Трактир «Ямайка»

Мэри услышала, как отодвинули стул, и тот, кто говорил, поднялся на ноги, но в ту же минуту кто-то с ругательством ударил кулаком по столу, и в первый раз дядя Джосс повысил голос.

– Не так быстро, друг, – проговорил он, – не так быстро! Ты уже увяз в этом деле по уши, а совесть к чертям. Я тебе говорю, обратного пути нет, поздно! И для тебя поздно, и для всех нас. Ты мне сразу не понравился со своими джентльменскими замашками да с чистыми манжетами, и, черт подери, я оказался прав. Гарри, прикрой-ка дверь и заложи засов.

Послышалась возня, вскрик, кто-то упал, и в ту же секунду с грохотом опрокинулся стол и кто-то захлопнул дверь, выходящую во двор. Снова гадко засмеялся коробейник и принялся насвистывать одну из своих песенок.

– Пощекочем его, а? – спросил он, оборвав свист на середине. – Трупик получится не такой уж большой, без этих шикарных шмоток. А часы с цепочкой мне бы пригодились. Бедным людям с большой дороги, вроде меня, не на что покупать себе часики.

– Закрой пасть, Гарри, и делай, что тебе говорят, – отрезал хозяин трактира. – Стой, где стоишь, около двери, а если он полезет мимо тебя, пырни его ножом. А теперь послушайте, мистер клерк, юрист или кто бы вы ни были там, в Труро. Вы нынче сваляли большого дурака, но из меня вам дурака не сделать. Вам, небось, хочется выйти вот в эту дверь, сесть на своего коня и поскакать в Бодмин? Ага, а к девяти утра все начальство графства сбежится к «Ямайке», и еще взвод солдат в придачу. Вот о чем думает ваша джентльменская головушка, так?

Мэри слышала, как тяжело дышит незнакомец. Должно быть, его поранили в драке – он заговорил сдавленным голосом, прерывающимся, словно от боли.

– Делайте свое черное дело, если вы без этого не можете, – пробормотал он. – Я не могу вам помешать и, даю честное слово, не буду на вас доносить. Но я не пойду с вами, это мое последнее слово.

После короткого молчания снова заговорил Джосс Мерлин.

– Берегитесь, – тихо произнес он. – Я слыхал, как один человек сказал такие же слова, а через пять минут он научился ходить по воздуху. На конце веревки, друг, и всего на полдюйма не доставал ногами до земли. Я его спросил, как ему нравится быть близко к земле, но он ничего не ответил. Веревка так сдавила его горло, что язык вывалился наружу, и он перекусил его пополам. После мне говорили, ему понадобилось семь минут и три четверти, чтобы умереть.

Мэри в коридоре почувствовала, как ее лоб и шея стали влажными от пота, а руки и ноги словно налились свинцом. Черные точки заплясали перед глазами, и она с ужасом поняла, что сейчас упадет в обморок.

В мозгу у нее осталась лишь одна мысль: нащупать дорогу назад, в пустой холл, и спрятаться в тени за часами. Ни в коем случае нельзя упасть здесь, где ее обязательно найдут! Мэри попятилась от полоски света, хватаясь руками за стену. У нее подгибались колени. Девушка понимала, что ноги вот-вот откажутся ей служить. Уже и голова кружилась, и тошнота подступала к горлу…

Голос дяди Джосса доносился откуда-то издали, как будто он говорил, прикрыв рукой рот:

– Оставь меня с ним наедине, Гарри, тебе сегодня больше нечего делать в «Ямайке». Забери его коня и выпусти на том берегу Кэмелфорда. А я тут сам разберусь.

Мэри кое-как добралась до холла, и, плохо понимая, что делает, повернула ручку двери в гостиную, и, спотыкаясь, переступила порог. Потом она рухнула на пол, уронив голову между коленями.

Должно быть, она на минуту или две потеряла сознание. Черные точки перед глазами сгустились, и весь мир охватила чернота. Но благодаря той позе, в которой упала, Мэри очень быстро снова пришла в себя. Через минуту она уже сидела, опираясь на локоть, прислушиваясь к стуку копыт во дворе. Она услышала, как кто-то ругает коня, приказывая ему стоять смирно, – это был коробейник Гарри. Затем он, видимо, взобрался в седло и ударил пятками в бока своего скакуна. Стук копыт затих вдали. Дядя Джосс остался в баре один со своей жертвой. Мэри попыталась сообразить, удастся ли ей добежать до ближайшего жилья по дороге в Дозмари и позвать на помощь. Придется пройти две или три мили через степь, пока она доберется до первого пастушьего домика. По этой дороге сегодня вечером убежал злополучный идиот. Может быть, он и сейчас еще сидит у канавы, хныча и гримасничая.

Мэри ничего не знала о людях, живущих в домике. Возможно, они тоже из компании ее дяди, тогда Мэри попадет прямиком в ловушку. Тетя Пейшенс, которая спит сейчас в своей кровати, ей не помощница, скорее, обуза. Положение безнадежное. Незнакомцу не спастись, если только он не сумеет как-нибудь договориться с Джоссом Мерлином. Если у него есть хоть немного хитрости, он мог бы одолеть дядю Джосса. Без коробейника они хотя бы равны числом; правда, на стороне дяди перевес в физической силе. Мэри охватило отчаяние. Если бы только у нее было ружье или нож, она смогла бы ранить дядю Джосса или, по крайней мере, обезоружить его, а несчастный незнакомец тем временем смог бы убежать.

Мэри больше не думала о собственной безопасности. Рано или поздно ее здесь обнаружат, нет смысла сидеть, скорчившись, в пустой гостиной. Дурнота уже прошла, и Мэри презирала себя за минутную слабость. Девушка поднялась с пола и, взявшись обеими руками за ручку двери, чтобы было меньше шума, приоткрыла дверь на несколько дюймов. В холле стояла тишина, если не считать тиканья часов, и в коридоре больше не было видно света. Наверное, дверь в бар закрыли. Может быть, в эту самую минуту незнакомец борется за свою жизнь, бьется на каменных плитах пола, задыхаясь в огромных ручищах Джосса Мерлина. Но ничего не было слышно. За закрытой дверью бара все происходило в молчании.

Мэри уже приготовилась снова выйти в холл и по добраться поближе к тому концу коридора, как вдруг сверху послышался какой-то звук. Мэри застыла на месте и подняла голову, прислушиваясь. Наверху скрипнула половица! С минуту было тихо, и вот опять: тихие шаги над головой. Тетя Пейшенс спит в дальнем коридоре, в другом конце дома, а Гарри-коробейник ускакал уже минут десять назад, Мэри слышала это собственными ушами. Дядя Джосс сейчас в баре с незнакомцем, и никто не поднимался по лестнице после того, как сама Мэри спустилась вниз. Опять скрип и тихие шаги. Наверху, в пустой комнате для гостей, кто-то есть!

Сердце Мэри снова отчаянно забилось, дыхание стало чаще. Тот, кто прячется на втором этаже, должно быть, находится там уже несколько часов. Наверное, он забрался туда в самом начале вечера и стоял за дверью, когда она шла к себе в спальню. Если бы он прошел наверх позднее, она услышала бы, как он поднимается по лестнице. Может быть, он тоже наблюдал из окна за разгрузкой фургонов и видел, как слабоумный парнишка с криками бежал по дороге в Дозмари. Их разделяла только тоненькая перегородка. Он, должно быть, слышал каждое движение Мэри: как она упала на кровать, и как одевалась позднее, и как открыла дверь…

Значит, он не хотел выдавать ее, иначе вышел бы на площадку. Если бы он был из той же компании, наверняка поинтересовался бы, куда она направляется. Кто впустил его в дом? Когда он мог спрятаться в пустой комнате? Вероятно, он скрывался там от контрабандистов. Выходит, он не с ними, он враг дяди Джосса. Шаги стихли, и Мэри, как ни прислушивалась, больше ничего не слышала. Но она была уверена, что ей не померещилось. Кто-то прячется в комнате рядом с ее спальней. Может быть, это ее союзник, он мог бы помочь ей спасти незнакомца из бара! Она уже ступила на первую ступеньку лестницы, как вдруг в коридоре снова блеснул свет и Мэри услышала, как открывается дверь бара. Дядя Джосс собирался выйти в коридор. Мэри уже не успевала взбежать по лестнице. Она быстро отступила в гостиную и замерла, придерживая дверь рукой. В холле непроглядная тьма, он ни за что не заметит, что дверь не заперта.

Дрожа от страха и возбуждения, Мэри ждала, при таившись у двери, и наконец услышала, как хозяин пересек холл и стал подниматься по лестнице. Шаги остановились прямо у нее над головой, возле комнаты для гостей. Секунду или две он стоял неподвижно, как будто прислушивался, потом дважды тихо постучал в дверь.

Опять скрипнула половица, дверь комнаты для гостей отворилась. У Мэри упало сердце: отчаяние вновь овладело ею. Все-таки этот человек – не враг Джосса Мерлина. Вероятно, сам Мерлин и впустил его в начале вечера, пока Мэри с тетей Пейшенс прибирали в баре, готовясь к приему посетителей. Тот человек просто пережидал, пока все разойдутся. Это какой-нибудь личный друг хозяина, который не хотел мешаться в его ночные дела и не собирался показываться даже жене трактирщика.

Дядя все время знал, что он здесь, потому и отослал коробейника. Джосс Мерлин не хотел, чтобы коробейник увидел его друга. Слава богу, она не успела подняться наверх и постучать в дверь!

А вдруг они заглянут к ней в комнату, проверить, спит ли она? Тогда ей не на что надеяться. Мэри оглянулась на окно. Окно было забрано решеткой. Бежать некуда! Вот они спускаются по лестнице. Остановились у двери в гостиную. На какое-то мгновение Мэри показалось, что они собираются войти. Они стояли так близко, что Мэри могла бы дотронуться до плеча дяди Джосса через приоткрытую дверь. Его шепот прозвучал около самого ее уха.

– Как скажете, – выдохнул он, – вам решать, не мне. Я это сделаю, или сделаем вместе. Только скажите.

Стоя за дверью, девушка не могла ни видеть, ни слышать дядиного собеседника. Возможно, он ответил жестом или подал какой-то знак. Они свернули в дальний коридор и прошли к бару.

Дверь за ними закрылась, и больше ничего не было слышно.

Первое, инстинктивное желание Мэри было отпереть входную дверь, выскочить на дорогу и бежать от них как можно дальше, но, подумав, она поняла, что это ей не поможет. Кто знает, возможно, коробейник и другие соучастники дежурят у дороги на случай каких-либо осложнений.

Похоже, этот новый незнакомец, который весь вечер прятался наверху, все же ее не услышал, иначе сразу рассказал бы об этом дяде Джоссу и они стали бы искать Мэри. Разве что отложили это на потом, занявшись сперва более важным делом в баре.

Мэри стояла минут десять, выжидая, но все было тихо. Только часы в холле продолжали неторопливо и хрипло тикать, ни на что не обращая внимания, как воплощение дряхлости и безразличия. Один раз Мэри показалось, будто она слышит крик, но этот звук мгновенно заглох, да и был он такой слабый, что Мэри решила: ее обманывает воображение, растревоженное всеми сегодняшними событиями.

Девушка снова вышла в холл и заглянула в темный коридор. Свет больше не пробивался в щель у двери бара. Наверное, там погасили свечи. Неужели они сидят там в темноте, все трое? Перед Мэри возникла жутковатая картинка: безмолвная группа, застывшая на месте по какой-то необъяснимой причине. При погашенном свете тишина казалась еще более зловещей.

Мэри рискнула подойти к двери и прижалась ухом к щелке. Не было слышно ни голосов, ни даже дыхания. Запах застарелого алкоголя, висевший в коридоре весь вечер, рассеялся, в замочную скважину тянуло прохладным сквознячком. Поддавшись внезапному порыву, Мэри подняла щеколду, распахнула дверь и шагнула в комнату.

В баре никого не было. Дверь, ведущая во двор, открыта настежь, комнату наполнял свежий ноябрьский воздух. Это и была причина сквозняка в коридоре. Стол, опрокинутый во время драки, все еще лежал на полу, задрав ножки к потолку.

Все ушли. Должно быть, они свернули у кухни налево, прямо в степь; Мэри услышала бы, если бы они прошли к дороге. Воздух приятно холодил лицо. Теперь, когда дядя Джосс и чужаки ушли, комната снова казалась совершенно безобидной. Ужас закончился.

Последний лучик лунного света нарисовал на полу маленький белый кружок. В этот кружок вдвинулось темное пятно, напоминающее вытянутый палец. Это была тень какого-то предмета. Мэри подняла глаза к потолку и увидела, что на крюке, вделанном в балку, болтается веревка. Конец этой веревки и отбрасывал тень в круге света; он все покачивался взад-вперед под дуновением сквозняка из открытой двери.

Глава 5

Шли дни. Мэри Йеллан с угрюмой решимостью подчинилась распорядку жизни в трактире «Ямайка». Было ясно, что она не может бросить тетю одну перед лицом наступающей зимы. Может быть, когда придет весна, удастся уговорить Пейшенс Мерлин, и они вдвоем уедут из здешних мест в тихую и мирную долину Хелфорда.

Во всяком случае, Мэри на это надеялась. А пока нужно постараться по мере сил одолеть безрадостные полгода, которые ей предстоят. Если получится, Мэри в конце концов разоблачит своего дядю и отдаст его и его дружков в руки правосудия. На контрабанду еще можно было посмотреть сквозь пальцы, хотя Мэри было довольно противно столь бесчестное занятие, но сейчас она убедилась – Джосс Мерлин и его шайка этим не ограничиваются. Настоящие головорезы, они никого и ничего не боятся, не останавливаются даже перед убийством. Мэри ни на минуту не забывала ту первую субботу. Болтающаяся на крюке веревка говорила сама за себя. Мэри не сомневалась, что дядя Джосс вместе со своим приятелем убили незнакомца и закопали его труп где-то в степи.

Но доказать это было невозможно, и при свете дня вся история казалась совершенно фантастической. В ту ночь Мэри снова поднялась в свою комнату, потому что, судя по открытой двери бара, дядя Джосс мог вернуться в любую минуту. Должно быть, она заснула, измученная всем увиденным. Когда она проснулась, солнце стояло уже высоко и внизу в холле слышались суетливые шаги тети Пейшенс.

От ночных дел не осталось и следа. В баре подмели и прибрали, мебель расставили по местам, осколки стекла вынесли, и с балки не свисала веревка. Сам хозяин провел все утро в конюшне и в коровнике. Он выгребал вилами навоз и занимался всяческой работой, какую полагается выполнять человеку, имеющему скот. В полдень он явился на кухню, жадно набросился на еду и стал расспрашивать Мэри о том, какую живность они держали в Хелфорде, советовался с ней по поводу заболевшего теленка и ни слова не проронил о том, что происходило ночью. Он как будто был в хорошем настроении, даже позабыл ругать жену, которая, как обычно, не отходила от него, заглядывая ему в глаза, как собака, которая старается угодить своему хозяину. Джосс Мерлин вел себя как трезвый, абсолютно нормальный сельский житель. Невозможно было поверить, что всего несколько часов назад он убил человека.

Правда, может быть, в этом виноват не он, а его загадочный приятель. Но во всяком случае, Мэри своими глазами видела, как он гонял по двору несчастного голого идиота, слышала, как тот визжал под ударами хозяйского кнута. Мэри видела, как дядя Джосс верховодил в гнусной пьяной компании в баре, и слышала, как он угрожал незнакомцу, который осмелился пойти против него. А теперь вот сидит перед ней, уминает тушеное мясо и, качая головой, сокрушается о заболевшем теленке…

Мэри отвечала «да» или «нет» на вопросы дяди Джосса, пила свой чай, исподтишка наблюдая за ним, переводя взгляд со стоявшей перед ним полной тарелки на его длинные крепкие пальцы, пугающие своей силой и ловкостью.

Прошло две недели. Субботние разгулы не повторялись. Может быть, хозяин и его соучастники, довольные своей последней добычей, решили немного передохнуть. Мэри больше не слышала фургонов. Несмотря на то что она теперь спала крепко, стук колес наверняка разбудил бы ее. Дядя Джосс, судя по всему, не возражал против ее прогулок по степи. Мэри с каждым днем лучше узнавала окружающую местность. Ей то и дело попадались новые, не замеченные раньше тропинки, которые вели на взгорье и в конечном итоге приводили к торам. Мэри научилась обходить сочную травку с пушистыми метелками, которая как будто манила подойти поближе, а на самом деле прикрывала коварную трясину.

Несмотря на одиночество, Мэри не чувствовала себя особенно несчастной. Прогулки по степи в сгущающихся сумерках, по крайней мере, укрепляли ее здоровье и помогали немного развеять уныние долгих темных вечеров в «Ямайке», когда тетя Пейшенс сидела, сложив руки на коленях и уставившись на огонь в очаге, а Джосс Мерлин закрывался в баре или уезжал верхом в неизвестном направлении.

Общаться здесь было не с кем. Никто не приходил в трактир поесть или отдохнуть. Кучер дилижанса сказал правду: дилижансы и почтовые кареты больше не останавливались у трактира. Дважды в неделю, стоя во дворе, Мэри видела, как они проезжают мимо, грохоча вниз по склону, и поднимаются на следующий холм, к Пяти дорогам, ни на минуту не замедляя хода и не останавливаясь перевести дух. Один раз Мэри узнала «своего» кучера и замахала ему рукой, но он не обратил на нее внимания и только сильнее хлестнул лошадей. Мэри с каким-то безнадежным чувством вдруг поняла, что люди, должно быть, равняют ее с дядей Джоссом. Даже если бы она добралась до Бодмина или Лонстона, с ней никто не захочет разговаривать, все двери будут для нее закрыты.

Временами будущее представлялось девушке очень мрачным, тем более что тетя Пейшенс с ней практически не разговаривала. Правда, иногда она брала Мэри за руку и говорила, как рада, что та поселилась у них, но по большей части бедная женщина жила словно во сне, машинально возилась по хозяйству и почти все время молчала. А когда заговаривала, то в основном это были бессмысленные излияния на тему, каким большим человеком мог бы стать ее муж, если бы его не преследовали ужасные неудачи. Нормально общаться с нею было просто невозможно. Мэри старалась не огорчать тетю, разговаривала с ней как с ребенком. Все это действовало на нервы и требовало огромного терпения.

Поэтому Мэри пребывала в самом раздраженном состоянии в один дождливый и ветреный день, когда нельзя было идти гулять, и она решила вымыть длинный каменный коридор, идущий в задней части дома по всей его ширине. Возможно, тяжелая работа полезна для укрепления мускулатуры, но она отнюдь не улучшила настроения девушки. Дойдя до конца коридора, Мэри уже всей душой ненавидела «Ямайку» и ее обитателей. Еще чуть-чуть – и она выбежала бы в огород за кухней, где трудился, не обращая внимания на дождь, ее дядя, и выплеснула бы ведро с грязной мыльной водой прямо ему в лицо. Но когда Мэри взглянула на тетю Пейшенс, которая, согнувшись над очагом, ворошила палкой тлеющий торф, у девушки опустились руки. Она уже собралась приняться за каменный пол в прихожей, как вдруг со двора донесся стук копыт, и в следующую минуту кто-то громко постучал в закрытую дверь бара.

Это было целое событие, ведь до сих пор никто из проезжих даже близко не подходил к «Ямайке». Мэри побежала за тетей, но в кухне никого не было. Выглянув в окно, Мэри увидела, что тетя семенит по огороду к мужу, который нагружал торфом тачку. Они были далеко и не могли услышать, что кто-то подъехал. Мэри вытерла руки фартуком и вошла в бар. Видимо, дверь в бар не была заперта. К своему удивлению, Мэри увидела, что какой-то человек сидит верхом на стуле, держа в руке полный до краев стакан эля, который он преспокойно нацедил себе из бочки. Несколько минут Мэри и новоявленный посетитель молча смотрели друг на друга.

В нем было что-то очень знакомое, но Мэри не представляла, где могла встретить его раньше. Тяжелые, полуопущенные веки, изгиб рта, линия подбородка, дерзкий, прямо-таки нахальный взгляд, которым он одарил Мэри, – все это казалось ей уже виденным однажды и чрезвычайно несимпатичным.

Как он смеет разглядывать ее с ног до головы, неторопливо отхлебывая свой эль? Мэри вышла из себя.