Нереал

– Откуда он взялся? – зная способность Степашиной откапывать самые фантастические судьбы, я не сомневался, что этого пророка она или на кладбище из могилы восемнадцатого века в глухую полночь извлекла, или освободила из заброшенного подвала местной госбезопасности, где он десять лет жил без хлеба, воды и общества себе подобных.

– Если бы я знала! – воскликнула крошка. – Судя по всему, он цыган. Видите – одет нормально. У кого-то, видимо, живет. Он точно так же обратился на улице ко мне, с ним была Леонтина, вот она его знает уже несколько лет и умеет переводить.

– Переводить? С чего?…

– Т-т-т! – мол, вот с чего, сказал дядька.

– Ну, он же это осмысленно ты-ты-тыкает, – объяснила Степашина. – Если ему правильно задавать вопросы, он так точно отвечает, что мороз по коже!

– Пишет, что ли? – догадался я.

– Если бы он умел писать!

– Без-гра-мот-ный?!? – я посмотрел на ясновидца с большим уважением. Для того, чтобы при советской власти остаться безграмотным, нужно было проявить недюжинные способности к конспирации и подпольной работе. Не то что теперь. Теперь не повели тебя родители в школу – ну и хрен с тобой.

– Пойдемте с нами! – предложила Степашина. – Вы Иманту понравились. Он охотно составит ваш прогноз.

– Как вы его назвали?

– Имант.

– Что же это за имя такое?

Она пожала плечами. Очевидно, происхождение имени не поддавалось переводу с языка «т-т-т». Оставалось недоумевать – как это самое имя вообще выяснили?

Дядька, который действительно сильно смахивал на сытого цыгана, оживился – стал показывать на часы, вдаль, ты-ты-тыкал на разные лады – словом, звал в дорогу.

Я и пошел. Было в этом безумии что-то, не дающее попросту отмахнуться и удрать. Тем более, что идти было недалеко. Редакция «Отчего дома» оказалась тут же, за углом.

Это был двухэтажный деревянный дом. О нем в городе ходили легенды – например, все были уверены, что до революции тут размещался шикарный офицерский бордель. Оттуда, мол, и кабинетная система на втором этаже, и большой зал внизу. Я как историк проверил эту версию и обнаружил, что до революции домовладельцем числился купец Яблочкин. Может, он и сдавал свою недвижимость под бордель, но во всяком случае не шикарный. Потому что следы офицерского притона разврата я обнаружил в месте, считавшемся тогда чуть ли не окраиной. Здание после двух войн, увы, не уцелело, и теперь там, хотите верьте, хотите нет, выстроенный в пятидесятые годы, оснащенный колоннами, фронтонами и гигантской лепниной вендиспансер.

Новые времена и «Отчего дома» не пощадили. Я знал, что многие школы сдавали помещения фирмам, сорок пятая даже умудрилась сдать один из двух спортзалов под склад, а тридцать четвертая имела свой собственный пункт сдачи стеклотары, что наводило на нехорошие мысли о тамошних нравах. Содержать двухэтажный дом редакции, очевидно, оказалось не по карману, и несколько комнат первого этажа были сданы магазину «second hand», о чем и извещала соответствующая вывеска. Хорошо хоть вход себе сэкондхэндовцы прорубили отдельный.

– Скорее, скорее! – приказала Степашина.

Мы быстро вошли в этот липовый бордель, поднялись на второй этаж – и я обомлел. Вдоль стенки длинного коридора стояла очередь. И не простая, а чисто дамская. Такая молчаливая очередь, человек в двадцать, и пестрая до беспредела: между двух старушек церковно-иконописного вида торчала, например, как жупел яркая девица, которую явно держали в секретаршах для услуг совсем иного рода.

Увидев Иманта, все это сборище зашевелилось, негромко загалдело. Я даже явственно услышал:

– Вас здесь не стояло!

Уж не мне ли сие адресовано, подумал я, потому что Степашина, ухватила меня за предплечье, тащила за собой по узкому коридору с явным намерением устроить мне прием вне очереди.

Перед дверью с табличкой «Главный редактор» она остановилась, достала из сумочки ключ, открыла кабинет и первой вошла туда. Второй оказалась черноволосая, редкостно уродливая женщина с худющим лицом и глазами навыкате. А потом одновременно протиснулись и мы с Имантом. Черноволосая немедленно захлопнула за нами дверь.

Оказалось, это и была Леонтина.

Говорят, старые цыганки делаются уродливыми до чрезвычайности. Если Леонтина действительно была цыганкой, лет бы я ей дал по меньшей мере триста восемьдесят шесть.

Имант уверенно подошел к большому столу, как видно – редакторскому, уселся поплотнее и всем видом показал, что готов к приему посетительниц.

– Прогноз личный – сто рублей, по снимку – полтораста, – строго сообщила мне Леонтина. Она уже поставила на маленький столик, примыкавший к большому, раскрытую сумку для денег.

– Вот и прекрасно, – ответил я. – У меня таких капиталов нет, я пойду!

Поняв, что я пытаюсь удрать, Имант привстал и сказал «т-т-т!» Ему непременно хотелось порадовать меня грядущими неприятностями!

– Леня, ты же видишь, – вмешалась Степашина. – Он сразу настроился на волну. Давай переводи поскорее!

– Садитесь напротив него! – приказала Леонтина, а сама села в торце стола, всем видом показывая: готова улавливать мельчайшие нюансы!

– Т-т-т! – потрясая перстами где-то возле огромных глазищ, как бы показывая, что из них, из глазищ, нечто грозное исходит, провозгласил Имант. И сделал жест, как будто разгонял скопившийся над столом туман.

Затем он как бы обвел рукой контуры женского тела и возвел глаза к потолку. Далее в прямой последовательности:

схватился за голову;

сказал «т-т-т-т-т!»

описал перстом несколько кругов и потыкал меня в то место, где грудь переходит в живот;

поскреб рукой стол наподобие кота, закапывающего экскременты;

сказал «т-т-т», но с вопросительной интонацией;

показал четыре пальца.

– Моя твоя не понимай, – на всякий случай попроще выразился я.

– Но это же элементарно! – воскликнула Леонтина. – У вас были крупные неприятности с начальством.

– Начальница, кажется, женщина, – добавила Степашина.

– Две женщины! Но это уже позади, хотя были определенные потери.

– Вы лишились денег! – Степашина явно претендовала на более точный вариант, но Леонтина была по части ты-ты-тыканья поопытнее.

– Не денег, а устойчивости, что ли. И любимая женщина вас бросила.

– Она, скорее всего, ушла к другому… – начала было Степашина, но Леонтина явно отслеживала мельчайшие, микронные изменения моего лица.

– Ее разлучили с вами, но другого Имант возле нее пока не видит.

– Видит!

– Не видит!

Я забеспокоился – неужели хоть четверть той чуши, что пишут в «Отчем доме» про ясновидящих, – правда?…