Черчилль. Верный пес британской короны

4 августа 1908 года Уинстон после свадьбы своего брата Джека остановился в загородном доме своего кузена капитана Фредерика Геста, где среди ночи из-за аварии отопительной системы возник пожар. Черчилль начал руководить эвакуацией из горящего дома ценных вещей еще до приезда пожарных и сам с риском для жизни спасал из огня бюсты и древние манускрипты. Клементине, находившейся тогда в Италии, он писал: «Пожар был великолепным развлечением, мы здорово повеселились. Жаль лишь, что подобное веселье обходится слишком дорого». Позднее Клемми узнала, что Уинстон чуть не погиб на пожаре, когда за его спиной обрушилась крыша. Задержись он на пару минут, мог бы погибнуть под обломками. Такая безрассудная храбрость девушке только понравилась, и она начала понимать, что Уинстон ей небезразличен. После возвращения из Италии она воспользовалась приглашением Черчилля посетить родовое поместье герцогов Мальборо Бленхейм. На третий день пребывания в поместье, когда они осматривали розарий, Уинстон преподнес Клементине «самое замечательное кольцо» с огромным красным рубином и двумя бриллиантами. Свадьбу назначили на середину сентября. Вечером Клементина нарисовала для жениха большое сердечко с надписью «Уинстон» внутри. В несколько оставшихся дней, что они жили в Бленхейме, влюбленные обменивались записочками примерно такого содержания: «Моя дорогая. Как ты? Я шлю тебе мою лучшую любовь. Я только что встал, не желаешь прогуляться со мной после завтрака в розарии?

    Всегда твой У.»

«Мой дорогой. Я в полном порядке и с огромным удовольствием прогуляюсь с тобой в розарии.

    Всегда твоя Клементина».

За год до свадьбы Уинстона и Клементины сэр Генри Хозье умер, и Черчилль просил у леди Бланч руки дочери. Он честно заявил: «Я не богат и не слишком влиятелен, но я люблю вашу дочь, и это чувство достаточно сильно для того, чтобы взять на себя великую и священную ответственность за нее. Я смогу сделать ее счастливой, обеспечить ей положение в обществе, достойное ее красоты и добродетели». И будущая теща дала свое согласие. Она полагала, что «трудно сказать, кто из них влюблен больше. Зная характер Уинстона, думаю, что он. Весь мир слышал о его замечательных умственных способностях, но какой, оказывается, он очаровательный и любящий в частной жизни».

Влюбленные писали друг другу письма. Клемми признавалась: «И как я только жила все эти двадцать три года без тебя? Все, что произошло за пять последних месяцев, кажется мне каким-то прекрасным сном». Уинстон отвечал в том же духе: «У меня просто нет слов, чтобы передать тебе любовь и радость, которые переполняют меня, когда ты находишься рядом».

15 августа о предстоящей свадьбе было официально объявлено. Правда, в последний момент Клементина порывалась отменить свадьбу, возможно, опасаясь, что Уинстон слишком часто будет изменять ей с политикой. Но брат Билл сумел внушить ей, до этого трижды разрывавшей помолвки, не делать этого в четвертый раз.

Мюриэль Уилсон поздравила Уинстона с предстоящей свадьбой: «Я ужасно рада, что ты женишься. Я прекрасно знаю, как тебе порой одиноко и как поможет тебе жена. Поздравь от меня Клементину, желаю тебе от чистого сердца удачи и счастья».

Уинни и Клемми обвенчались 12 сентября в два часа пополудни в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Черчилль был в традиционном фраке и цилиндре, по поводу чего некоторые издания иронизировали, что жених похож на принарядившегося кучера. Клементина была в бриллиантовых серьгах, подаренных женихом, в сверкающем платье из белого атласа, со струящейся белой фатой из нежного тюля, украшенной флердоранжем. В свадебном букете, который она несла в руках вместе с Евангелием, были традиционные миртовые веточки и лилии. Новобрачных поздравили министр финансов Ллойд Джордж, предполагаемый отец невесты Бертрам Митфорд, леди Рэндольф и бабушка невесты графиня Эйрли.

Забегая вперед, скажем, что в браке Черчилля не все складывалось гладко. Клемми по натуре была романтичной идеалисткой и не очень уютно себя чувствовала в мире политики, без которого не мог жить ее супруг. В 1920 году Клемми, вероятно из-за недостаточного внимания со стороны вечно занятого мужа, впала в тяжелую многомесячную депрессию. Впоследствии приступы депрессии повторялись, и все по той же причине. Клемми несколько раз уезжала отдыхать одна. Дочь Мэри характеризовала свою мать как женщину «с натянутыми как струна нервами» и «неуравновешенным характером».

В декабре 1943 года Черчилль застрял в Тунисе с воспалением легких, усугубленным сердечным приступом. Он был тронут приездом Клемми. Но сама она с улыбкой сказала доктору: «О да! Он очень рад моему приезду, но через пять минут и не вспомнит, что я здесь». А дочь Сару отец успокоил довольно своеобразно: «Не волнуйся, если я умру: война уже выиграна!»

У Уинстона и Клементины родились сын Рэндольф (1911–1968) и четыре дочери: Диана (1909–1963), Сара (1914–1982), Маригольд (1918–1921) и Мэри (баронесса Сомс) (1922). Политическую карьеру, хотя и не слишком успешно, пытался сделать только Рэндольф, в 1940–1945 годах являвшийся депутатом палаты общин от консервативной партии. Он начал писать многотомную академическую биографию отца, но успел завершить только два первых тома. Диана в 1939–1945 годах служила в женской вспомогательной службе королевского военно-морского флота, дважды была замужем, но неудачно, а потом покончила жизнь самоубийством из-за тяжелого нервного расстройства. Маригольд в возрасте трех лет умерла от септицимии, Сара (в первом браке фон Самек, во втором браке Бочамп, в третьем браке Тьючет-Джессон, баронесса Одли) во время войны служила в женской вспомогательной службе королевских ВВС, затем стала актрисой и танцовщицей и страдала от алкоголизма. Ее любовная связь с женатым американским послом в Лондоне Джоном Гильбертом Винантом закончилась самоубийством последнего после их разрыва в 1947 году. Мэри в годы войны служила во вспомогательной территориальной службе и получила ранг «младшего командира», что соответствует армейскому капитану. Она сопровождала своего отца в качестве адъютанта в нескольких заморских путешествиях. Мэри также написала биографию своей матери.

Предвоенные годы

После январских выборов 1910 года Черчилль возглавил Министерство внутренних дел. 15 февраля 1910 года он заявил коллегам по кабинету: «Пришло время упразднить верхнюю палату». Черчилль также стал президентом «Бюджетной лиги», которая возглавила уличную агитацию против палаты лордов. В результате в 1911 году был принят компромиссный закон, согласно которому палата лордов была лишена абсолютного права вето. Тогда же был принят закон о страховании по болезни и безработице.

Став шефом МВД, Уинстон всерьез озаботился проблемой улучшения условий содержания заключенных. В то же время незаконные забастовки Черчилль всегда подавлял весьма жестко, видя в них угрозу государственной стабильности. Он не колеблясь отдал приказ о подавлении незаконной забастовки шахтеров Южного Уэльса с помощью полиции и армии, чем разочаровал своих друзей на левом фланге либеральной партии, тем более что в ходе подавления забастовки двое рабочих погибли.

В сентябре 1911 года Черчилль был назначен военно-морским министром. Еще в августе он представил кабинету записку, где излагал свою точку зрения на возможное возникновение и ход германо-французской войны. А в том, что такая война скоро начнется, Черчилль нисколько не сомневался. Он был убежден, что Англия ни в коем случае не должна оставить Францию один на один с агрессором, поскольку именно Германия является главным геополитическим соперником Британской империи. Если Германия сокрушит Францию, Лондону будет очень трудно сохранить свою империю. По признанию Черчилля, сделавшись морским министром, он «не мог думать ни о чем, кроме приближающейся войны». Новый министр сразу же провел масштабные реформы на флоте, добившись его перевода с угля на нефть и поощряя строительство новых линкоров класса «супердредноут», повысив главный калибр их орудий до 15 дюймов. Он отменил телесные наказания, поднял жалованье матросам и открыл им путь для производства в офицеры, а также сделал воскресенье выходным днем на флоте. Чтобы гарантировать поставки нефти, Черчилль убедил правительство установить финансовый контроль над Англо-персидской нефтяной компанией, вложив в нее 2 млн фунтов стерлингов, и добился одобрения этой сделки парламентом. В 1914 году, еще до начала войны, Черчилль заключил договор о поставках иранской нефти англо-иранской нефтяной компанией для нужд британского флота. Он следующим образом характеризовал различия между ролью военного флота для Англии и для Германии: «Для Англии флот – жизненная необходимость, а для Германии – предмет роскоши и орудие экспансии. Как бы силен ни был наш флот, он не страшен самой маленькой деревушке на Европейском континенте. Но надежды нашего народа и нашей империи и все наши ценности, накопленные за века жертв и подвигов, погибли бы, окажись под угрозой господство Англии на море. Только британский флот делает Соединенное Королевство великой державой. Германия же была великой державой, с которой считался и которую уважал весь цивилизованный мир еще до того, как у нее появился первый военный корабль».

В конце 1912 года было достигнуто соглашение с Францией о распределении зон ответственности флотов на Средиземном и Северном морях в случае возникновения войны с Германией, что позволило сконцентрировать главные силы британского флота для операций против Германии. Черчилль утверждал: «Самым поздним сроком начала войны нужно считать осень 1914 года». И он не ошибся в своем прогнозе.

Руководить военно-морским министерством Черчиллю явно пришлось по душе. В те годы профсоюзный лидер и будущий министр продовольствия и внутренних дел Джон Роберт Клайнз утверждал, что «Черчилль всегда оставался солдатом в штатском». Также английский историк Эли Халеви считал, что «в душе этот либеральный, даже ультралиберальный политик всегда был солдатом».

Черчилль стал отцом военно-морской авиации, которая уже во Второй мировой войне благодаря появлению авианосцев стала играть решающую роль в боевых действиях на море. Хотя первоначально Черчилль предполагал использовать самолеты главным образом для морской разведки. Но вскоре будущий британский премьер одним из первых оценил боевой потенциал авиации, предложив установить на самолетах пулеметы, торпеды и приспособления для сбрасывания бомб. Ему также еще до начала Первой мировой войны пришла в голову идея создания авианосцев. Не случайно первый авианосец в мире был построен в Англии. Черчилль также стал инициатором создания самолета, способного взлетать с водной поверхности и садиться на нее, и он же придумал название этой машины – «гидросамолет».

Вскоре после прихода в Адмиралтейство Черчилль сам поднялся в воздух в качестве пассажира, а потом заявил: «Сейчас самолеты хрупки и ломки, но, поверьте мне, настанет день, когда они, сделавшись надежными, будут представлять огромную ценность для нашей страны». Его любовь к Королевским ВВС отразилась в том, что в годы Второй мировой войны Черчилль имел звание почетного командора ВВС и чаще всего щеголял в мундире офицера авиации.

В 1912–1913 годах Черчилль с энтузиазмом брал уроки пилотирования, совершая до десяти вылетов в сутки. Летал он и на дирижаблях. Потом он восторженно говорил жене: «Это удивительное транспортное средство. Им так легко управлять, что мне даже в течение целого часа разрешили побыть первым пилотом». Впрочем, настоящим асом Уинстон так и не стал. Пилотировал он самолет довольно уверенно, но с взлетом и посадкой все время возникали проблемы. Черчиллю мешали замедленная реакция и излишняя эмоциональность. Для пилота он был недостаточно хладнокровен. После нескольких авиакатастроф, происшедших с его друзьями-пилотами, Клементина безуспешно пыталась убедить Уинстона поменьше летать: «Заклинаю тебя, не поднимайся в воздух этим утром – обещали сильный ветер, и вообще сегодня не самый удачный день для воздухоплавания».

«Тебе не о чем беспокоиться, – успокоил супругу Черчилль. – На аэродроме одновременно взлетают по двадцать самолетов, и тысячи вылетов обходятся без единого несчастного случая».

Но тут же добавил: «Ты так хорошо меня знаешь. С помощью своей интуиции ты видишь все мои достоинства и недостатки. Иногда мне кажется, что я способен завоевать целый мир, но я тут же понимаю, что я не более как тщеславный дурак… Твоя любовь ко мне – самое великое счастье, выпавшее на мою долю. Ничто в этом мире не может изменить мою привязанность к тебе. Я хочу стать лишь еще более достойным тебя».

Уинстон продолжал полеты почти до самого начала Первой мировой войны, совершил 140 вылетов и готовился сдать экзамен на самостоятельное пилотирование, но не успел. Клементина как раз ждала третьего ребенка, и он не хотел, чтобы она нервничала из-за его полетов. Главное же с началом Первой мировой войны первому лорду Адмиралтейства (так официально именуется в Англии военно-морской министр) Черчиллю стало не до пилотирования.

Как отмечает германский историк Дитрих Айгнер, «без сомнения, в это время наряду с Ллойдом Джорджем он был самой яркой звездой на политическом небосклоне Англии, как и всякая незаурядная личность, вызывал споры, а порой и враждебность. Но он обладал немалым весом в высших политических кругах и имел хорошие перспективы для того, чтобы продолжать восхождение к самой вершине. Надо было только искоренить свою юношескую поспешность и обуздать присущее ему высокомерие».

Однако очень скоро карьера и популярность Черчилля подверглись суровым испытаниям.

Начало Первой мировой

Начало Первой мировой войны Черчилль встретил с воодушевлением. Он надеялся, что она позволит ему проявить себя не только как действительно великий политик и полководец (точнее, флотоводец). «Я заинтересован, увлечен и просто счастлив», – признавался он в письме жене 28 июля 1914 года. Премьер Асквит запомнил Черчилля в дни кризиса, приведшего к войне, «в очень воинственном настроении», а секретарю кабинета Морису Хенки показалось, что «Черчилль прямо-таки изголодался по войне». В этот критический момент морской министр был одним из немногих членов правительства, кто решительно выступал за войну против Германии, которую он ожидал уже три года. 2 августа, не будучи еще уполномочен кабинетом, он распорядился завершить мобилизацию флота. А в узком кругу наиболее влиятельных министров Черчилль высказывался категорически против отсрочки вступления Британии в войну, поскольку война все равно неизбежна, а любое промедление будет выигрышем для Германии, делавшей ставку на «молниеносную войну».

В то же время отъезжавшему из Лондона влиятельному германскому бизнесмену, владельцу крупнейшей в мире судоходной компании «Гамбург-Америкалайн» Альберту Баллину, Черчилль 27 июля при прощании заявил: «Мой дорогой друг, давайте не будем воевать!» Но это была всего лишь уловка, призванная посеять у правящих кругов Германии иллюзию, что Англия воевать не будет. Черчилль рассчитывал таким образом надежнее втянуть Германию в мировую войну.

С началом Первой мировой войны Черчиллем был возвращен на пост первого морского лорда Адмиралтейства (фактически это была вторая по значимости должность в Адмиралтействе, на которую всегда назначался профессиональный военный моряк) адмирал сэр Джон Арбетнот Фишер, ушедший в отставку в 1910 году. Он выступал за проведение операций на германском побережье Балтийского моря, что Черчилль справедливо считал авантюрой, способной лишь привести к большим потерям британского флота из-за минной опасности и атак подводных лодок.

Черчилль надеялся вызвать германский флот на бой и разгромить его в генеральном сражении. Но более слабый германский флот пока что избегал встречи с британским «Грэнд Флитом». Громких побед на море в ближайшее время не предвиделось, и Черчилль решил попытать счастья на суше.

3 октября 1914 года он прибыл в Антверпен и лично возглавил оборону города, который бельгийское правительство предлагало сдать немцам. Порт Антверпен, окруженный поясом укреплений, обороняла бельгийская армия, и Черчилль предложил срочно направить туда британские войска, командование которыми он готов был взять на себя, чтобы не отдать порт противнику и обеспечить защиту остальных портов Северного моря на побережье Бельгии и Франции – от Остенде до Кале. По просьбе военного министра лорда Китченера он привлек к обороне кадровую бригаду морской пехоты и две военно-морские бригады, только что сформированные из моряков, плохо экипированные и слабо подготовленные к сухопутным боям.

Во время обстрелов Антверпена Черчилль невозмутимо разгуливал под пулями, несмотря на беспокойство своего помощника-адмирала. Черчилль отправил телеграмму в Лондон, в которой сообщал о своей готовности оставить Адмиралтейство, чтобы на месте руководить британской армией. Он уверял премьера Асквита: «Речь идет не о политической карьере, а только о военной славе».

Разрешение Черчиллю, на его счастье, не было дано. Антверпен пал 10 октября, причем погибло 2,5 тыс. бельгийских солдат, 17,5 тыс., в том числе многие раненые, попали в плен, а еще 33 тыс. бельгийских и 1500 британских военнослужащих были интернированы в Нидерландах. Еще 7 тыс. бельгийских и британских военнослужащих смогли переодеться в гражданское платье, а затем, будучи интернированными в качестве гражданских беженцев, смогли бежать в Англию и продолжить борьбу. Потери британского контингента в Антверпене составили 57 убитых, 138 эвакуированных раненых, 1479 интернированных в Нидерландах и 936 пленных. Черчилля обвиняли в неоправданной трате ресурсов и жизней, хотя многие отмечали, что оборона Антверпена помогла англичанам удержать Кале и Дюнкерк.

Если бы Черчиллю разрешили принять командование над обороной Антверпена и остаться в осажденном городе до конца, он бы, по всей видимости, погиб, попал в плен или, вероятнее всего, был бы интернирован в Нидерландах до конца войны. Но даже в последнем случае продолжение политической карьеры оказалось бы под вопросом, поскольку после возвращения из Нидерландов или из плена его место в правительстве было бы уже давно занято, и не факт, что ему предоставили бы новый министерский портфель. Шанс на политическое выживание у него оставался бы только в том случае, если бы ему удалось оказаться среди тех 7 тыс. интернированных в Нидерландах, кому удалось бежать в Англию в первые недели после интернирования.

Неудача в Дарданеллах

Черчилль в конце 1914-го и в начале 1915 года был горячим сторонником проведения Дарданелльской операции – захвата черноморских проливов и Стамбула (Константинополя), что, по его мнению, привело бы к капитуляции Османской империи и открыло бы путь для прямых поставок вооружений и военных материалов в Россию через Средиземное и Черное моря. Вместо того чтобы, по его выражению, «жевать колючую проволоку» и жертвовать десятками тысяч жизней на Западном фронте, Черчилль предлагал использовать преимущество британского флота и обойти с фланга Центральные державы. Таким образом можно было попытаться сокрушить их самое слабое звено – Турцию. Таким образом, Дарданелльская операция задумывалась как операция по оказанию помощи России и должна была решающим образом переломить ход войны в пользу Антанты. Эта операция во многом предпринималась в ответ на просьбы из Петрограда о помощи, так как в русской армии ощущалась острая нехватка артиллерийских снарядов и других боеприпасов.

Стратегический замысел предложенной Черчиллем операции был хорош, но вот ее исполнение оставляло желать много лучшего. Военный опыт Черчилля практически ограничивался ротным уровнем, к тому же в весьма специфических условиях колониальных войн. Он никогда не руководил ни большими группировками сухопутных войск, ни силами флота в боевых условиях. Поэтому Черчилль сперва наивно думал, что для падения Константинополя хватит чисто морской операции с небольшим десантом морской пехоты, но эксперты убедили его, что без высадки значительных сухопутных сил не обойтись. Однако операция готовилась в большой спешке и в условиях, когда английское и французское командование стремилось минимизировать численность войск, снимаемых с Западного фронта.

Британцы недооценили оборонительные возможности турок, которым помогали германские советники и германские корабли – линейный крейсер «Гебен» и крейсер «Бреслау», а главное, недооценили минную опасность. Вообще будущий театр боевых действий был практически не разведан.

13 января 1915 года было принято решение о проведении Дарданелльской операции. Первоначально рассчитывали обойтись небольшим десантом морской пехоты. 19 февраля англо-французская эскадра из 6 линкоров и линейного крейсера весь день обстреливала турецкие форты в районе Проливов, но не смогла нанести им существенного вреда. 18 марта более мощная англо-французская эскадра, войдя в пролив Дарданеллы, подавила турецкие форты и прорвалась в Мраморное море, но потеряла при этом на минах четыре броненосца. Еще два броненосца были повреждены. Это была слишком высокая цена за несколько устаревших фортов, на которых было потеряно только 8 орудий и которые турки к тому же смогли частично восстановить, поскольку немедленной высадки десанта не последовало. Турецкий гарнизон Стамбула в феврале 1915 года насчитывал 34,5 тыс. человек с 263 орудиями и 8 пулеметами. Если бы в тот момент союзники могли бы высадить тот десант, который они высадили в апреле, они, наверное, смогли бы овладеть турецкой столицей. Но в тот момент французы и британцы еще не собрали силы для десанта.

Атака британской пехоты в ходе Дарданелльской операции

Пришлось разрабатывать масштабную десантную операцию, которая последовала 25 апреля. В первой волне на полуостров Галлиполи должны были высадиться 12 тыс. пехотинцев. Из них более 3 тыс. оказались убиты или ранены. Всего же в первый день из союзной группировки в 81 тыс. человек было потеряно убитыми и ранеными 18 тыс. человек. Начались затяжные бои, ряды франко-британского экспедиционного корпуса редели от болезней. Уже 17 мая Черчилля убрали из Адмиралтейства, назначив на малозначительный министерский пост канцлера Ланкастерского герцогства. Двумя днями ранее был уволен с поста первого военно-морского лорда адмирал «Джекки» Фишер, на которого также возложили ответственность за провал Дарданелльской операции и назначили на малозначительную должность председателя правительственного бюро по изобретениям и исследованиям.

Имела ли Дарданелльская операция шансы на успех, и могла ли она решающим образом повлиять на ход Первой мировой войны? Думаю, что на оба вопроса можно ответить положительно, оговорившись, что создать условия для ее успеха в конкретных обстоятельствах весны 1915 года было очень трудно. Цель вывода из войны Турции, сохранения фронта против Австро-Венгрии на Балканах и широких поставок в Россию через Проливы была вполне достижима. Турция и турецкие войска были внутренне слабы, а германских войск на территории Оттоманской империи тогда еще не было. Но слабость турок сыграла с союзным командованием, и в частности с Черчиллем, злую шутку. Он решил, что можно действовать быстро и обойтись сравнительно небольшими силами.

Шансы на успех у Дарданелльской операции были, но только при условии, если бы она была тщательно подготовлена и проводилась с использованием значительных сил и средств. Надо было сразу высаживать на Галлиполи мощный десант, а союзный флот – оснастить необходимым числом тральщиков. Для того чтобы это сделать, требовалось несколько месяцев на подготовку, в том числе создание достаточной группировки британских и французских десантных судов в Средиземном море, способной высадить уже в первой волне десанта в районе Проливов не менее 6 дивизий (120 тыс. человек, т. е. в 10 раз больше, чем было в реальности высажено в первой волне), и иметь наготове еще полумиллионную группировку для развития успеха в последующие дни. Эти силы были бы в состоянии быстро разбить 5-ю турецкую армию, оборонявшую Проливы, и овладеть Стамбулом (Константинополем). Тогда бы не пришлось тратить значительное число судов и ресурсов на снабжение морским путем высаженного на Галлиполи экспедиционного корпуса в течение полугода. Но для этого надо было предварительно сосредоточить все необходимые сухопутные и морские силы, включая десантные суда, не тратить время и ресурсы на чисто морские операции против Дарданелл, стоившие больших потерь, но не принесшие сколько-нибудь существенных результатов.

И здесь, пожалуй, больше виноват был не Черчилль, а адмирал Фишер. Он не был энтузиастом Дарданелльской операции, но, когда решение о ее проведении было принято, Фишер, как военно-морской профессионал с колоссальным опытом, должен был настоять на бесполезности чисто морской операции и указать Черчиллю, сколько сил и средств необходимо сосредоточить для успешной высадки и захвата Стамбула.

На практике в Дарданелльской операции союзникам пришлось использовать 610 тыс. человек, из которых 490 тыс. пришлось на страны Британской империи, а 120 тыс. – на Францию и ее колонии в Северной Африке, тогда как турки противопоставили им не более 450 тыс. человек.

На практике же происходило очень постепенное наращивание численности десанта, что давало время туркам как следует подготовиться к отражению атак союзников, подбрасывая подкрепления и боеприпасы.

В случае успеха Дарданелльской операции картина войны могла бы радикально измениться. После капитуляции Турции Сербия и Черногория вполне могли бы с помощью англо-французских войск удерживать фронт против Австро-Венгрии. Болгария в этом случае наверняка не выступила бы на стороне Центральных держав, как это она в действительности сделала, когда стал ясен неуспех Дарданелльской операции, а либо сохранила бы нейтралитет, либо присоединилась бы к Антанте. Также к Антанте уже в 1915 году присоединилась бы Румыния. В Россию бы весной 1915 года потек широкий поток военных грузов, а русские войска, освободившиеся на Кавказском фронте, укрепили бы фронты против Австро-Венгрии и Германии. В результате поражение русских армией весной – осенью 1915 года было бы гораздо менее серьезным, и они остановились бы западнее тех рубежей, на которых в действительности оказались. В результате у Антанты были бы все шансы заставить Германию и Австро-Венгрию капитулировать уже к концу 1916 года. Тогда не было бы ни революции в России, ни Второй мировой войны, по крайней мере в том виде, в каком она была в действительности.

В феврале 1915 года в интервью парижской «Матэн» Черчилль заявил, что борьба будет вестись до полной капитуляции Германии и что врага будут душить так долго, пока у него не остановится сердце.

А на самом деле в ноябре 1915 года франко-британские войска, так и не сумев захватить Стамбул, были эвакуированы с Галлиполийского полуострова. Эвакуация завершилась 8 декабря. К тому времени удержание Галлиполи потеряло всякий смысл. В сентябре Болгария выступила на стороне Центральных держав. Австро-германские и болгарские войска разгромили Сербию и Черногорию. Теперь была установлена территориальная связь между Турцией и ее союзниками, так что захват англо-британскими войсками Стамбула уже ничего бы не решил, да и на практике оказался невозможен. Теперь войска из Галлиполи эвакуировали для нового Салоникского фронта.