Кризис самоопределения

– Не шпионят, мама. Это просто цифровой эквивалент наблюдения за людьми.

– Ой, брось, милая.

– Да так и есть. Вот как мы сейчас сидим и наблюдаем за обедающими. Собираем данные о них и используем эти данные, чтобы составить мнение о характерах этих людей. Этим я и занимаюсь в сети.

– Разница в том, что мы смотрим на какую-нибудь парочку и говорим: “О-о, у этих романчик” или “Ты глянь, что она заказала, – я б ни за что не стала вегетарианкой”, но не используем эту информацию, чтобы заваливать таких людей рекламой парной психотерапии или вегетарианских поваренных книг.

Малика начала раздражаться. Ее мама была из поколения, где таким женщинам, как она, не вредило изображать некоторую прелестную бестолковость, чтобы их мужья чувствовали себя умными. Однако Насрин Раджпут была не на шутку проницательной. И это действительно чуточку раздражало. А умной полагалось быть Малике.

– Ты хочешь, чтобы я объяснила тебе название компании, в которой работаю, или нет? – спросила она.

– Сомневаюсь, что у тебя получится.

Малика допила кофе. Понадобится еще один.

– Ладно. Возьмем человека, которому нужно найти клиентов для своих книг.

– Для бумажных словарей. Так.

– Ну и вот, чтобы найти ему покупателей, мы собираем случайные данные и анализируем их, сравниваем и сопоставляем миллиарды постов, лайков и поисковых запросов онлайн. Задав правильные вопросы на вершине сэндвича, мы способны определить тех, кто – внизу сэндвича – входит в сообщество людей, покупающих бумажные словари. Они никогда не ищут себе новый словарь, потому что их вполне устраивает тот, который у них уже есть, но по остальным их предпочтениям – например, по их поискам других ретропродуктов, таких как виниловые пластинки, или по их отказу искать обновления текстовых программ – мои алгоритмы способны отыскать вероятных пользователей бумажных словарей, и мой клиент сможет заваливать этих конкретных людей рекламой новеньких словарей.

Тут как раз принесли еду.

– А! – сказала мама Малики. – Настоящие сэндвичи. Мило.

– Но в основном мы занимаемся политическими выборками, – продолжала Малика. – Если ведешь политическую кампанию, бюджет хочется тратить так, чтобы доносить свои идеи до той части населения, которая будет к ним наиболее восприимчива. Не тем, кто и так собирается за тебя голосовать, и уж точно не тем, кто ни в какую голосовать за тебя не станет. Интересны те, кого можно уговорить за тебя голосовать. Вот, допустим, иммиграция, судя по всему, – центральная тема любых выборов, где угодно, так?

– Понятное дело, – печально отозвалась мама Малики. – Помню те дни, когда нам казалось, что оно потихоньку пройдет.

– Вы, значит, были обалденно наивные, мам. Никогда оно не пройдет. Ну в общем. Время выборов, и все сосредоточились на иммиграции. Вот есть у нас партия мультикультуралистов, которая пытается мотивировать людей прийти и проголосовать за открытые границы. Кто их целевая аудитория? Вероятно, нет смысла показывать рекламу тем, кто лазает по антисемитским сайтам в сети.

– Нужны те, кто искал сведения для отпуска в Индии, правильно?

– Молодчина, мам! Но мои алгоритмы гораздо тоньше. Не забывай: мы ищем колеблющихся избирателей. Нам незачем тратить время на людей, которые уже все решили. Например, тот мужик, который по антисемитским сайтам, почти наверняка против иммиграции – он, может, даже расист. Если бы мне нужно было искать людей, которых можно уговорить голосовать против иммиграции, этим гражданином я бы пренебрегла. Я ищу людей, которые совершенно не считают себя расистами, но где-то в глубине души, возможно, все же чуточку расисты.

– Думаю, на самом деле мы все такие.

– Вот мои алгоритмы и выискивают намеки на такое. Среди мужчин я ищу таких, которые немножко ностальгичные и про ретро, любят карри, но и к старой английской кухне тяготеют. Может, слегка про всякую военную историю, книжки про Черчилля покупают, режутся в исторические онлайн-войнушки. Ностальгируют по музыке своей юности – такие вот. Необязательно отдаленно настоящий расист, просто человек, который ощущает себя слегка неприкаянным. Из таких, кто мог бы откликаться на посты – “собачьи свистки”[4 - Политика “собачьего свистка” – обмен сообщениями политической направленности с использованием системы кодов и шифров, которые имеют один смысл для населения в целом, но одновременно – дополнительный смысл для целевой аудитории. Фраза часто носит негативную коннотацию. Название имеет аналогию с собачьим свистком, высокочастотный звук которого слышат собаки, но для людей он неуловим.], намекающие на исчезновение традиционной английской культуры.

– И ты умеешь разбираться с этим при помощи математики?

– Да.

– И сейчас ищешь людей, которых можно убедить быть немножко расистом, Малика? И в том, что английская культура исчезает? Или это просто пример, как с бумажным словарем?

Малика отвела взгляд.

– Я нам клиентов не выбираю, мам.

3. Профессиональное покаяние

Мик Мэтлок вышел на перерыв. Съесть кулек картошки с солью и уксусом, послушать Пола Уэллера[5 - Джон Уильям “Пол” Уэллер (р. 1958) – британский рок-музыкант, автор песен, певец, гитарист, фронтмен (1979–1982) британской рок-группы The Jam (1975–1982).] на Спотифае и полазать по сайту исторических онлайн-игр.

Он был слегка раздражен.

Компания “Боевое ремесло Британии”, создатель игр в режиме виртуальной реальности, основанных на подлинных британских баталиях, объявила, что, начиная с грядущей игры по битве при Эдингтоне (878 год н. э., англосаксы против викингов), в армии с обеих сторон они введут больше воинов-женщин. Это горячо оспариваемое решение опиралось на некую остро полемическую историческую работу одной кембриджской аспирантки по имени Крессида Бейнз. Она утверждала, что в битвах на Британских островах на протяжении многих веков участвовало гораздо больше воительниц (и цветных воинов), чем ранее было принято считать, и белые летописцы-мужчины их вкладом в историю своевольно пренебрегали. Чуткая к переменчивой природе “общенациональной повестки дня” компания “БРБ” решила соответственно подправить гендерный баланс в своих играх.

Мика Мэтлока это раздражало, никуда не денешься. Он понимал, что зря это. Считал себя феминистом. У него на стене в Хендонском полицейском колледже висел постер с Энни Леннокс. Мик познакомился с Нэнси, охраняя женский марш протеста “Вернем себе ночь”[6 - Reclaim the Night (с 1977) – течение в Движении за освобождение женщин, началось в Лидсе и продолжалось вплоть до 1990-х; протестные марши в рамках этого течения требовали обеспечить женщинам возможность безопасно перемещаться по городу ночью.]. Уж кто-кто, а он-то не возражает – пусть “БРБ” лепит воительниц среди саксов и викингов сколько влезет. Может, это даже хорошо. Полезная мелочь в общественных настройках. Все равно что не подсовывать маленьким девочкам исключительно розовые игрушки. Но Мик безуспешно пытался смириться с тем, что подобное развитие событий соответствует исторической правде, а не вопиющему ревизионистскому самообману, каковым совершенно явно было. Мэтлок толком не понимал, почему это не дает ему покоя. Обсудил с Нэнси – она тоже не постигала, отчего ему на это все не насрать целиком и полностью, но никуда не денешься: не насрать.

Тут у Мэтлока зазвонил телефон, и ему пришлось вытащить Пола Уэллера у себя из ушей, отвлечься от гендерного баланса в битве при Эдингтоне (878 год н. э.) и сосредоточиться на спасении собственной карьеры. Звонила Дженин Тредуэлл из отдела по работе с прессой, уведомляла Мика, что помощник заместителя комиссара настаивает: пусть Мэтлок “выйдет на прессу” в два часа дня. Вторая пресс-конференция – с целью устранить “вагон херни”, в какой вылилась первая.

Мэтлок сделал все возможное, чтобы увернуться.

– Дженин, – возразил он, – я просто хотел подчеркнуть, что поскольку у нас неведомый убийца на свободе, тем людям, которые рискуют больше всех, надо действовать в своих же интересах и сводить к минимуму вероятность стать следующей жертвой.

– Женщины знают, что они рискуют, Мик, – отозвалась Дженин Тредуэлл. – Мы шагаем по жизни, зажав в кулаке ключи от машины, и прислушиваемся к каждому шагу позади. От того, что ты запрешь женщин по домам, мужское насилие не прекратится.

– Я ни слова не сказал…

– Понятное дело, ты не имел этого в виду, Мик, но оно вот так прозвучало.

Звучит-то оно резонно. Мэтлок почти не сомневался, что Нэнси бы с Дженин согласилась. И был совершенно уверен, что согласилась бы и Ким, шестнадцатилетняя дочь Нэнси. Хотя это не помешало бы Нэнси повторять Ким, чтобы та не ходила по парку ночью и всегда старалась добираться домой с кем-нибудь из друзей.

Мэтлок совершил ошибку, приняв звонок от Дженин по громкой связи, – видел, что констебль Клегг прислушивается к разговору. Она сочувственно пожала плечами. Мэтлок знал, что€ у нее на уме. Очередной растерянный дед барахтается в чуждых водах общества, в которое больше не “врубается”.

Вообще-то обидно – для мужика, до сих пор определяющего себя как стопроцентно рок-н-ролльного. Хотя, конечно, он понимал, что к рок-н-ролльности одни лишь деды и стремятся.

Мэтлок сдался. Помимо всего прочего, ему только вот так позволят вернуться к работе. Еще и Нэнси позвонила – сообщить, что многие участницы ее книжного клуба уже написали в Твиттер и поинтересовались, чего это Нэнси помалкивает насчет своего отвратительного партнера, винящего жертву, – #ВсыпьТомуКогоЛюбишь.

Ким уже дважды прислала ему незамысловатую эсэмэску: “Чзх!”[7 - Что за херня.]

Мэтлок понимал: надо что-то предпринять. Историю подхватили все новостные сайты. И основные телеканалы. В высокорейтинговой программе “Доброе утро, Британия” Пирс Морган сказал Сюзанне Рейд[8 - Пирс Стефан Пью-Морган (р. 1965) – британский телеведущий, журналист, писатель; ежедневную будничную телепрограмму “Доброе утро, Британия” ведет с 2015 года. Сюзанна Виктория Рейд (р. 1970) – британская телеведущая, журналистка; в программе “Доброе утро, Британия” с 2014 года (с запуска программы на канале Ай-ти-ви).], что Мэтлок – позорище, каким не место в рядах современной полиции. Морган добавил, что на сторону “феминаци” он встает нечасто, но по такому случаю “девчонки, я вас прикрою”. Британская общественность так и не узнала, как к этому предложению относится Сюзанна Рейд, поскольку Морган все вопил и вопил, однако ее ехидный взгляд в объектив телекамеры дал аудитории довольно внятное представление.

– Ну в общем, проговори мне, что там замкомиссара хочет, чтобы я произнес, – сказал Мэтлок Дженин и вскоре после обеда появился перед медийщиками – во второй раз менее чем за пять часов.

Теперь, правда, медийщиков, перед которыми он появился, оказалось гораздо больше.

Перед этим Мэтлок выступал с отчетом об убийстве – дело для старшего сотрудника отдела расследования убийств вполне обыденное. А теперь он оказался на переднем крае маневров по устранению ущерба.

Слово Мэтлоку дали не первому.

К его изумлению, изыскал время мэр и прикатил на своем велосипеде в Новый Скотленд-Ярд – с “командой”, прибывшей в “тойоте”-людовозе, чтобы публично размежеваться с удручающе патриархальными взглядами Мэтлока.

– Лондону полагается быть безопасным для всех горожан – и он обязан таковым быть, – торжественно проговорил мэр, – особенно для женщин. Женщины в этом городе, где они живут, достойны уважения – и безопасности. Никаких компромиссов тут быть не может. Никогда. Точка. Спорить не о чем. Вот и весь сказ. Спасибо. А теперь к прессе обратится старший инспектор Мэтлок.

Мэтлок принес свои глубочайшие и искреннейшие извинения.

Он понимал, что выбора у него нет. Хор порицающих сделался таким громким, что любая попытка ссылаться на контекст и нюансы была обречена. Он понимал, что для него эта година негодований – темный лес. Такая вот ирония, если учесть, что Мэтлок, гордый панк-рокер, в школьные годы сам был источником общественного негодования.