Странная неожиданность

Для боярина, пол жизни прослужившего воеводой то Засадного, то Передового полка, то всей княжеской дружины, это на дальних, но спешных переходах, было привычным делом.

Матвей освоил все эти штучки за вчера. Для русского спецназовца, владеющего всеми приемами рукопашного и оружейного боя, это было просто еще одно упражнение среди сотен других. В новость было только то, что в этом участвовал конь, боец привык действовать с ушкуя. Кстати, и вороного коня по кличке Ворон, бывший атаман по прозвищу Смелый, переименовал в Ушкуя. Жеребец отзывался веселым ржанием, и на зов Матвея всегда махом подлетал. Тоже, похоже, повоевал.

Некоторые трудности были у Олега. Конюх над лошадьми прямо трясся, и мысль, что он может заездить красавца Вихря, просто вводила оборотня в панику. Его попытки повторить наши трюки в человеческом обличье не задались – сам чуть не задохся через пять минут бега. А вот в ипостаси волка Олег был неутомим.

Его смущали только две вещи: чтобы перекинуться, надо было обнажиться – одежда очень мешала, а с нами была дама. Этот вопрос решился еще в Новгороде. По моему совету, сама Наина и пошила ему свободные трусы, которые в СССР называли «семейными». В них волкодлак и оборачивался в зверя, и бежал. Трусики совершенно ему не мешали.

А вот когда вервольф узнал, что с нами отправится священник, тут то ему и поплохело.

– Сожгут, однозначно сожгут, – бормотал он мне, глядя в одну точку, – церковь таких вещей не прощает!

– Вас чтобы извести, осина или серебро нужны, успокаивал его я. – Костром тебя не возьмешь.

– Найдут, они все найдут. Прибьют серебряными гвоздями к кресту, всадят в грудь осиновый кол, и сожгут!

– Ты не волнуйся заранее, может еще все обойдется. Я сам с ним поговорю.

– С церковником не столкуешься!

– Попробуем.

Тут оборотня охватила новая идея.

– Ты ему только не говори, что это я! Скажи: есть, мол, в очень-очень дальнем селе, волкодлак. Тихий, мирный, оборачивается раз в год, никого не трогает. Даже курицы не задушит. А если протоиерей закричит: убить немедленно! – не спорь. Пройдет время, скажешь: убили, дескать, сами селяне.

– Так и сделаю, – согласился я.

На следующий день мы вышли. Целый день Олег берег Вихря, как мог – отставал, когда ехали слишком долго, и, видимо, там перекидывался в зверя. Через полчаса догонял. Потом, правда, мы увязли в поисках переправы, и конь отдохнул от души. Мне на все это глядеть надоело, и я вечером подошел к Николаю.

– Посоветоваться с тобой хочу. Есть человек один, далеко от Новгорода живет. Он внезапно стал оборотнем – в волка перекидывается.

– Кто? – подобрался перед этим расслабленный после еды священник.

– Что кто? – не понял я.

– Кто из наших стал оборотнем?

– Да это далеко, – начал было вилять я.

– Не ври мне! – жестко рявкнул протоиерей, – стал бы ты в таком походе этой ерундой заниматься. Здесь он. Говори.

– Волкодлак боится…

– Пусть ничего не боится. Никуда докладывать не буду. Сам погляжу и оценю – за нас он идет биться, или его нечисть какая к нам поближе подталкивает. Узнаю точно, приму решение. И не спорь! – оборвал меня, начавшего было рот раскрывать, святой отец.

– Вон он, на нас смотрит, – кивнул я на Олега.

– Подожди меня, – скомандовал Николай, и ушел исследовать вервольфа.

Там у них начались задушевные беседы, вроде: а ты не враг нам? Поговорили минуты три, потом Олег вытащил из-за ворота рубахи православный крестик и поцеловал его. Протоиерей перекрестил конюха и вернулся ко мне.

– Наш человек. Ему можно верить.

Так что сегодня Вихрь не умаивался совершенно. Большую часть времени он скакал порожняком, а волк в трусах большими скачками несся рядом. Оборотень в таком виде тоже не уставал.

Наина была мелковата ростом и очень худа – одним словом пигалица. Неутомимая Зарница несла ее так легко, что казалось: без всадника лошадка бежит.

Проблема возникала с Николаем. Протоиерей считал, что каждый – человек или кобыла, должен честно нести крест свой. Положено нести всадника – неси. Господь терпел – и нам велел. Священнослужитель саму идею бега возле лошади не воспринимал.

Был он достаточно широк в кости, повыше меня ростом, да и жирок уже образовался. Спокойная жизнь, достаточное, а если нет поста, очень хорошее питание, незначительная физическая нагрузка ощутимо наложили свой отпечаток. Сильно толстым Николай не был, но сразу было видно – достойный, очень достойный пастырь человеческих душ! В общем, против легкокостной Наины, поп весил вдвое. Когда он с некоторым трудом вскарабкивался на Зорьку, кобыла зримо проседала. Он не в весе пера, она не тяжеловоз. И нести тушу святого отца целый день, в довольно-таки быстром темпе, без остановок и передыхов, моей любимице было явно невмоготу.

На Викинга, идущего подо мной, пересаживать священнослужителя было просто опасно: буланый конь был молод, игрив. Укороченный черный хвост торчал вверх весело и задорно, жеребец им махал не хуже иного пса. Коняга был очень хорош, на следующий год князь Мстислав планировал взять его под себя, но пока всадник лошади требовался поопытней, чем садящийся раз в год на смирную церковную кобылку Николай – такого жеребец может и скинуть, и лягнуть копытом. Один день обошлось, ехали мало, возились с переправой, а вот дальше…

Довел вчера эту проблему до Богуслава.

– Я ж тебе говорил, от попа одни убытки будут! – этим завершил свою пламенную речь.

– Большой волхв Добрыня велел его взять, – отговорился боярин-дворецкий. – Я не настаивал.

– Надо было для этого церковного здоровяка хоть вторую лошадь взять, на смену Зорьке.

– Увидим – возьмем. А пока есть у меня испытанное средство.

Потом Богуслав поил Зорьку какой-то свежезаваренной травкой. Я не фитотерапевт, поэтому вникать даже не стал. Это боярин любитель всяких аконитов да мелис. Хлебом не корми, дай только этому травнику неведомого любистока кому-нибудь присунуть!

Перед тем, как уснуть, Богуслав заметил, натягивая епанчу на плечо:

– Самая старая из всех наших лошадей эта кобылка. Ты ее где взял-то?

– Да Зорьке всего пять лет! – запротестовал я. – Мне ее князь Давид подарил.

– Лошадка породистая, отличных кровей, но с возрастом тебя обманули. Лет двадцать уже прожила, убегалась. Мы таких обычно отсеиваем, убираем из конюшни, часто дарим кому-нибудь.

Добрый поступок прежнего военного руководителя Новгорода прояснился – заслуженную кобылу просто сбыли с рук. То-то она, в основном, телеги уже только возила…

– А сколько вообще живут лошади? – спросил я бывшего боярина-конюшего.

– Лет 25-30, какие как.

– А Вихрь сколько прожил?

– Он помоложе будет, ему лет десять всего. Такие еще служат, их обычно дружинникам отдают. А лошади есть и долгожители – по 45 лет при хорошем уходе живут.

– И долго ты сможешь поить Зорьку этим своим снадобьем?

– Больше двух дней нежелательно – болеть будет. Искать надо священнику второго скакуна. Но гнедая масть самая выносливая из всех и самая послушная, болезням подвержена меньше других. Может и три-четыре денька потерпит.

– А почему мне Вихря подарили?