Щитом и мечом

– С какой стати? – спрашивал я, хотя, не скрою, был бы польщён назначением.

– Да ты сам посуди – кого ещё? – горячился Василий.

– Был бы стол, а кого посадить – найдётся, – хмыкал я, в душе лелея надежду.

Плох тот чиновник, который не хочет стать большим начальником.

– А Ушаков?! Нешто он другого предпочтёт? – удивлялся Турицын, искренне полагавший, что по значимости Андрей Иванович идёт чуть ли не вторым после императрицы.

Василий ошибался. Ушаков, несмотря на высокий чин и немалую должность, не обладал всей полнотой власти, ему приходилось считаться с подковерной борьбой, которую вели между собой дворцовые партии.

Естественно, никто нас в детали не посвящал, но отголоски всё равно долетали. Как ни крути – мир тесен. Где-то есть обязанный тебе знакомый, или кто-то не воздержан на язык и позволяет себе лишнее. Но мне было совершеннейшим образом всё равно, что мутили всякие остерманы с биронами. Кого бы они ни выбрали – Федора этим не вернёшь.

И вот тайное наконец стало явным. В воскресенье всех свободных от дежурства смершевцев вдруг сдёрнули с мест и вызвали на службу.

Вестовой, прискакавший за нами, многого не сообщил.

– Велено передать, что новый комиссар к себе требует.

– Новый комиссар… А кто он таков? – заинтриговался Иван.

– Ишо не знаю. Фамилия яво Белов… Грят, из бывших драгунских полковников.

Мы пожали плечами: Беловых, что Ивановых – пруд пруди. Поди догадайся, на каком остановили выбор.

– Ладно, на месте узнаем, – сказал я, а братец принялся ломать голову, извлекая из памяти всех известных ему Беловых.

– Может, Степана Алексеевича племянник?

– Какого Степана Алексеевича?

– Да того самого… Ты должен его знать! Помнишь, дело о краже пороха?

– А, этого… Может, и впрямь его племянник?

– Нет, вряд ли… Напутал я. Того Белова в Штаты отправили.

Я невольно усмехнулся. Тут в обиходе привыкли называть Штатами или Генеральными Штатами современную мне Голландию. Такие вот парадоксы эпохи. У людей моей эпохи ассоциации со словом «штаты» абсолютно иные.

Через час народ толпился перед кабинетом нового начальника. Выяснилось, что никто толком не знал, кто он такой и откуда взялся. Многие переживали, что всё произошло чересчур быстро, и они не успели по старинной традиции приготовить подношение.

– Господа, известно ли кому, что любит новый комиссар? – не удержался и высказался вслух Миша Барыкин, зачисленный в штат СМЕРШа меньше месяца назад.

Его перевели из гвардии, где Миша подвизался в качестве одного из осведомителей Ушакова, и, очевидно, подвизался удачно, поскольку был отмечен и обласкан.

– Щенков борзых, – хмыкнул я.

– Сие доподлинно известно? – уставился на меня Барыкин.

Я не успел ответить. Незнакомый секретарь, очевидно, прибывший вместе с комиссаром, распахнул высокие тяжёлые двери.

– Прошу, господа. Заходите! Комиссар ждёт.

Звеня шпорами, всей оравой ввалились в кабинет.

В центре стоял невысокий худощавый человек с острыми неправильными чертами лица. Впалые глаза, заострённый нос, слегка оттопыренные уши, резко выступающие скулы, плоская, как блин, фигура, болезненная худоба, – всё это вызывало на редкость неприятные эмоции. Такими обычно показывали гитлеровских офицеров в военных фильмах сороковых-пятидесятых годов.

Лишь идеально прямая спина и характерная для военного выправка сглаживали неприглядное впечатление.

«А он точно Белов?» – подумал я.

Построить мундир по новому месту службы полковник не успел и потому был в прежнем, драгунском.

Одесную от комиссара расположился небольшой столик с резными ножками, смахивающий на журнальный из моего прошлого. На нём покоился широченный поднос с горой лесных орехов. Кто-то убил не час и не два, на то чтобы их очистить.

Мы изумлённо косились на терриконы орехов.

– Рад видеть вас, господа, – с лёгким, похожим на прибалтийский акцентом сказал комиссар. – Позвольте представиться – Макс фон Белов. С этого дня я ваш новый начальник. Любить и жаловать меня не нужно, а вот подчинения от вас я потребую беспрекословного.

Комиссар звонко щёлкнул кавалерийскими шпорами.

– Я сначала думал, что наш, русский, а он – «фон», оказывается. Немец… Типичный пруссак, – шепнул я Ивану.

– Точно. Удружили, – взгрустнул Ваня.

Фон Белов с подозрением глянул на нас. Мы тут же замолчали.

Убедившись, что внимание приковано к его персоне, комиссар изрёк:

– С каждым из вас я ещё успею познакомиться ближе и переговорю наедине. А сегодня хочу лишь довести до вашего сведения одну простую вещь: нам предстоит немало потрудиться во благо России и государыни, и, коли мне доверили столь высокий пост, я сделаю всё, чтобы и в дальнейшем снискать благосклонность императрицы. Будучи строгим к себе, я буду строгим и к вам. Лентяи пусть сразу пеняют на себя. Я готов терпеть возле себя дурака, если это исполнительный дурак, но, надеюсь, к вам, господа, это не относится.

Закончив, он опустил костлявый подбородок и указал рукой на столик с орехами:

– А сейчас – угощайтесь. В медицинских трактатах пишут, что орехи крайне полезны для работы ума. Ну… смелее!

Белов выжидательно уставился на смершевцев. Те пребывали в состоянии, близком к шоковому.

– Он что, нас за белок принимает? – снова шепнул я.

– А ты думал – секретаря в кабак за водкой для нас пошлёт? – отозвался Иван.

– Да хоть бы и так… А эти орехи! Издевательство. Я себя идиотом чувствую!

– Так нерусь! Чего ты хочешь? Кстати, а орехи взаправду для ума полезные?

– Про ум не знаю, а вот для потенции самое то.

– Для чего? – остолбенел Иван.