Кремль 2222. Крылатское

– Чубарь, давай по-быстрому свали этого задохлика и пошли брагу пить! – Это уже кто-то из односельчан моего противника решил поддержать знакомого. – Чего с ним возишься?

Разумеется, только по праздникам у нас выпить и можно. В обычные дни никому ни капли, да люди и сами не пьют. Некогда, весь день вертишься в заботах, даже если в округе тихо. Выжить – самое трудное дело на земле. В Москве – точно.

Противник смотрел на меня и злился. Сильно злился! Накручивал себя как берсеркер. У него все волосы уже дыбом встали, нижняя челюсть ходила ходуном, разве что пар из ноздрей не шёл.

Сошлись поближе. Чубарь смешно запыхтел, широко развёл лапы, будто обнять хочет.

Что я ему, девка красная? В сторону уклонился, да слегонца по рёбрам стукнул, а то ишь что удумал: бочину открытой оставил. Будь на моём месте нео, давно бы Чубарь мертвее мёртвого валялся. Но разве ж я обезьян какой?!

Пусть Чубарь не сват мне и не брат, всё равно свой, из Комплекса. Ополченец. Мне, может, его ещё с неба прикрывать, а ему меня из беды вызволять, если в неподходящий момент крыло поломается. Потому и врезал чуток, для острастки.

Только лучше б как надо приложился. Чубарь взвыл живоглотом да с рёвом (хоть уши затыкай) на меня… Замолотил руками, что та мельница. Силушкой Господь его не обидел. Попадёшь под кулачище – с копыт долой.

Зато я вёрткий, сноровистый. От ударов ухожу, да всё тычками пользую. Они с виду мелкие, незаметные, но дело делают. То руку Чубарю малость отсушу, то ногу. Всё по батиным наставлениям.

Он как понял, что богатырь из меня не получится, разным хитрым премудростям учить стал. Мол, на всякую силу свой манёвр изыщется. И не ошибся: в фенакодуса корм пошёл! Быстро я ту науку в себя впитал, а теперь пользовался.

Не возьмёшь меня так с бухты-барахты. Попотеть надобно!

Народ честной веселится, хохочет. Всем потехам потеха! Об заклад бьются. Наши (успел заметить, как шмыгают в толпе), само собой, на меня ставки делают. Потом поделятся, братья, пусть и названые, всё ж таки.

А я, пока Чубарь совсем в зверя не превратился, решил, что на сегодня хватит. Пора и честь знать. Кроме нас и другие бойцы имеются, застоялись как фенакодусы на конюшне. Улучил нужный момент, бац-бац… Первый легкий удар с левой руки в болевую точку под носом, чтоб голова запрокинулась, а второй с локтя – в “солнышко”. Тоже слегка, чтоб диафрагму не порвать. Но этого хватило. Чубарь пополам сложился, все, что с утра ел, – на землю вывалил. А распрямиться не может.

Тут к нему лекарка подскочила, суетиться начала, но я-то себя знаю: всё обойдётся. Ястребок своего не обидит! Отойдёт скоро парень!

– Молодца! – Дядька Аким хлопнул меня по плечу. – Смотрите, парни, как драться нужно. Ничего, скоро вы у меня все такими будете!

Тут и названые братья подоспели, обнимают, хвалят наперебой.

– Айда праздновать! – говорят.

Мест, где можно посидеть-отдохнуть, на ярмарке полно. Тут тебе и трактир тётки Матрёны, со скатертями льняными, полами отскобленными, стульями резными, посудой разукрашенной. Туда отец захаживать любит. Есть харчевни попроще: с полотняным навесом, брёвнами вместо лавок. Ну и совсем экономический вариант: прямо под открытым небом стоит на костре котёл, в нём похлёбка булькает. Приходи со своими миской-ложкой – нальют. И возьмут недорого.

Одно плохо: публики в ярмарочный день везде полно, а хочется посидеть в своей компании.

– На наше место пойдём? – предложил Ероха.

Остальные его поддержали.

Даже в тесном и скученном Комплексе есть места, куда редко кто заходит. Одно такое мы облюбовали для себя.

По пути зашли в харчевню, попросили собрать узелок на скорую руку. Огненное зелье нам ни к чему, небо пьяниц не любит. Летунам это правило вдалбливают с самого начала. Называется техникой безопасности. А вот поесть после хорошей драчки – сам бог велел!

Уселись на камнях (денек жаркий, камешки как печка раскалились), узелок развернули. Не скатерть-самобранка, но мы и такому рады. В еде ведь что главное? Чтобы на всех хватило и ещё осталось! Не больно-то нас разносолами баловали.

– Давай пять, Нечай! Лихо ты своего уделал! – восхищённо произнёс Ероха, пожимая мне руку.

Другие его поддержали, тоже стали поздравлять. Победителей у нас любят.

Вот только героем я себя не чувствовал. Да, победа была честной, но, положа руку на сердце: Чубарю ещё в ополчении учиться и учиться. Глядишь, через годок я с ним один на один не рискну выйти. Особенно, если за него мой батя возьмётся. У отца дел по горло, но до новобранцев он снисходит. Делится опытом, который приобрёл в кремлёвской дружине.

Жаль только, нет у нас таких бойцов как в Кремле. И старается народ, всё перенимает, но… до дружины нашим ополченцам далеко. Слабы мы против них, если честно. Не знаю, почему. А батя, может, и знает, да вслух не говорит.

Пока размышлял на эту тему, братаны еду уничтожили, но для приличия кусман-другой мне оставили. Я на них не в обиде. В большой семье, как говорится, клювом не щелкают.

А потом приковылял дядька Аким. Он про наше тайное место знает. Всегда нас находит.

Примостился рядышком, глаза сурово прищурил. По всем признакам дело идёт к тому, что будет сейчас перед нами толкать нравоучительную речь.

Есть у дядьки дурная привычка. И главное – так складно по полочкам всё разложит, так косточки пропесочит, что потом не знаешь, куда со стыда спрятаться.

Однако я ошибся. Дядьке Акиму было не до речей.

– Что-то пойменских я сёдня на ярманке не приметил, – вполголоса произнёс он.

Пойменские – дальние соседи, поселение у них небольшое, но укреплённое что Брестская крепость. Говорят, существовала такая в стародавние годы, а защитники её были героями из героев. Такими, что им и стены каменные не нужны.

Находится Пойменское неподалёку от канала, аккурат возле поймы (отсюда и название). Тамошние жители наловчились тягать рыбу прямиком из канала. И ведь ничего не боятся, никакие твари им не страшны. Рыбу эту они разделывают, потом всякими хитрыми методами обрабатывают, да в Комплекс поставляют. Ещё ни один, кто «заготовки» их пробовал, не отравился. Даже животом не маялся. Потому что эта, как её… «технология»!

Ярмарка для пойменских – дело святое. Ни одной не пропускали. Как и маркитанты!

– Ты к чему клонишь, дядя Аким? – спросил я.

– Да к тому, что слетал бы кто из вас. Посмотрел, всё ли ладно в Пойменском. Неспокойно на душе у меня чего-то.

Когда старый воин говорит такое, значит, и впрямь – что-то произошло.

– Слетать – слетаю, дядя Аким, – уверенно сказал я. – Только ты с главным нашим поговори. Он самовольства не любит. Осерчать может.

– А точно сам полетишь? – прищурился дядька Аким. – Не отбил тебе ничего Чубарь?

– Если и отбил, так его Варька мигом на ноги поставит, – захихикал кто-то из названых братьев, а я невольно покраснел.

Может, выгорит у нас что-то, может, нет, но лучше, чтобы сладилось. У меня до Вари были уже… девушки. Даже из Пойменского одна. Но с Варей всё по-другому. Там плотское было, а тут душа. И Варе это не хуже меня известно.

Дядька Аким шутку не поддержал. Наоборот – посерьёзнел, сдвинул брови к переносице, насупился.

– Бери выше, Нечай. Я с отцом твоим разговаривал.

– И что он сказал?

– Лететь надо, вот что. И у него кошки внутрях скребут.

– Тогда чего тянуть, дядя Аким. Пошёл я.

– Погодь, – придержал меня ополченец. – Один полетишь?

– Один. Мне компания ни к чему.