Рождение Люцифера

– Пытался открыть магазин, но дела у него не пошли, и сейчас он думает о его продаже. Во всяком случае, так мне рассказывал один из наших знакомых.

– Значит, опять нуждается в деньгах, – задумчиво произнес Дронго. – Судя по тому, что я услышал, такие типы – авантюристы по природе; они готовы поставить на кон и свое состояние, и свою жизнь.

– Возможно, – согласился Кродерс. – Только это злые авантюристы, готовые на любую подлость ради собственной выгоды.

– Есть и другие, более романтичные, – возразил Дронго. – У меня есть знакомый писатель в Баку, который в начале девяностых продал все, что у него было, в том числе квартиру и машину, чтобы уехать на Сейшелы и открыть там ресторан. Он даже повез с собой туда своих друзей. Деньги довольно быстро закончились, они еще некоторое время прожили на этих райских островах и потом с большим трудом вернулись в Баку. Абсолютно нерациональный романтик, рискнувший всем, что у него было. После возвращения он устроился на работу в журнал и первое время даже ночевал на редакционном диване. Позже у него все наладилось.

– Может, он не совсем адекватный человек? – удивился Кродерс.

– Нет, более чем адекватный. Он окончил Литературный институт в Москве с красным дипломом, и все наставники считали этого студента одним из лучших на курсе. В наши дни еще встречаются подобные романтики, хотя, к сожалению, все меньше и меньше.

– Звирбулис явно не из таких. Типичный аферист, сделавший деньги и сбежавший из Риги в Дуйсбург, – убежденно произнес Кродерс.

– У вас есть его адрес или номер телефона?

– У меня есть его телефон, и я знаю, что он живет в Дуйсбурге на Андреаштрассе. Но я убежден, что он не станет разговаривать ни с кем из нас. Даже на попытки поговорить с ним по телефону он отвечает категорическим отказом.

– Если он переехал в Дуйсбург больше трех месяцев назад и не сумел до сих пор наладить хоть какое-то дело, возможно, у него уже начались финансовые проблемы, – сказал Дронго. – Я думаю, нам нужно рискнуть и попробовать с ним встретиться. Возможно, если мы предложим ему какую-то сумму, он согласится ответить на наши вопросы.

– Я готов оплатить вашу попытку, – сразу отреагировал Кродерс, – хотя у меня сейчас не так много денег.

– Я тебе помогу, – вмешался Гирт. – Нужно понять, что здесь произошло, иначе вообще глупо проверять всех остальных. Может, Звирбулис сам решился на подобную авантюру, хотя я в это абсолютно не верю.

– Договорились, – кивнул Кродерс, – я дам вам двадцать тысяч евро на расходы.

– А я добавлю столько же, – поддержал его Гирт. – Мне самому интересно узнать, на кого сработал Звирбулис, продав землю с таким убытком для себя.

– Тогда мы сначала поедем в Германию, а потом вернемся в Москву, – решил Дронго, – я думаю, что так будет правильно. И уже в Москве проверим все ваши подозрения.

– Я тоже думаю, что нужно начать с Звирбулиса. Он может много объяснить, – согласился с экспертом Гирт.

– Нас было шестеро, – напомнил Кродерс, – и мы не понимаем, что именно происходит.

– Может, был еще седьмой, которого вы обидели? – предположил Вейдеманис.

– Нет, мы работали в отделе вшестером. Делия пришла позже всех, когда я уже собирался оттуда переводиться. У нас был начальник отдела – Ефим Иосифович Лейтман, но он уже лет двадцать как умер. Я тоже об этом думал. Больше никого с нами не было. Конечно, в других отделах работало много людей, но кого мы могли так страшно обидеть или оскорбить? Получается, что этот неизвестный ждал больше двадцати лет, чтобы начать действовать. Сумасшедший дом, в это невозможно поверить!

– А если это обычные совпадения? – спросил Дронго.

– Убийство – тоже? Да и мой случай явно не из этой серии… Нет, за всем случившимся стоит чья-то злая воля, я в этом абсолютно убежден.

– Нам понадобятся адреса и телефоны всех пятерых ваших друзей.

– Пожалуйста, никаких проблем.

– Все пятеро живут в Москве?

– Нет. Четверо. Боря Райхман живет в Санкт-Петербурге, он переехал туда еще в середине восьмидесятых. Остальные живут в Москве.

– По прошествии стольких лет вы можете рассказать, что именно делали в своем «почтовом ящике»? Если это, конечно, не секрет.

– Какие секреты, – вздохнул Кродерс. – Я уже не гражданин Советского Союза; да и страны, секреты которой мы должны были хранить, больше нет. И наш «ящик» давно прихлопнули; его, кажется, закрыли еще в девяносто пятом. Обычные конструкторские разработки, сидели над чертежами различных приспособлений для железнодорожных платформ.

– Каких платформ? – не понял Вейдеманис. – Вы же заканчивали МВТУ, при чем тут железные дороги?

– Это был один из самых больших секретов в бывшем Советском Союзе, точнее, в его военно-промышленном комплексе, – пояснил Кродерс. – Так называемые «боевые железнодорожные комплексы», или сокращенно БЖРК. Уникальная разработка советских конструкторов, которая была достаточно недорогой и обеспечивала абсолютную скрытность от возможного противника.

– Я знаю, – кивнул Дронго. – Еще в начале восьмидесятых были разработаны железнодорожные комплексы, такие своеобразные вагоны, внутри которых были спрятаны ракеты. Вагоны передвигались по железным дорогам страны под видом обычных товарных составов, и ракеты невозможно было засечь даже с помощью спутников.

– Да, – подтвердил Кродерс, – все так и было. А потом Горбачев подписал с американцами договор, по которому все эти комплексы следовало уничтожить. И их уничтожили, а наш «почтовый ящик» оказался никому не нужным.

– Поражаюсь, как человек с таким низким интеллектуальным и волевым уровнем мог стать лидером огромной и мощной страны, – заметил Вейдеманис.

– Он окончил МГУ, – напомнил Дронго. – Дело не в его интеллектуальном уровне. Он просто оказался не готов к роли лидера, поэтому проиграл свою собственную судьбу, свою карьеру, свою партию и свою страну. И всех своих союзников. Величайший неудачник в мире теперь признается всеми как величайший освободитель. История знает подобные парадоксы. Но давайте лучше вернемся к истории вашего «почтового ящика». Значит, он закрылся в девяносто пятом?

– Да. Последним оттуда ушел Андрей Охманович. Он успел дослужиться до заместителя директора, а потом перешел на работу в правительство, еще в девяносто четвертом. А через год это предприятие перепрофилировали и закрыли. Но меня уже в России не было…

– Охманович не говорил вам про закрытие? Ничего не рассказывал?

– Я же вам сказал, что он ушел еще в девяносто четвертом. Нет, его там точно не было.

– Насколько я понял, вы проработали там не очень долго?

– Три года отработал, как положено по распределению. Потом еще два. А в восемьдесят пятом нам с Борей Райхманом предложили переехать в ленинградский филиал. Мне было только двадцать семь лет, а Боре тридцать два, но мы оба были холостяками и охотно согласились. Так вместе и переехали.

– Остальные остались работать в этом «ящике»?

– Остальные четверо – да. Когда я пришел, там уже работала Старовская, она тогда была заместителем Лейтмана. Андрей пришел вместе со мной, мы учились в параллельных группах. Через год появился Райхман, через два – Мухамеджанов и Максарева. Забыл сказать, что тогда фамилия Старовской была Вострикова. Выйдя замуж, она стала Старовской.

– Когда вы ушли, они там еще долго работали?

– Нет, не очень. Оля Старовская ушла в девяносто втором, Андрей Охманович, как я уже вам сказал, – в девяносто четвертом. А вот Фазиль уволился еще в восемьдесят восьмом – нашел работу в каком-то кооперативе по сборке компьютеров. Ну, тогда этим многие занимались. Ввозили детали, а потом собирали компьютеры и продавали. А Максарева ушла еще раньше, в восемьдесят седьмом. В восемьдесят пятом у нее родился сын Игорь, и она уехала с мужем куда-то на Урал. Тот тоже был из артистической среды, достаточно известным режиссером. Но потом они развелись.

– Может, муж Максаревой думал, что она любила кого-то из вас?

– Или ее ребенок не от мужа? – снова вмешался Вейдеманис.

– Нет, – засмеялся Кродерс, – таких диких страстей у нас не было. Ребенок, конечно, от мужа, на их свадьбе мы все гуляли, всем отделом. А вот муж оказался не очень порядочным человеком. Он мне еще тогда не очень понравился. Самовлюбленный, тщеславный, хвастливый и слабый тип, уверенный, что он новый Товстоногов или Ефремов. Вы не знаете, почему женщинам нравятся такие личности?

– Не знаю, – ответил Эдгар, который тоже в свое время развелся с женой.

– И вы потом часто встречались? – уточнил Дронго.

– Да, довольно часто. Мы все-таки работали вместе. Не забывайте, что наш «почтовый ящик» был не совсем в Москве. Он находился в Подмосковье – точнее, в Орехове Зуеве, – и мы вместе справляли праздники, вместе проводили свой досуг. Хорошее время, – вздохнул Кродерс. – Хотя сейчас считается, что оно было достаточно сложным. Особенно при Андропове. Помните, тогда начались проверки в кинотеатрах, парикмахерских, ресторанах, ателье? Проверяли всех, кто мог там случайно оказаться в рабочее время, наводили порядок и дисциплину. Поэтому никто из нас не решался даже сесть на электричку, чтобы поехать в Москву. И все эти торжественные похороны, когда нас организованно вывозили в город… Сначала, когда умер Брежнев. Лейтман почти искренне плакал. Через полтора года умер Андропов. Нас снова повезли в город для участия в похоронах. Лейтман вытирал слезы. Когда умер Черненко, мы спорили всем отделом – заплачет он на похоронах Константина Устиновича или на этот раз сумеет сдержаться? Я был уверен, что слезу все-таки пустит. Но он сдержался, не заплакал. А под конец даже улыбнулся. Вот так мы провожали эпоху…

– Смешно, – согласился Дронго. – И вы не подозреваете никого из вашей шестерки?

– Нет, конечно. Кого я могу подозревать? У Старовских их клиника была смыслом существования и единственным источником доходов. У них двое внуков, нужно их поднимать. Фазиль безумно любил своего сына, как и Делия Максарева – своего. Эти трое просто автоматически отпадают. Остаемся мы трое – Боря Райхман, Андрей Охманович и я. Но это тоже глупо. Получается, что Боря сознательно разорился и сделал так, чтобы от него ушла супруга, Андрей нарочно уволился, а я сам подстроил свое фиаско в покупке этой земли. Тогда выходит, что один из нас законченный идиот?