Ученик якудзы

– За десятку?

– Забирай за десятку.

– О, нормальный базар! – обрадовался Вася. – Я твою тачилу видел, она еще побегает о-го-го как!

«Сам знаю», – безразлично подумал Виктор. А вслух сказал:

– Я тебе сейчас доверенность выпишу, а ты ее хоть сегодня от моего дома заберешь. Мне бы в зал напоследок заскочить и потом до дома доехать. Ключи я в свой почтовый ящик брошу. Открыть сможешь?

Вася хмыкнул многозначительно.

– Почтовый ящик-то? Не переживай. Если сам не справлюсь, имеется у меня авторитетный медвежатник с автогеном. В моей бригаде любые спецы есть, только тебя не хватает. Конкретный ты пацан, Виктор. И башковитый. За то и уважаю. А до дома своего ты еще не раз доедешь. Десятку за тачилу я тебе туда же на счет определю.

– Определяй, – пожал плечами Виктор.

Торговаться было лень – да и незачем, в общем-то. Ближайшее будущее, в которое предстояло окунуться, казалось мутным и нереальным, как бред наркомана. А настоящее было уже лишь преддверием этого бреда, в данный момент особого значения не имеющим.

Виктору было знакомо это чувство, когда решение принято резко и неожиданно для самого себя.

Р-раз!

И привычный мир разваливается на кусочки, разлетается цветными осколками, как стеклышки в калейдоскопе, для того чтобы собраться в совсем уже иную фигуру, абсолютно не похожую на предыдущую.

Так было тогда, когда он отказался ехать с сестрой Галькой в деревню и сменить кровавую «свою жизнь» на тихое деревенское болото.

Так было и сейчас.

«Ну что ж, посмотрим, какие вы из себя, злые японские ниндзя, – подумал Виктор, в предпоследний раз поворачивая ключ в замке зажигания уже не своей машины. – Если такие же глупые и смешные, как в „Бэтмене“, то мы еще поглядим, кто над кем эксперименты ставить будет…»

* * *

Последнее время Виктор регулярно – ну почти регулярно – ходил в качалку. Заинтересовало железо. Наверно, все-таки сказались пережитые приключения, в ходе которых не раз приходилось наблюдать мощные торсы своих тайных и явных оппонентов. И хотя порой приходилось тех оппонентов отправлять к праотцам, несмотря на их торсы, но все ж таки… В общем, захотелось помимо внедорожника, магазина, относительного финансового благополучия и дара-проклятия в состоянии полной отключки убивать людей изощренными способами, чтобы, скажем, второго августа[6 - 2 августа – День воздушно-десантных войск.] не стыдно было за рулем своего «тачила» проехаться в одной дембельской тельняшке.

…«Зал» был полуподвалом. Сыроватым, наскоро обшитым кем-то где-то украденной вагонкой, которая местами уже начала плесневеть. Под низким потолком лениво шевелил лопастями громадный вентилятор, мешая тонкую струйку свежего воздуха, сочащуюся из крохотного окошка с горячим углекислым газом, выброшенным из человеческих легких в процессе самоотверженного труда их хозяев.

На деревянном дощатом полу в беспорядке валялись грифы от штанг, блины, замки, все в пятнах коррозии и только в местах постоянного контакта с человеческими ладонями отшлифованные до естественного металлического блеска. По всей площади зала были расставлены несколько скамеек и тренажеров, сваренных из металлического профиля грубо, но надежно. У человека непосвященного, но образованного эти конструкции могли вызвать ассоциации с гильотинами и древними пыточными машинами, выкопанными из подвалов средневековых замков и установленными в подвал современного жилого дома для услады местных мазохистов.

Мазохистов в зале было немного, человек пять. Видимо, отсутствие комфорта и кондиционированного воздуха им нисколько не мешало. Люди, шумно выдыхая, толкали штанги, тягали жуткие с виду гантели и трудились в пыточных машинах, судя по искаженным лицам, страдая неимоверно. Руководил процессом седовласый Геракл, бугрящийся кошмарной, но на удивление пропорциональной мускулатурой. На лицо Гераклу можно было дать лет пятьдесят пять – шестьдесят, но фигуре позавидовал бы любой двадцатилетний подросток.

– Здоро?во, Степаныч, – поприветствовал Виктор Геракла, войдя в зал.

– И тебе не кашлять, – бросил Геракл с явно негреческим отчеством Степаныч. – Опаздываешь.

– На работе задержался, – повинился Виктор.

– Еще раз задержишься – из зала вылетишь, – нелюбезно парировал Степаныч. – Быстро переодевайся – и работать.

Виктор повиновался. Гавкаться с хамоватым Гераклом резону не было. За полгода усиленных тренировок под руководством бывшего заслуженного тренера международного класса по тяжелой атлетике, вследствие некоторых проблем с законодательством вынужденного сменить большой спорт на полусырой подвал, а тяжелую атлетику на модный бодибилдинг Виктор набрал десять килограммов чистой мускулатуры.

К тому же несколько месяцев назад Степаныч приволок в зал и подвесил к потолочному крюку громадный мешок, сшитый из воловьей кожи и набитый чем-то на редкость твердым. Тогда у диковинного тренажера собрались все, кто был в качалке.

– Ты вроде как каратэ занимался, – сказал Степаныч Виктору. – Давай, пробуй.

– Да я так, до армии немного… – замялся было Виктор.

– Сказано, бей, – рыкнул Степаныч.

Виктор сосредоточился, закрыв глаза на полминуты, – и саданул, как учили до армии в каратэ, от бедра, подкрутив кулак, с «киай» обычным, вменяемым, громким и… как оказалось, бесполезным.

Права была Александра. Это, как она говорила, в состоянии боевого транса проявлялись у Виктора какие-то нечеловеческие способности, вследствие которых и удары были что надо, и результаты тех ударов – не приведи Господь никому на себе прочувствовать. И сейчас Виктор перед тем как мешок долбануть, понадеялся – а вдруг проявится? Потому и пыхтел перед мешком, закрыв глаза и вызывая в себе полузабытые ощущения неземного голоса, звучащего в голове…

Не проявилось.

Кулак вкрутился в грубую воловью кожу… Виктору показалось, что он ударил в стену. Мешок едва заметно качнулся и вернулся на исходную. Виктор же слегка обалдело смотрел на стремительно распухающее запястье и клок кожи, свисающий с ударной поверхности кулака.

Кожи своей, не воловьей.

Все, что изменилось во внешнем виде мешка, – так это пятно крови появилось на нем, будто кисть кто обмакнул в алую краску и ткнул ею забавы ради в стокилограммовую черную сардельку.

– Понятно, – хмуро бросил Степаныч. – Руку давай.

– А?

Боль в запястье нарастала, и потому руку Степанычу давать не хотелось. Хотелось взять ее, покалеченную, нежно и нести в больницу к добрым докторам, которые за деньги сделают все, что требуется, аккуратно и безболезненно.

Виктор попытался увернуться, но Степаныч оказался проворнее. Он ухватил Виктора за руку своей лапищей повыше вывихнутого запястья – словно капканом прихватил.

– Глаза закрой.

– Степаныч, а может…

– Глаза закрой, сказал!

Виктор хотел было объяснить, что, мол, не надо репрессий, что сам виноват, что сейчас не сто?ит ничего делать, что врачи…

Объяснить он ничего не успел. Степаныч ловко перехватил травмированную руку и резко рванул кисть на себя, словно пробку из бутылки шампанского выдергивал.

Виктор охнул и присел от резкой боли. Но это было еще не все.

Пальцами, по ощущениям похожими на гвозди, Степаныч начал мять пострадавший сустав. В глазах Виктора потемнело.

– Степаныч, ты чего делаешь!!! – заорал он не своим голосом.

– Спокойно, – бросил Степаныч, отпуская горящую огнем руку Виктора. – Переломов вроде нет. В холодильнике лед возьмешь, приложишь, шкуру ножницами срежешь, кисть перебинтуешь. День отдыхаешь, с послезавтра две недели работаешь в напульснике. Спецпрограмму индивидуальную на этот период я тебе распишу. Помимо всего прочего будем учить драться. Свободен.

– Учить драться, – ворчал Виктор тогда по дороге домой. – Да я сам кого хочешь…

Однако надо было признать, что без малого за год относительно спокойной жизни армейский навык реального боя практически сошел на нет. Даже топор, забытый в сарае, ржавеет и тупится от безделья. Что уж про человека говорить. Немного расслабишься – и вот тебе, пожалуйста. И кулаки уже не кулаки, и пресс зарос нетолстым пока слоем благополучного жирка, и, того и гляди, скоро хулиганистые подростки у подъезда закурить начнут просить. С неизменными последствиями той незатейливой просьбы…