Жизнь есть экстаз. Практика активных медитаций Ошо

К этим границам подошел Эйнштейн, к ним подошел Витгенштейн. «Трактат» Витгенштейна является одной из самых рациональных, логичных книг, которые когда-либо были написаны, он был одним из самых рационалистических умов. Он очень логично, очень последовательно рассуждает о существовании. Его способ выражения – слова, язык и все остальное – логичен, но, в конце концов, он говорит: «Есть некоторые вещи, о которых ничего нельзя сказать, – есть некоторая точка, за пределами которой язык бессилен. Поэтому я умолкаю». И далее он пишет: «То, о чем невозможно сказать, не нужно говорить».

Все его логическое построение рушится: все логическое построение! Витгенштейн старался быть последовательным, логичным в своих рассуждениях о жизни и о существовании, и вдруг в какой-то момент он говорит: «Дальше, за пределами этой черты, ничего сказать нельзя». Тем самым он говорит нечто очень важное: там что-то есть, но об этом ничего нельзя сказать. Он подошел к точке, которую никак нельзя определить, в которой все определения просто теряют смысл.

Любой подлинно логический разум приходит к этой точке. Эйнштейн умер мистиком – он был в большей степени мистиком, чем все ваши так называемые мистики, потому что, не попытавшись пройти путем рассудка, вы никогда не сможете глубоко войти в мистицизм. Вы не узнаете, где границы. Я встречал мистиков, которые, рассуждая о Боге, выдвигают целую логическую концепцию, приводят доводы, обоснования. Были такие христианские мистики, которые пытались «доказать» существование Бога. Какой абсурд! Если даже Бога возможно доказать, тогда уже нет ничего недоказанного, но недоказуемое – это и есть источник.

Тот, кто испытал нечто божественное, не будет пытаться его доказать, потому что сама попытка доказать говорит о том, что он еще не соприкоснулся с изначальным источником жизни – который недоказуем, который просто невозможно доказать. Часть не может доказать целое. К примеру, моя рука не может доказать мое существование. Моя рука не может быть больше, чем я, она не может охватить меня. И глупо даже пытаться. Но если рука сможет полностью охватить себя, полностью познать себя, этого будет более чем достаточно. Как только она познает себя, она также узнает о том, что она связана с чем-то большим, с которым она составляет единое целое. Она существует благодаря тому, что существует это «большее».

Если я умру, моя рука тоже умрет – она существует только благодаря мне. Целое остается недоказанным, познать можно только части. Мы не можем доказать целое, но мы можем его почувствовать. Рука не может доказать мое существование, но она может его почувствовать. Она может глубоко исследовать себя, и когда она дойдет до самой глубины, до основания, там буду я.

Так называемые мистики, которые не приемлют рассудок, не настоящие мистики. Настоящий мистик никогда не отвергает рассудок, он может играть с ним. Он может играть с ним, потому что знает – рассудок не способен разрушить тайну жизни.

Так называемые мистики и религиозные люди, которые боятся рассудка, логики, доводов, на самом деле боятся самих себя. Каждый довод, направленный против них, может породить в них внутренние сомнения, может помочь их внутренним сомнениям проявиться. Они боятся самих себя.

Христианский мистик Тертуллиан говорит: «Я верю в Бога, потому что не могу его доказать. Я верю в Бога, потому что в него невозможно поверить». Так рассуждает настоящий мистик: «Это невозможно, и поэтому я верю». Если бы это было возможно, тогда не нужно было бы верить. Это стало бы просто концепцией, общим представлением.

Вот что для мистиков всегда означала вера – не что-то интеллектуальное, не концепцию, а прыжок в невозможное. Но в невозможное, в таинственное можно прыгнуть только в том случае, если вы подошли к самой грани рассудка, не раньше. А как иначе? Только когда логические возможности рассудка полностью исчерпаны, вы можете прыгнуть – когда вы подошли к той черте, через которую рассудок переступить не может, и все же за ней что-то есть, когда вы знаете, что рассудок не может сделать ни единого шага дальше, и все же «дальше» что-то есть. И даже если вы решите остаться в пределах рассудка, теперь вы узнали, что у него есть границы. Теперь вы знаете, что существование выходит за пределы рассудка, поэтому, даже если вы не переступаете этих пределов, вы становитесь мистиком. Даже если вы не совершаете прыжок, вы становитесь мистиком, потому что вы кое-что узнали, вы встретились с тем, что не доступно рассудку и логике.

Все, что способен познать рассудок, вы познали. Теперь вы подошли к тому, что рассудок не способен познать. Если вы совершите прыжок, вам придется оставить рассудок позади – вы не можете прыгнуть вместе с рассудком. Это и есть вера. Вера не против рассудка, она вне его. Она не антирациональна, она иррациональна.

Йога – это метод, который позволяет подойти к самому пределу рассудка, и не только подойти, но и совершить прыжок.

Как совершить прыжок? Эйнштейн, например, мог бы расцвести как Будда, если бы знал что-нибудь о методах медитации. Он был на самой грани, много раз в своей жизни он подходил к той черте, откуда возможен прыжок. Но он снова и снова упускал эту возможность: его вновь увлекал рассудок. И, в конце концов, он разочаровался во всей своей рассудочной жизни.

То же самое могло произойти и с Буддой. У него тоже был очень рациональный ум, но ему кое-что было доступно – метод, который он мог использовать. Методы есть не только у рассудка, у иррационального тоже есть методы. У рассудка свои методы, у иррационального – свои.

Йога, в конечном итоге, применяет иррациональные методы. Только в самом начале могут использоваться рациональные методы. Они нужны лишь для того, чтобы убедить вас, подтолкнуть, побудить ваш рассудок дойти до предела. А когда вы доходите до предела, вы совершаете окончательный прыжок.

Гурджиев использовал в работе с учениками иррациональные методы. Работая с одной группой ищущих, он применял метод, который он сам называл упражнением «Стоп». К примеру, вы находитесь где-то рядом с ним, и вдруг он говорит: «Стоп!» Тогда каждый должен остановиться в том положении, в котором он в этот момент оказался, – остановиться полностью. Если вы подняли руку, рука должна остаться поднятой. Если глаза у вас были открыты, они должны остаться открытыми, если рот был открыт – вы как раз собирались что-то сказать – он должен остаться в таком положении. Ни малейшего движения!

В этом методе работа начинается с тела. Если тело не совершает никаких движений, то и в уме все движения вдруг прекращаются. Тело и ум взаимосвязаны: тело не может двигаться без внутреннего движения ума, и вы не сможете полностью остановить тело, если не прекратится внутреннее движение ума. Тело и ум – это не два разных явления, а одна энергия. Просто в теле энергия более плотная, чем в уме, – разница в плотности, в частоте, в длине волны, но поток энергии один и тот же.

Ученики Гурджиева практиковали упражнение «Стоп» непрерывно в течение месяца. Однажды Гурджиев находился в своей палатке, а трое человек из его группы тем временем шли по сухому каналу, который проходил рядом. Канал был сухой, воды в нем не было. Вдруг из своей палатки Гурджиев закричал: «Стоп!» Все, кто был на берегу канала, замерли. Те трое учеников, которые шли по каналу, тоже остановились. Воды не было, поэтому беспокоиться было не о чем.

И тут вдруг хлынула вода. Кто-то включил подачу воды, и канал стал быстро наполняться. Трое учеников стояли в воде. Когда вода дошла им до шеи, один из них выскочил из канала. Он подумал: «Гурджиев не знает, что происходит. Из своей палатки он не видит, что канал заполняется водой». Он сказал себе: «Я должен выпрыгнуть, неразумно здесь оставаться». И он выпрыгнул.

Двое других остались. Вода продолжала прибывать. В конце концов, она дошла им до носа, и тогда один подумал: «Это уже предел! Я приехал сюда не для того, чтобы умереть. Я приехал, чтобы узнать вечную жизнь, а не лишиться той, которая у меня есть». И он тоже выпрыгнул из канала.

Третий продолжал стоять. Он был в такой же ситуации, но решил остаться, потому что Гурджиев говорил, что это упражнение иррациональное, и если подходить к нему с позиций рассудка, все будет испорчено. Он сказал себе: «Ладно, пусть я умру, но я не могу прервать упражнение». И он остался в канале.

Вода уже накрыла его с головой. Только тогда Гурджиев выскочил из палатки, бросился в канал и вытащил его на берег. Ученик был на грани смерти. Но когда он пришел в себя, он был уже совсем другим человеком. Это был не тот человек, который стоял в канале и выполнял упражнение, – произошла трансформация. Он что-то познал, он совершил прыжок.

Где предел? Если вы будете следовать рассудку, вы можете все упустить. Вы будете снова и снова отступать назад. Однажды вы должны сделать шаг, который ведет за пределы. И этот шаг станет вашей трансформацией – вы превзойдете всякое разделение. Будь то разделение между сознательным и бессознательным, между рассудком и безрассудством, между наукой и религией, между Востоком и Западом – разделение нужно превзойти. Это и есть йога: выход за пределы. Потом вы можете вернуться к рассудку, но вы будете другим. Вы можете даже о чем-то рассуждать, использовать рассудок, но вы будете вне этого.

Глава 2. От делания к неделанию

Медитация всегда пассивна, она пассивна по самой своей сути. Медитация не может быть активной, потому что ее природа – неделание. Если вы что-то делаете, само ваше делание все нарушает, сами ваши действия, ваша «активность» становятся препятствием.

Медитация – это неделание, но когда я говорю, что медитация – неделание, это не значит, что вам ничего не нужно делать. Даже для того, чтобы достичь этого неделания, приходится многое сделать.

Но само делание – не медитация. Оно служит лишь средством к достижению, трамплином. Всякое «делание» есть только трамплин, а не медитация.

Вы просто подходите к двери… Дверью является неделание, но, чтобы достичь бездействующего состояния ума, нужно многое сделать. Однако не надо путать это делание с медитацией. Жизненная энергия проявляется через противоположности. Жизнь существует диалектически: это не простое движение, подобное течению реки, это диалектический процесс. С каждым шагом жизнь создает свою собственную противоположность и в борьбе с этой противоположностью продвигается вперед. В каждом новом действии тезис создает антитезис. И так продолжается непрерывно: тезис создает антитезис, затем он сливается с антитезисом, и в результате их синтеза возникает новый тезис, который снова создает антитезис.

Говоря о диалектическом процессе, я имею в виду, что это не простое прямолинейное движение. Это движение, разделенное в самом себе: оно разделяет себя, создает противоположность и затем вновь соединяется с этой противоположностью. А потом опять разделяется на противоположности. То же самое относится и к медитации, потому что медитация – глубочайшее жизненное явление.

Если я скажу вам: «Просто расслабьтесь», для вас это будет невозможно, вы не будете знать, что делать. Так, многие псевдоучителя релаксации продолжают говорить: «Просто расслабьтесь. Ничего не делайте, просто расслабьтесь». И что вы тогда делаете? Вы можете просто лечь и лежать, но это не релаксация. Весь внутренний шум и беспорядок, который был в вас, остается, только теперь к нему прибавилась новая забота – нужно расслабиться. Сверх всего прочего появилось что-то еще. Внутри вас все тот же хаос, все та же кутерьма, и в довершение еще одна задача – расслабиться. Ко всем прежним напряжениям добавилось новое напряжение.

Поэтому тот, кто пытается жить расслабленно, становится самым напряженным человеком на свете.

Это неизбежно, потому что он не понимает диалектического процесса жизни. Он думает, что жизнь – это прямолинейный поток: он просто говорит себе, что нужно расслабиться, и начинает «расслабляться». Но это невозможно. Поэтому когда вы приходите ко мне, я никогда не предлагаю вам просто расслабиться. Сначала будьте напряженными, настолько напряженными, насколько только возможно. Будьте предельно напряженными! Сначала пусть весь ваш организм станет напряженным, доведите напряжение до максимума, до предела. И тогда вы вдруг почувствуете, что начинается расслабление. Вы сделали все, что могли, и теперь жизненная энергия стала создавать противоположность.

Вы довели напряжение до крайней точки. Больше ничего нельзя сделать, вы не можете продолжать. Вся энергия вложена в напряжение, но это напряжение не может сохраняться бесконечно, оно должно раствориться. И вскоре оно начнет растворяться – тогда будьте свидетелем. В своем напряжении вы дошли до предела, подошли к самому краю обрыва, откуда возможен только прыжок – вот почему вы не можете продолжать. Если вы попробуете продолжить, вы можете только взорваться, умереть. Вы дошли до крайней точки, и теперь жизненная энергия сама приступает к расслаблению.

Теперь, когда она расслабляется, осознавайте, наблюдайте, как наступает расслабление. Каждый член вашего тела, каждая мышца, каждый нерв просто сами собой расслабляются без какого-либо участия с вашей стороны. Вы ничего не делаете, чтобы их расслабить, они расслабляются сами по себе. Вы почувствуете в своем теле множество точек, которые расслабляются. Все ваше тело, весь организм превратится в скопление расслабляющихся точек. Просто осознавайте, будьте осознанны.

Эта осознанность и есть медитация. И это уже неделание, вы ничего не делаете, потому что осознанность – не действие. Это вовсе не действие, а сама ваша природа, неотъемлемое свойство вашего существа. Вы и есть осознанность. Ваша неосознанность – вот что является вашим приобретением, результатом ваших усилий, причем немалых усилий.

Так что в моем понимании медитация состоит из двух этапов: первый этап – активный, который на самом деле не является медитацией, и второй – совершенно неактивный, пассивная осознанность, что собственно и есть медитация. Осознанность всегда пассивна, и как только вы становитесь активным, вы тут же теряете осознанность. Быть одновременно активным и осознанным можно только в том случае, если осознанность уже дошла до такого уровня, что для ее достижения – или для ее познания, для ее переживания – медитация больше не нужна. Когда медитация становится бесполезной, вы просто ее отбрасываете. Вы осознанны. Только в таком случае вы можете быть одновременно осознанным и активным, а иначе это невозможно. До тех пор, пока медитация все еще необходима, вы не сможете сохранять осознанность во время своей деятельности, активности. Но когда даже медитация не нужна…

Если вы сами стали медитацией, она вам больше не нужна. Тогда вы можете быть активным и даже в этой активности всегда оставаться пассивным наблюдателем. Вы перестаете быть деятелем: вы всегда свидетельствующее сознание.

Сознание пассивно… и соответственно медитация должна быть пассивной, потому что медитация – только вход в сознание, в совершенное сознание. Поэтому когда кто-то говорит об «активной» медитации, это неверно. Медитация пассивна. Для ее достижения вам может понадобиться какая-то активность, какие-то действия – это можно понять – но это не значит, что сама медитация активна. Просто вы так долго были активны, на протяжении стольких жизней, активность настолько вошла в ваш ум, стала его неотъемлемой частью, что даже для достижения неактивности вам потребуется активность. Вы так привыкли к активности, что не сможете просто отбросить ее. Поэтому, сколько бы ни говорили такие учителя, как Кришнамурти: «Просто отбросьте», вы будете продолжать спрашивать: «Как отбросить?» Он говорит: «Не спрашивайте „как“. Не существует никакого „как“, и в нем нет необходимости».

В определенном смысле он прав. В отношении пассивной осознанности, пассивной медитации нет и не может быть никакого «как» – потому что, если бы оно было, она не была бы пассивной. Но в то же время он неправ, потому что он не принимает в расчет слушателя, он говорит о самом себе.

В медитации не существует никаких «как», никаких методов, никакой технологии. В этом Кришнамурти совершенно прав, но слушатель не берется в расчет. А слушатель не знает ничего, кроме активности, для него есть только активность. Поэтому, когда вы говорите: «Медитация пассивна, неактивна, лишена выбора, в ней можно только быть. В ней не нужны никакие усилия, она не требует усилий», вы говорите на языке, который ваш слушатель не способен понять. Он понимает только на уровне слов – вот почему возникают такие трудности. Он говорит: «Умом я все понимаю. То, что вы говорите, мне совершенно понятно». Но смысл ему непонятен.

В учении Кришнамурти нет ничего таинственного, непостижимого. В нем нет ничего мистического, нет никакой тайны: все предельно ясно, точно, последовательно, логически обосновано, все разложено по полочкам – каждый может понять. И это стало главным, непреодолимым препятствием, потому что его слушатели думают, что они понимают. Они понимают на уровне слов, но язык пассивности им непонятен.

Они понимают то, что им говорят, – понимают слова. Они знают значение этих слов, они их слушают и понимают. Они связывают эти слова между собой, и в их уме складывается целостная, связная картина. То, что им говорят, они понимают – на интеллектуальном уровне. Но язык пассивности они не понимают и не могут понять. Для таких, как они, этот язык непонятен. Им понятен только язык действия, активности.

Поэтому я говорю об активности. И мне нужно довести вас в активности до такой точки, откуда вы могли бы просто прыгнуть в неактивность. Активность должна дойти до крайности, до предела, дальше которого уже невозможно быть активным, – потому что до тех пор, пока активность возможна, она будет продолжаться.

Ваша активность должна быть исчерпана. Вам нужно позволить делать все, что вы можете делать. Вас нужно заставить делать все, что вы можете делать, до тех пор, пока вы сами не закричите: «Все, я больше ничего не могу сделать! Все уже сделано. Больше ничего невозможно, ни малейшее усилие невозможно. Я истощен».

Тогда я скажу: «А теперь просто отбросьте!» Теперь можно сказать «отбросьте». Вы на самой грани, и вы готовы отбросить. Теперь вы можете понять язык пассивности. Но прежде вы не могли его понять, вы были слишком полны активностью.

Вы никогда не доходили в своей активности до крайней точки. А отбросить что-либо можно только из крайней точки, но не из середины – из середины отбросить не удастся. Вы можете отбросить секс – если вы погрузитесь в него целиком, пройдете его во всей полноте, вы сможете его отбросить, но не иначе. Вы можете отбросить все, в чем вы дошли до конца, до предела, так что дальше идти уже некуда, и нет смысла возвращаться назад. Тогда вы можете это отбросить, потому что вы познали это полностью.

Когда вы что-то познали полностью, вам становится скучно. Вам хотелось бы пойти дальше, но если дальше идти некуда, вы просто остановитесь на месте, замрете. Назад пути нет, и нет никакой возможности идти вперед. Вы дошли до точки, где все кончается. Тогда вы можете просто отбросить, тогда вы можете быть пассивным. И как только вы становитесь пассивным, случается медитация. Она расцветает, она приходит к вам. Вы как бы «падаете замертво» в пассивность.

Так что в моем понимании именно усилие ведет к отсутствию усилий, именно действие ведет к бездействию, именно ум ведет к медитации, этот самый материальный мир ведет к просветлению. Жизнь – диалектический процесс. Ее противоположность – смерть, и ее нужно использовать, ее нельзя просто отбросить. Используйте одну противоположность, и вы попадете в другую. И будьте осознанны: когда вас бросает на волнах, будьте осознанны. Тогда это легко. Когда вы переходите от предельного напряжения к расслаблению, очень легко быть осознанным, очень легко. Тогда это совсем не трудно, потому что для того, чтобы быть осознанным, вам нужно просто быть пассивным, просто быть свидетелем.

Даже усилия быть свидетелем не должно быть, оно не нужно. Активность настолько истощит вас, что вы решите: «Пропади все пропадом – с меня достаточно!» И тогда будет медитация, а вас не будет. А узнав этот вкус однажды, вы его уже не забудете. Он будет с вами всегда, куда бы вы ни направились, где бы ни оказались.

Он будет с вами всегда. И тогда он проникнет даже в вашу активность. Будет активность, и в ней, в самом центре вашего существа, будет пассивное безмолвие. На периферии – весь мир, в центре – Брахман. На периферии вся активность, в центре только тишина. Но тишина плодоносящая, не мертвая, потому что из этой тишины рождается все, даже сама активность.

Из этого безмолвия происходит все творчество, оно чрезвычайно плодотворно. Так что, когда я говорю «тишина, безмолвие», я не имею в виду гробовую тишину, безмолвие кладбища, безмолвие пустого дома. Я имею в виду безмолвие семени, безмолвие материнского лона, безмолвие корней под землей. В нем скрыт потенциал, который скоро проявится.