли эскорта нервно рыскали вокруг, стараясь обнаружить практически невидимого врага. У нас была только одна надежда: засечь белую волну (след, оставляемый подлодкой), заставить противника погрузиться и, таким образом, дать возможность нашим гидролокаторам засечь подлодку и затем забросать глубинными бомбами. Все было подчинено решению этой задачи. Идя слегка извилистым курсом, я пытался обследовать каждую показавшуюся мне подозрительной точку окружающего пространства. Все приборы работали.