Властелины погоды

Вычислительный центр производил сильное впечатление: ряд за рядом тянулись гудящие компьютеры, из кассет выползали спирали перфолент, куда-то бежали девушки, печатающие устройства выстреливали длинные свитки непонятных цифр и символов.

– Здесь я работаю, – донесся до меня голос Барни сквозь шум машин. – Я математик.

Я рассмеялся.

– Для не очень-то пунктуального человека, как вы изволили выразиться, это весьма неожиданная профессия.

– Я не очень пунктуальна только с людьми, – возразила она. – Другое дело с компьютерами. Я прекрасно лажу с большими машинами. Они не проявляют нетерпения, им незнакома смена настроений. Они строго логичны. Нужно только задать им программу на будущее. С ними гораздо легче договориться, чем с людьми.

– Но с ними, наверно, довольно скучно, – заметил я.

– Ну, а люди, особенно некоторые, иногда раздражают, – отпарировала Барни.

– Это место, – сказал я, наблюдая за девушками, обслуживающими компьютеры, – представляется мне гаремом для метеорологов.

Барни кивнула.

– Здесь и в самом деле то и дело завязываются романы. Я частенько говорю, что, если бы программистами были мужчины, в отдел наведывалось бы вдвое меньше мужчин с требованиями специального программирования.

– Вероятно, женский труд дешевле.

– И лучше, во всяком случае, если говорить об аккуратности, – горячо заверила меня Барни.

– Простите, я сказал, не подумав. Такая у меня дурная привычка. Я не имел в виду…

– Я не обижаюсь, – улыбнулась Барни.

Чтобы переменить тему разговора, я сказал:

– Вчера вечером я встретился с доктором Барневельдом – это ваш отец или дедушка?

– Дядя, – ответила Барни. – Ян Барневельд. Он получил Нобелевскую премию за исследования физической химии воздуха. Это он изобрел первые препараты для засеивания облаков, которые воздействуют на непереохлажденные облака.

Звучало внушительно, хотя я не имел ни малейшего представления о предмете разговора.

– Мой отец – Ханнес Барневельд, они с мамой работают в Обсерватории Стромло в Южной Африке.

– Астрономы?

– Да, отец – астроном, а мама – математик. Они работают вместе.

Я улыбнулся.

– Значит, вы пошли по стопам своей матери.

– Вот именно. Пойдемте. – Она взяла меня за руку и провела сквозь узкий ряд компьютеров. – Тут есть еще одно место. Если там не побывать, экскурсию нельзя считать завершенной.

Мы ступили через порог в темноту. Барни закрыла за собой дверь, и мы оказались словно за сто миль от вычислительного центра. В комнате было прохладно и стояла умиротворяющая тишина. Постепенно, когда глаза немного свыклись со слабым освещением, я понял, что это было.

Я услышал собственный вздох.

Мы стояли перед экраном высотой футов в двадцать, на котором умещалось все Западное полушарие. Я легко мог различить континенты Северной и Южной Америки, хотя тучи закрывали широкие участки суши и моря. От ослепительного блеска Арктики и всплесков света – голубого, зеленого, красного, белого – буквально перехватывало дыхание.

На противоположной стене располагалось другое полушарие: Европа, Азия, Африка, огромный Тихий океан – оно занимало еще два экрана.

– Никто из тех, кто здесь побывал, не остался равнодушным к этому зрелищу, – тихо сказала Барни. – И меня оно потрясает всякий раз, когда я сюда прихожу.

– Это… – я не сразу нашел нужное слово, – это… невероятно!

– Изображения мы получаем с синхронных космических станций. Одним взглядом можно окинуть весь мир и представить себе метеорологическую картину Земли.

Барни подошла к пульту в центре комнаты, легко коснулась нескольких контрольных кнопок, и на экранах поверх телевизионных изображений появились карты погоды.

– Можно вернуться назад, – она вновь прошлась пальцами по кнопкам, – вот так, например, карта погоды выглядела вчера… – карта сдвинулась и немного изменилась, – или позавчера… неделю назад… в прошлом году…

– А какая она будет завтра? На следующей неделе? Через год?

– Завтрашняя – пожалуйста… – Карта снова слегка изменилась, и я увидел, куда завтра переместится шторм, бушующий сейчас над драгами нашей фирмы.

– Мы можем дать вам приблизительную сводку погоды на следующую неделю, – сказала Барни, – но она настолько неопределенна, что мы не хотим тратить сил даром и не составляем таких прогнозов. Что же касается погоды на следующий год, – тут она заговорщически понизила голос, – посоветуйтесь с «Альманахом старого фермера». Мы все так делаем.

– И Тэд Маррет тоже?

– Вы знаете Тэда? – удивилась она.

– Мы впервые встретились вчера вечером. Разве ваш дядюшка не рассказывал об этом?

– Нет, скорее всего забыл. Забывчивость – наша фамильная черта.

– А не знаете, Тэд здесь? Я бы хотел поговорить с ним.

– По утрам он занят в Массачусетском технологическом. Обычно мы встречаемся во время ленча, – сказала Барни.

Я взглянул на часы. Было около двенадцати.

– А где вы завтракаете?

– В нашем здании есть кафетерий. Хотите к нам присоединиться?

– Если не возражаете.

– Но предупреждаю, – сказала она серьезно, – обычно ничего, кроме деловых разговоров, за ленчем не бывает.

– Если деловые разговоры касаются управления погодой, я с удовольствием их послушаю.

3. Аэродинамика плюс вода

Кафетерий при Климатологическом отделе – большой, шумный, переполненный людьми, – произвел на меня тягостное впечатление. Стены были выкрашены в унылый серый цвет, а от жалких попыток как-то украсить их почти не осталось и следа. Люди протискивались к стойке или толпились возле ничем не покрытых пластиковых столов. Да и еды-то практически не было – одни концентраты и синтетика, малоаппетитные блюда, хотя Барни, казалось, была вполне довольна выбором.