Отмороженный (Гладиатор)

Жажда испытать его и бросает мужиков на женщин, думал Иван. Но многие ли из нас понимают, что от смерти-конца мы ищем спасения в смерти-начале?

Свою сексо-психологическую реабилитацию Кроносов заканчивал одинаково: покряхтывая и постанывая, удалялся из зоны слышимости.

Иван будто видел как он сползает с измочаленного тела жены, которая молча и, судя по всему, неподвижно отлеживалась, пока банкир отсутствовал в спальне, а затем бормотала вернувшемуся Кроносову какую-то чушь типа – «Ты мой тигр…» или «Я люблю твой член…», чем едва не провоцировала банкира на еще один припадок секса, и благополучно ускользала, вероятно, в душ.

Кроносов, покидая жену, тоже, вероятно, принимал душ, но Ивану мало было догадок, он должен был знать наверняка.

И уже на третий день ему повезло – Кроносов, судя по всему, не закрыл дверь душа и теперь плещущаяся вода играла ему шопеновский марш «На смерть героя», хотя ничего не понимающий в эстетике смерти банкир его и не слышал.

Следующим вечером Иван сменил позицию наблюдения.

С чердака соседнего трехэтажного дома, на котором трое суток подряд он проводил ночные часы, отслеживая кроносовский режим, он перенес его под землю – в коллектор-водораспределитель, который благодаря тесноте московской застройки оказался во дворе не элитного дома, а в соседнем с ним.

Слышимость была отвратительная, но подробности прощального вечера Сергея Кроносова в кругу семьи его не интересовали, ему важно было лишь уловить, не нарушается ли общая канва традиционной вечерней жизни банкира.

И когда болтовня, из которой до него доходили лишь отдельные фразы, сменилась невнятными, но характерными выкриками и весьма откровенными стонами, Иван окончательно понял, что смерть Сергея Кроносова уже заключается в его руках.

Он даже возбудился сам, но думал не о женщинах.

Пока банкир трудился над женой, он успел разобраться в хитросплетении водопроводных труб, благо к элитному дому вел отвод из свеженькой нержавейки, еще сохранившей торговый знак фирмы-изготовителя, и за полторы минуты просверлил тонкостенную стальную трубу с помощью портативной ручной дрели с фианитовым резцом диаметром со швейную иголку.

Из отверстия рванула тонкая струйка горячей воды с такой силой, что об нее можно было вполне порезать руку.

Яма коллектора начала было заполняться паром, но Иван уже через пару секунд заткнул отверстие специально приготовленным стальным поршневым шприцом, заполненным третьей производной синильной кислоты – боевым отравляющим веществом, еще недавно стоявшим на вооружении армий ряда государств, негласно, конечно, поскольку использование в военных действиях химического оружия запрещено международной конвенцией.

Теперь Иван с нетерпением ждал, когда Сергей Кроносов кончит последний раз в своей жизни и отправится в душ, навстречу своей смерти, дорогу которой укажет он, Иван.

Наконец, звуки, доносящиеся из спальни банкира, прекратились вовсе.

Сосредоточенный Иван отметил едва уловимое изменение в тоне гудения от напора воды трубы. Кроносов включил душ.

С трудом преодолевая сопротивление напора воды, Иван выдавил в трубу содержимое шприца, затем развинтил и убрал его, оставив в отверстии иглодержатель в виде стальной затычки. Мазнув по месту отверстия грязью, Иван окончательно скрыл – по крайней мере от визуального осмотра – следы своего вмешательства в работу московского водопровода.

Его работа окончена, осталось только убедиться, что жертва поражена, и благополучно скрыться с места происшествия.

Выбравшись из коллектора и с удовлетворением отметив, что в безлюдном московском дворике по-прежнему – ни души, кроме какой-то дворняжки, испуганно шарахнувшейся от приподнявшейся чугунной крышки, на которой она устроилась погреться прохладным майским вечером, распаренный в соседстве с горячими трубами Иван с удовольствием хлебнул холодного вечернего воздуха и присыпал края крышки коллектора пылью, скрыв следы того, что недавно она открывалась.

На чердак он возвращаться не стал, а направился к одинокой будочке таксофона неподалеку, сделал вид, что набирает номер, и стал прислушиваться к звукам банкирской квартиры.

Она молчала еще минуты три, затем послышался тяжелый усталый вздох, какая-то возня. Вероятно, жена Кроносова («Уже вдова,» – хмыкнул про себя Иван) устала ждать, когда освободится душ и решила поторопить мужа.

Затем – шлепанье босых ног по полу, еще секундная пауза и короткий, испуганный женский визг.

Дожидаться, когда поднимется суета на всех этажах и к дому слетятся машины скорой помощи, Иван не стал, а спокойно стал удаляться в направлении, перпендикулярном Тверской.

Количество случайных, побочных жертв только что совершенного им терракта, его не только не волновало, но даже не интересовало. В каждом деле есть свои издержки производства, и если, забирая жизнь нужного человека, ты прихватишь пяток или десяток ненужных, что ж из этого?

Человек смертен, как утверждал кто-то.

Иван не помнил точно – кто: скорее всего, его хозяин и господин, чеченец, у которого русские рабы мерли как мухи от побоев и голода, и над каждым из умерших тот вздыхал, как над разбитой чашкой или раздавленной каблуком маковой головкой.

Хотя, может статься, эти слова принадлежат и кому-то из литературных героев – Иван после Чечни плохо помнил литературу, которую прежде, на гражданке, знал прилично.

Но зато он хорошо помнил конец этой фразы: «Беда в том, что часто человек внезапно смертен».

Внезапная смерть и настигла того старика-чеченца, когда неделями выжидавший удобного момента Иван воткнул ему свой средний палец правой руки в висок и скрылся с маковой плантации в горах. После чего он понял одну простую истину: внезапная смерть – беда лишь для того, кто умирает, для того, кто помогает ей прийти – она благо.

Скольким внезапным смертям он помог после этого осуществиться…

Массовых отравлений в микрорайоне, способных посеять среди москвичей панику и серьезно всполошить столичное управление по борьбе с организованной преступностью, он не опасался.

Стойкость использованного им вещества в горячей воде составляет всего несколько минут, далее оно разлагается на совершенно нейтральные соли и выпадает в осадок. Тем более, что концентрация его в потоке растворяющей горячей воды падает в геометрической прогрессии и довольно скоро окажется ниже боевой, то есть способной вывести человека из строя окончательно. Но те, кому за эти несколько минут «посчастливиться» соприкоснуться с горячей водой – обречены: воздействуя через поры кожи вещество парализует деятельность важнейших нервных узлов и вызывает остановку сердца. Симптомы весьма схожи с инфарктом миокарда, поэтому очень часто применение этого ОВ остается нераспознанным.

Но, конечно, не в этом случае, подумал Иван. Достаточно было хотя бы еще одному идиоту за эти пять-шесть минут сунуть руки под горячую воду – и два синхронных инфаркта уже привлекут внимание – если не службы безопасности банка, то уголовки.

А, впрочем, хрен с ними, до меня им не добраться.

Именно в этом момент его и шибануло по ноздрям близостью смерти. На этот раз его собственной.

Он даже не стал выяснять, где источник опасности, настолько острым было ощущение, настолько волнующим и побуждающим к действию.

Он в этот момент уже шел по Тверскому бульвару, на котором кроме него не было видно ни души. Визг тормозов впереди, на перекрестке бульвара с пересекающей его улицей, заставил Ивана бросить взгляд вперед.

В самом центре перекрестка, точно на осевой бульварной линии остановилась БМВ и еще заканчивала откатное инерционное движение назад после резкого торможения, как Иван уже покинул линию огня вдоль бульвара, на которой он оказывался единственной и очень удобной мишенью для стрелков, вполне возможно, сидящих в машине, и нырнув в сторону, пересек проезжую часть бульвара и скрылся в первом попавшемся дворе.

Он еще не связал окончательно появление машины с интересом к своей персоне, но хлопнувшие вслед за этим дверки и звуки топота ног торопливо бегущего человека, развеяли его сомнения.

Охотились на него.

Заигрывать со смертью не входило в планы Ивана.

Он относился к ней глубоко и серьезно и вовсе не стремился в положение человека, который оказывается смертен внезапно. Поэтому он не стал дожидаться, когда человек, идущий по его следам, продемонстрирует уровень своей квалификации и степень профессионализма.

Перемахнув два-три каких-то забора, Иван вышел на соседнюю улицу, и его едва не сбили с ног сворачивающие во двор «Жигули». Он остановился прямо на пути машины и ее водителю волей неволей пришлось остановиться.

Иван прыгнул к дверце, рванул ее на себя и правой рукой сгреб водителя за воротник кожаной куртки. Тот еще не успел донести руку до внутреннего кармана, что у него там было – нож или пистолет, Ивана не интересовало – как Иван выдернул его из-за руля и шмякнул с размаха о стену дома.

Через десять секунд Иван уже выруливал на южный радиус.

Он знал, что пока владелец «Жигулей» и кожаной куртки доберется до телефона и сообщит в ГАИ номер своей машины, пройдет две-три минуты. Это время нужно использовать максимально эффективно.

Через минуту он сворачивал на Садовое и еще полторы минуты двигался по часовой стрелке с максимально разрешенной скоростью. Затем свернул направо в первый разрешенный поворот, остановил машину и выскочил из нее, оставив мотор включенным, а дверку незакрытой.

Зачем, он и сам не мог толком сказать. Вероятно, в надежде, что незапертая машина обязательно привлечет чье-нибудь не слишком законопослушное внимание, а работающий двигатель сам собою спровоцирует желание прокатиться в более укромное место, где машину можно будет основательно ободрать.

Впрочем, о машине он забыл, едва оторвался от ее руля.

Чувство опасности не ослабевало, хотя и не было столь острым, как в тот момент, когда он оказался на линии огня.