Прощание с первой красавицей

– А что еще с тобой было делать? – засмеялся Иван, останавливая машину. – Ты же отказалась почтительно внимать моей смехотерапии.

Достойно ответить мне помешал владелец шашлычной Руслан. Он распахнул дверцу автомобиля и радостно застонал, причмокивая и оживленно разводя руками:

– Вах-вах-вах, какие люди! Заходите, гостями будете!

– Привет, Русланчик. Шашлычком не накормишь?

Отличительной чертой Ивана было то, что у него находились друзья везде, и если бы было можно, он бы их завел и на другой планете.

– Конечно, накормлю! Как не накормить, такие люди в гости приехали!

Я на ватных ногах вышла из автомобиля и, пройдя несколько шагов, кулем свалилась на деревянную лавку.

Когда Руслан убежал за шашлыком, я задумчиво спросила:

– А вот скажи-ка, Иван, почему южные люди любят исконно русское имя Руслан?

– О, стихами заговорила! Не иначе как стрессотерапия подействовала, – заржал Ванька.

– А, ну тебя, – вяло отмахнулась я.

Руслан притащил шашлык, и вино полилось рекой. Пока они без умолку трещали, обсуждая какие-то свои мужские дела, я мужественно боролась со сном. А когда мы с Иваном вернулись домой, рухнула в постель и проспала до утра без сновидений.

Глава 2

Вставать рано утром на работу всегда было для меня проблемой. Наверное, поэтому я выбрала профессию, в которой опоздание не считается катастрофой, да и сам факт прогула сложно доказать. Впрочем, один раз я все-таки пришла часам к восьми (так уж случилось, что мне не спалось) и обнаружила, кроме охраны на входе, еще трех человек – главного редактора, седого импозантного мужчину лет сорока пяти, которого все фамильярно звали по отчеству – Соломонович; замдиректора по хозяйственной части, энергичного и поджарого дядьку с занятной фамилией Скворец, и секретаря Веру Павловну.

На юбилее редакции, который успел случиться за то короткое время, что я там работала, секретарь выпила лишнего и во всеуслышание заявила, что меня взяли в редакцию только потому, что я – любовница Скворца.

– Не расстраивайся, – успокаивала меня Галя, – ее характер тут все знают, даже между собой из Веры Павловны в Стерву Падловну переименовали. На самом деле именно она была любовницей Скворца, но что-то у них там не заладилось, и они расстались.

– И тетка не нашла ничего лучше, чем обвинить в этом меня!

– Согласись, обидно было бы не найти виноватых, себя-то уж она точно ни в чем не винит.

Через два дня после юбилейного торжества Вера Павловна уволилась, и ее место заняла добродушная хохотушка Таня. Она любила яркие платья и обильно украшала себя бижутерией, отчего иногда походила на новогоднюю елку.

Я шла по коридору, прислушиваясь к странным шорохам по сторонам. Пол был чисто вымыт, кое-где поблескивал влагой, и пахло весенними цветами. Неожиданно сзади скрипнула дверь, послышались шепот и сдавленный смешок.

Обернулась – никого. И вдруг следующая же дверь, мимо которой я проходила, резко распахнулась, пребольно ударив меня, и из нее буквально вывалилась в коридор Вика. Огромная стопка газет, которую она держала в руках, с громким шлепком упала на пол и рассыпалась.

Я ойкнула и отскочила, потирая ушибленную руку.

– Извини, я думала, здесь никого нет… – Вика присела и начала собирать газеты. – Мы, кажется, до сих пор не знакомы?

– Я тебя знаю, ты – Вика.

– Угу. Яковлев сказал?

– Да. – Я тоже присела и стала ей помогать.

– Впрочем, я знаю, что тебя зовут Диана. Можно считать, что познакомились. – Вика с сомнением оглядела увесистую кипу газет и спросила: – Боюсь опять их рассыпать… Не поможешь донести?

– Конечно.

Мы разделили стопку пополам и понесли в подвал, в архив.

– Послушай, я тебя не сильно ударила?

– Пустяки, до свадьбы заживет.

– Нехорошо получилось, – вздохнула Вика. – Честное слово, я не специально! Не обижайся, ладно?

– Я не обижаюсь, – пожала я плечами. – Откуда тебе было знать, что мимо двери кто-то идет?

– Но я все-таки чувствую себя виновной. Пойдем в «Трояк», я угощаю.

– Спасибо, но у меня работы много, – попыталась отказаться я, чувствуя себя страшно неловко: провести обеденный перерыв в «Тройке» я собиралась, как и все последние дни, с Яковлевым.

– Ну вот, – надула губы Вика, – а говоришь, не обиделась.

– Я действительно… – начала я. Но Андриенко бесцеремонно перебила:

– Или ты идешь со мной, или я считаю, что ты не захотела принять мои извинения!

Я вздохнула:

– Ладно, идем.

– Хотя нет, – встрепенулась вдруг Вика. – Знаешь, давай лучше у меня в кабинете посидим. До обеденного перерыва еще дожить надо, а сейчас никак нельзя сорваться, на меня и так уже Соломоныч зуб точит.

Мы прошли к ней в кабинет, где она, весело болтая, залила кофе кипятком, достала пачку сигарет и уселась напротив меня.

Надо сказать, что я раньше почти не курила, но за неделю работы в редакции привыкла дымить, как паровоз.

– А ты Яковлева давно знаешь? – без церемоний приступила к допросу Вика.

– В редакции познакомились.

– И как?

– Что – «как»? – не поняла я.

– Он у нас записной сердцеед. Небось, уже напел про несчастную холостую жизнь, про тоску и одиночество, отсутствие женской ласки и свидание назначил?

– Мы с тобой об одном и том же человеке говорим? – удивилась я. – Мне он не показался…

– Это он специально прикидывается хорошим, – опять перебила меня Вика, – а потом заманит тебя в свои сети и бросит. Как меня.