Властелин вероятности

Девушка взяла тонко отточенный карандаш и вытянула из стопки лист бумаги. Пальцы дрогнули, первые штрихи обозначили горизонт.

Так думалось намного легче.

На листе появились робкие волны залива, тонкие нити колышущейся осоки и беззащитная фигурка Лесика с пистолетом в руке.

Странная вещь – судьба. Никогда не знаешь, что и как на нее повлияет.

Анечка вспомнила, как собирала вещи в родном Ишиме, как прощалась с друзьями, которые не советовали ей никуда уезжать. Как сошла с поезда в Питере, как сняла густо заселенную крысами коммуналку. Мечтала поступить в университет, но оказалось, что это просто лишь в мечтах. А в большом мире за пределами Ишима все упиралось в деньги. Она осталась совершенно одна в чужом городе, почти без денег, без друзей, без квартиры…

Конечно, Лесик ее спас. Еще одну зиму на улице она бы точно не пережила. В общем-то она уже умирала. Не потому, что жить было не на что – она мыла посуду в столовых и вагоны на вокзалах, а также собирала бутылки, но она уже не хотела жить. Просто устала от каждодневной войны за право встретить сырой рассвет.

Осень уже хозяйничала на улицах, выметая опавшими листьями последние остатки лета. Анечка сидела на крыше старого дома и провожала заходящее солнце. Было зябко, и ветер не радовал, как бывало в детстве. По щекам катились слезы – ей было о чем поплакать.

Гулкие шаги по железу неожиданно раздались за спиной, и девушка обернулась. Напугать ее уже ничего не могло, она обернулась не в страхе, а с затаенной надеждой. Возле входа на чердак стоял парень, смотрел ей прямо в глаза и прижимал палец к губам. На его плече висел автомат с толстой блестящей насадкой на коротком стволе. Анечка подумала, что это глушитель.

Незнакомец сделал знак рукой, и из-за кирпичной трубы вышла стройная девушка в кожаных брюках и легкой куртке. Лица ее видно не было, его скрывал большой черный шлем с короткими окулярами и витым черным проводом возле уха. У нее в руках тоже был автомат с точно такой же насадкой. Это могли быть менты или невесть кто еще, но ситуацией Анечка все равно не владела, поэтому равнодушно ждала, что будет дальше.

Парень продолжал прижимать палец к губам, а девушка, не снимая маски, вскинула автомат и шарахнула в Анечку короткой очередью. Но вместо того, чтоб умереть, Анечка поняла, что на стволах были не глушители – слишком уж громко ударил звук. А вот пули прошли через тело мягко, разрывая не плоть, а что-то в душе, вызывая страх, панику и черное, как смола, отчаяние.

Анечка пришла в себя на той же крыше, лежа лицом вниз и ощущая сталь наручников на запястьях.

– Ты кто? – спокойно спросил парень, прижимая ее стволом автомата к крыше.

Анечка промолчала. Менты так точно не работают, а кому попало выкладывать свою биографию она не собиралась.

– Оглохла? – сказал парень.

Он попробовал поднять девушку за воротник куртки, но та улучила момент и укусила его за руку.

– Вот бестия… – фыркнул парень, потирая запястье. – Откуда ты такая взялась? Кошка драная.

Девушка за его спиной прыснула и сняла жутковатую маску.

– Сам ты драный, – заявила Анечка.

Незнакомка присела на корточки и порылась в кармане куртки.

– Будем колоть амнезин? – спросила она. – Или пошла она на фиг, препарат на нее тратить? Десантника с ее спины я сняла, так что контактных можно не выявлять. Поехали, Лесик, а то сейчас на стрельбу начнет серое воронье слетаться.

– Подожди. – Лесик задумался. – Эта дикая кошка с крыши явно ничейная. А у нас двух единиц в ячейке не хватает. Давай ее свозим к Его Превосходительству. Жалко, сдохнет ведь зимой.

– Ты бабник, – усмехнулась девушка и пристально посмотрела Анечке в глаза.

В голове возникло ощущение, будто кто-то копается в мозгах закопченной кочергой. Затошнило, но Анечка взяла себя в руки.

– Н-да… – Незнакомка встала и подошла ближе. – В ней что-то есть. Не пойму, что именно, но что-то есть. Поехали, девочка. Пойдем, пойдем.

Анечка не собиралась никуда идти, но ноги подняли ее и понесли сами, будто кто-то чужой сидел в голове и дергал за ниточки.

А через месяц осень окончательно вступила в свои права.

Анечка стояла в малом кабинете Его Превосходительства и, словно школьница на экзамене, с невероятным стеснением выговаривала слова странной Присяги:

«Я, гражданка России, вступая в ряды сотрудников Института прикладной экзофизики, торжественно клянусь быть хитрым, осторожным, умным и предприимчивым агентом, строго хранить государственную тайну, соблюдать законодательство Российской Федерации в частях, не противоречащих уставу Института, беспрекословно выполнять устав Института и приказы штабного и непосредственного начальства.

Я всегда готова по приказу Института выступить против любого врага российского народа, явного и неявного, видимого и невидимого, материального и нематериального, и, как агент Института, клянусь защищать российский народ мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови, самой жизни и души для достижения полной победы над врагами.

Если же я нарушу эту присягу, то пусть меня постигнет суровая кара Института – всеобщая ненависть и презрение моих товарищей».

В этот день Лесик подарил ей очень старое зеркальце с литой бронзовой ручкой, почти не годное – серебристый слой под стеклом сильно облез.

– Ну… – За напускным равнодушием тона было трудно понять, что он чувствует. – Это, типа, на счастье. Купил у сумасшедшей старухи на блошином рынке.

– Спасибо. – Анечка здорово удивилась, но подарок взяла.

– Это не просто так, – все же пояснил Лесик. – В него можно увидеть почти все, что берет стандартный эфирный детектор. Кроме обычного фона. Ну, начиная со структур класса «Би». Я хотел переслать его в Москву на экспертизу, но Иван Сергеевич сказал, что ни к чему… Ну, простая игрушка. Мощность слишком мала. Видать, сделал какой-то доморощенный умелец из обычного зеркальца, да еще по инструкции какого-нибудь древнего алхимика. Похоже, он ничего не слышал ни об анизотропии пространства, ни об СВЧ-подсветке. Я забрал, а то лежало бы на складе тысячу лет. Тебе пригодится.

– Зачем? – еще больше удивилась девушка. – Если в него почти ничего не видать?

– Чтоб не забывала, в каком мире живешь. Теперь тебе это постоянно придется помнить.

А через пару дней началась обычная работа. Ячейка Ивана Сергеевича состояла тогда из трех человек – сам Его Превосходительство, Ирина и Лесик. Анечка стала четвертой. Позже к ним присоединился Денис. В общем-то, он и был ее первым заданием.

Все три самоубийства, которые Его Превосходительство поручил тогда расследовать Анечке, имели едва заметную точку соприкосновения. Все три жертвы были художниками. Очень разными – от преуспевающего владельца собственной галереи до полунищего рисовальщика. Таких самоубийств происходит десятки, но Его Превосходительство недаром имел славу замечательного оперативника – у него был нюх, интуиция. Он умел нутром чувствовать Прорыв и поднаторел в этом деле настолько, что выявлял его по мельчайшим, непонятным для остальных деталям.

Анечка пробовала учиться, пыталась понять, что же именно навело его на мысль о попытке Прорыва, но не могла. Точнее, у нее возникло ощущение, что Его Превосходительство просто перестраховывается, выискивая признаки Прорыва в каждом странном случае на подответственной территории. И возможно, он был прав. Даже скорее всего был прав, поскольку перестраховка была его прямой и важнейшей обязанностью. Долгом.

К тому же он редко, очень редко ошибался. Хотя иногда начинал дело лишь по одному, косвенному признаку, например, из-за избытка адреналина, обнаруженного в трупе при вскрытии. Но даже по таким мелочам, которым и естественных объяснений масса, он выявлял и уничтожал силами ячейки от двух до пяти десантников за полгода. Это в среднем. Но по ячейке ходили легенды о том, как Ирина за один день уничтожила полтора десятка этих тварей, в упор расстреляв из пулемета заседание Свидетелей Иеговы.

Поскольку в деле художников столкновений с десантниками не предполагалось, Иван Сергеевич решил поручить это расследование именно Анечке. По его мнению, именно девушка могла справиться с этим делом наилучшим образом, а Ирина в то время была слишком занята – вела дело о сумасшедшем водителе.

Анечка ей завидовала – водитель по результатам психотестирования оказался вовсе не сумасшедшим, но даже под глубоким гипнозом выдавал одну и ту же версию случившегося. Уставший, сонный, замученный, он был уверен, что находится в засекреченном отделе ФСБ, замаскированном под авторемонтную мастерскую. И с монотонной уверенностью писал одно объяснение за другим. Смысл каждого заключался в том, что он, Бондарев Александр Семенович, подвержен нападениям Сатаны и пытался уничтожить врага рода человеческого путем наезда собственным автомобилем.

Наезд не удался – вместо Сатаны был уничтожен киоск «Роспечати», повреждено три автомобиля и разбита огромная магазинная витрина на Невском. Но конечной целью героического выезда Александра Бондарева оказалась не она, а психушка, в которую ему пришлось отправиться после двух ночей, проведенных в милиции. Только оттуда, причем с невероятным трудом, Его Превосходительство смог вытащить совершенно обалдевшее, грязное и избитое орудие борьбы со злом.

И вот, пока это самое орудие выдавало «словесный портрет Искусителя», Анечка вынуждена была ехать на Васильевский остров и, словно воровка, тайком проникать в то, что нищий художник называл когда-то своим жильем. На самом деле это был кое-как оборудованный для жизни чердак без каких-либо удобств, но с явными признаками художественной мастерской.

Работа предполагалась рутинная, и Анечку утешало лишь то, что ей, как любому агенту Института, был положен на задании настоящий пистолет Макарова. Сейчас он висел в поясной кобуре под полой старенького пальто, придавая непривычную значимость происходящему.

На чердаке было много картин, столько она еще никогда не видела. Старые, уже высохшие полотна изображали мосты, город и виды залива, но новые холсты, пахнущие свежей масляной краской, создавали ощущение быстро накатывающегося безумия. Серые тени на почти таких же серых стенах, ветви деревьев, сплетенные в жутком экстазе, капающая через закрытую дверь кровь. Одно и то же лицо в отражении стекол. Одна из картинок особенно удивила Анечку – на ней худощавый мужчина в коротком сером пальто стоял на набережной Невы, а над его головой корчилась бледная медуза. Вернее, голова человека являлась телом медузы, а двенадцать длинных щупалец извивались вокруг нее. На другой картине был нарисован трамвай без номера, совершенно черного цвета, нарисованный так, будто он вот-вот задавит рассматривающего картину. Но не трамвай поразил Анечку, а мечущиеся вокруг духи. Тонкие, изгибистые духи Васильевского острова – точно такие же, как в окулярах эфирного детектора. Анечке и в голову не могло прийти, что кто-то способен видеть их без специального оборудования.

Она беспокойно оглянулась. Рядом с картиной стояло большое зеркало в деревянной раме, тщательно замотанное серым холстом. Анечка отдернула старую мешковину, и тут же в комнатку хлынула столь мощная волна ужаса, что пришлось зажмуриться. Это было похоже на ужас смерти, когда отвратить ее уже невозможно.

Волна схлынула так же неожиданно, как и возникла, оставив в теле неприятный озноб. Открыв глаза, девушка успела разглядеть в зеркале не только собственное отражение, но и неясную тень, мелькнувшую за спиной. Новый приступ ужаса заставил ее выхватить пистолет, хотя уже в следующий миг это показалось ей глупым. В комнате никого не было, чужие глаза смотрели только с полотен картин.

Анечка сунула пистолет в кобуру и попробовала поискать что-нибудь похожее на дневники – самые важные для нее улики, но не нашла. То возникающее, то отпускающее ощущение чужого присутствия мешало работать. В конце концов Анечка не выдержала и снова накрыла зеркало мешковиной. Затем вынула из сумочки блокнот, торопливо сделала наброски «жилища» и поспешила покинуть это страшноватое место.

Уже в подъезде вновь возникло ощущение чужого присутствия, пробежало по спине волной холода. Лесик говорил, что подобное ощущение вызывается у людей близким присутствием значительного объема псевдомассы. Бесплотной тварью, попросту говоря. Эдакий инстинктивный, вбитый в подсознание страх.