Самоходчики

Пехота «причесала» танкистов из пулемета.

Живым с такого боя выйдешь и радуешься, что опять повезло на этот раз…

Какими были потери у самоходчиков в Вашем полку?

За последний год войны выжило меньше 25 % состава экипажей. Понимаете, самоходки – это машины для артиллерийской поддержки пехоты, а нас зачастую использовали для лобовых атак. На легкой САУ нет нормальной броневой защиты и сектор обстрела орудия ограничен. И вообще, в конце войны уязвимость танковых войск сильно возросла. Нас не берегли и не жалели. А когда вообще простых солдат берегли?..

Как вы оцениваете подготовку немецких танкистов?

Немцы готовили своих танкистов очень основательно. Это был весьма серьезный противник. И техника у них была не чета нашей, если говорить откровенно. У немецких танковых орудий начальная скорость была больше, стояли более усовершенствованные прицелы, со всеми вытекающими для нас печальными последствиями, но в конце войны немцы уже не часто рисковали. Как-то ночью стоим в походной колонне. Все САУ как «по ниточке», одна задругой. Моторы заглушили. Вдруг слышим рычание моторов. Мимо нас на большой скорости проскочили несколько немецких «Пантер». Мы так и не смогли понять – почему немцы не расстреляли в упор нашу колонну? Мы бы все равно развернуться не успели…

Существовали ли какие-то ограничения в использовании боезапаса?

Треть боекомплекта считалась НЗ и использовать его можно было только с личного разрешения командира полка. Нередко, в горячке боя, мы расстреливали весь БК. В бою не будешь снаряды «по головам считать». Один раз дошли до немецкого штаба дивизии, а громить его было нечем. Весь боезапас расстрелян в предыдущем бою. Крику было! Аналогичная ситуация случилась в одном из боев, в Германии. Командир полка получил приказ на атаку, а весь боезапас мы уже истребили. Собрали со всех машин снаряды, набралось по одному БК на две самоходки. Вот эти самоходки и пошли в бой, а начальник артснабжения на трех «студерах» срочно кинулся в тылы искать снаряды для полка.

Каким было личное оружие у воевавших на САУ?

Штатным оружием у каждого в экипаже был револьвер «наган». В самоходке всегда было 20 гранат и по одному-два автомата ППШ на экипаж. Каждый еще засовывал в карманы телогрейки по паре-тройке гранат. Были у нас и трофейные автоматы. На поле боя можно было гору оружия собрать, ну и никто особо не контролировал, что за арсенал мы с собой в машине таскаем.

В конце войны возили в САУ, с собой, немецкие трофейные «фаустпатроны».

Немецкие «фаустники» много хлопот доставляли?

С февраля по апрель сорок пятого против нас очень активно действовали отряды «фаустников», истребителей танков, составленные из «власовцев» и немцев— «штрафников». Один раз, прямо на моих глазах, они сожгли наш ИС-2, стоявший в нескольких десятках метров от меня. Нашему полку еще сильно пофартило, что мы заходили в Берлин со стороны Потсдама и на нашу долю не выпало участвовать в боях в центре Берлина. Там «фаустники» просто лютовали…

Каким было в Вашем полку отношение к гражданскому немецкому населению?

Разное было отношение. Всякое случалось в Германии, весной сорок пятого, но в танковые войска набирали народ грамотный, в подавляющем большинстве сознательный, и я не припомню, чтобы кто-то из полка что-то этакое особенное вытворял. Предельно честно вам на этот вопрос никто не ответит.

А если кто и ответит, то вы десять раз подумаете, а стоит ли это публиковать?

Захватили мы под Берлином большую роскошную усадьбу. Один гараж был рассчитан на 20 машин. Моим командиром САУ был одесский еврей, который до войны работал учителем и владел немецким в совершенстве. Он нам переводил. Выяснилось, что в усадьбе находятся артисты Берлинской оперы. Артисты нам заявили, что очень рады, что попали в плен к танкистам, а не к пехоте…

Комиссары в Вашем полку пользовались доверием и уважением со стороны экипажей?

У нас все комиссары назначались из бывших строевиков, боевых офицеров. Например, мой замполит Высоцкий, был до назначения на политработу командиром самоходки. Таким людям солдаты верили.

Каким было отношение самоходчиков к командованию полка?

Не хочу говорить на эту тему.

Очень мы не любили «стажеров». Присылали к нам из академии или из тыловых училищ офицеров на фронтовую стажировку. Эти любили указывать и приказы налево-направо раздавать. Всё торопились «орден на грудь заработать». Был у нас такой заместитель командира полка, из «стажеров». Умел «дрова ломать» этот «товарищ»…

Еще один вопрос из разряда «лишних». Вы удостоены за фронтовые подвиги орденов Боевого Красного Знамени, Отечественной войны, Красной

Звезды, ордена Славы III степени. Имеете желание подробно рассказать о какой-то из этих наград?

Ни малейшего желания не испытываю. Это штабисты были озабочены наградной темой.

Я воевал за Родину, а не за награды. Одно только добавлю – каждая из моих наград получена за конкретный боевой эпизод.

Где Вас застало известие о окончании войны?

Мы шли через Судеты на Прагу. Трое суток не спали. Непрерывные стычки с немцами. Все дороги заминированы, а леса по обочинам спилены. Немецкие зенитки бьют с гор по нашей колонне.

Ночью остановились на привал. Вдруг крики со всех сторон: «Победа! Ура! Конец войне!». Солдаты плачут от счастья, стреляют в воздух…

У меня первая мысль в голове мелькнула: «Как конец войне?! У меня же полный боекомплект?!». Но расстрелять этот боекомплект по врагу мне еще предоставилась возможность. Наш полк вёл бои в чешских горах еще пять дней после объявления о капитуляции фашистской Германии.

Несколько ребят из полка погибли в боях уже после Победы…

Четырнадцатого мая сорок пятого года был мой последний бой на войне.

И когда он закончился, я сказал себе: «Все, теперь точно отстрелялся… Скорей бы домой…»

Интервью: Гоигорий Койфман

Лит. обработка: Гоигорий Койфман

Поляков Юрий Николаевич

Призвали меня в ноябре 43-го года из Ленинграда. Попал я в Чувашию, город Цивильск, в роту снайперов. Учился на снайпера. Проучился 5 месяцев и в конце апреля 44-го меня отправили на фронт. Всего-то два раза и стреляли из винтовки.

Попал в 120-ю гвардейскую стрелковую дивизию автоматчиком – не было винтовок. Потом только уже появились они у нас. В конце июля получил винтовку и полтора месяца провоевал снайпером. Уничтожил 13 немцев. Уже позже попал под артналет – засекли немцы. Как бритвой срезало прицел. Сам уцелел. Перевели командиром отделения противотанковых ружей до октября. Десятого октября мы расширяли плацдарм на Нареве. Неудачно наступление началось и нас загнали в противотанковый ров. Минометным огнем рассекли наступающих на две с половиной части. Разрывы двигались и мы от разрывов уходили. А там был глубокий противотанковый ров, наполненный водой. Прыгнули, а я то ростом маленький – вода по горло. Мы в шинелях были, идти неудобно. По рву прошли, выбрались все-таки на сухое место. Прошли метров сто и танки немецкие подошли. Метрах в пятнадцати остановились. Нас не видели – мы же во рву. Стрелять надо. Подсадил меня второй номер. Поддержал – отдача-то у ружья сумасшедшая. Я выстрелил и с первого выстрела танк загорелся. Люки не открылись. Немецкие танки ведь бензиновые были все. Взорвался видимо. Это вроде T-III был. Целился я во второй, поддерживающий ролик, от кормы. ПТР пробивал броню 40 мм. Меня сбросило отдачей, конечно. Подобрали меня и прошли мы еще дальше по рву. Ну, тут вдохновение такое нашло. Танки в стороне проходили немецкие, и стал я по ним стрелять. Не боялся совсем, а сбоку из автоматов немцы ударили. Меня сдернули, я обратно спрятался.