Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Я чувствовал себя полным идиотом из-за того, что устроил аварию, и жалел о том, что не записал фамилии всех участников, чтобы можно было сегодня же извиниться перед ними.

Я понимал, что мне необычайно повезло: в подобной ситуации европейская полиция отнеслась бы ко мне гораздо строже. Мало того, что меня обязательно задержали бы; поскольку я был иностранец, все могло бы закончиться тюремным заключением или депортацией. Естественно, инцидент обошелся бы мне дорого в смысле штрафов. Однако американские полицейские приняли во внимание то, что дорога была скользкой, что я не нарушил правил, что никто серьезно не пострадал, и главным было побыстрее восстановить нормальное движение. Полицейский, допросивший меня, был очень учтив. Взглянув на мое водительское удостоверение международного образца, он спросил: «Вам точно не нужна «Скорая помощь»?» Двое ребят из тренажерного зала объяснили ему, что я приехал в Америку всего несколько дней назад. Всем было очевидно, что я с трудом говорю по-английски, хотя я очень старался.

В тот вечер я засыпал, полный оптимизма. Мне еще предстояло объясняться с победителем крокодилов, но Америка была замечательным местом.

Увидев впервые Лос-Анджелес, я испытал потрясение. Для меня Америка в первую очередь означала одно: масштабы. Огромные небоскребы, огромные мосты, огромные неоновые вывески, огромные автострады, огромные машины. И Нью-Йорк, и Майами оправдали мои ожидания, и почему-то я вообразил, что и Лос-Анджелес окажется таким же впечатляющим. Но теперь я увидел, что высокие здания есть только в центре, и в целом город выглядел неказистым. Пляж был большой, но где огромные волны и толпы серфингистов, катающихся по ним на досках?

То же самое разочарование я испытал, впервые увидев клуб Голда, мекку американского культуризма. Я многие годы штудировал журналы Уайдера, не подозревая, что главной их целью было представить все более грандиозным, чем на самом деле. Я смотрел на фотографии знаменитых культуристов, занимающихся в клубе Голда, и представлял себе огромный спортивный клуб с баскетбольными площадками, бассейнами, залами для гимнастических упражнений, тяжелой атлетики, силового троеборья и единоборств, подобный тем гигантским клубам, которые можно увидеть в наши дни. Но, войдя в зал, я увидел голый бетонный пол, и в целом все было очень просто и примитивно: зал высотой в два этажа, размером в половину баскетбольной площадки, стены из шлакоблоков и окна в потолке. Однако оборудование было действительно интересным; я увидел выдающихся тяжелоатлетов и культуристов, которые занимались с тяжелыми штангами, – так что вдохновение здесь было. К тому же, клуб находился всего в двух кварталах от пляжа.

А район Венис, в котором располагался клуб Голда, оказался еще менее впечатляющим, чем сам тренажерный зал. Дома, тянувшиеся рядами вдоль улиц и аллей, были похожи на казармы американской армии. Кому могло прийти в голову возводить такие дешевые деревянные бараки в этом восхитительном месте? Некоторые дома были обветшалыми и заброшенными. Асфальт на тротуарах провалился и растрескался, вдоль дорог бурно разрослись сорняки, а кое-где улицы даже не были вымощены.

«И это Америка? – недоумевал я. – Почему никто не замостил эту улицу? Почему никто не снес этот заброшенный дом и не построил на его месте новый?» Я твердо знал, что у меня на родине, в Граце, не найдешь даже тротуара, который не только был бы не вымощен, но просто не был бы тщательно подметен и не содержался в идеальном состоянии. Здесь же все это было просто непостижимо.

Очень нелегко приехать в страну, где все выглядит по-другому, где говорят на другом языке, где другая культура, где люди иначе мыслят и иначе ведут дела. Я не переставал поражаться, насколько же здесь все отличается от того, к чему я привык. Однако по сравнению с большинством тех, кто недавно приехал в Америку, у меня было одно большое преимущество: когда являешься частицей международного спорта, тебя никогда не бросят одного.

Мир культуризма славится своим радушием. Куда бы ты ни приехал, тебе даже необязательно кого-нибудь знать. Ты всегда ощущаешь себя частью единой семьи. Местные культуристы встречают тебя в аэропорту. Отвозят к себе домой. Кормят. Показывают город. В Америке было все это, но также и нечто большее.

У одного из лос-анджелесских культуристов в доме была свободная спальня, где я остановился на первое время. Когда я впервые пришел в зал, чтобы приступить к занятиям, все подошли ко мне, чтобы сказать пару слов, обнять, похлопать по плечу, тем самым показывая, что они рады видеть меня здесь. Ребята подыскали мне маленькую квартиру, и как только я перебрался туда, их радушие перешло в «мы должны ему помогать». Они собрали деньги и как-то утром заявились ко мне домой с коробками и свертками. Попробуйте представить себе толпу здоровенных мускулистых парней: огромные медведи, которых и близко нельзя подпускать ни к чему стеклянному; каждый день в тренажерном зале от них можно услышать что-нибудь вроде «вы только взгляните на его грудь – вот это да!» или «сегодня я выполню приседание со штангой весом пятьсот фунтов, твою мать». И вдруг эти ребята появляются на пороге моего дома, с коробками и свертками в руках. Один из них говорит: «Смотри, что я тебе принес», открывает коробку и достает серебряные столовые приборы. «Тебе это пригодится, чтобы ты смог здесь есть». Другой распаковывает сверток и говорит: «Моя жена сказала, что я могу взять эти тарелки. Это наши старые тарелки, так что теперь у тебя есть пять штук». Ребята очень старательно называли каждую вещь и объясняли, для чего она нужна. Кто-то принес маленький черно-белый телевизор с торчащей сверху комнатной антенной и помог мне его настроить. Ребята также принесли еду, так что мы уселись за стол и позавтракали вместе.

Я сказал себе: «В Германии и Австрии я никогда не видел ничего подобного. Никому такое даже в голову не приходило». Я точно знал, что если бы я сам у себя дома увидел, как кто-то заселяется в соседнюю квартиру, мне бы и в голову не пришло ему помочь. Я чувствовал себя полным идиотом. Этот случай показал, что мне еще многому нужно учиться.

Ребята повезли меня смотреть Голливуд. Я хотел сфотографироваться там и отправить снимки своим родителям, чтобы показать им: «Вот я и в Голливуде. А дальше будут фильмы». Мы долго ехали, и наконец один из ребят сказал: «Отлично, это бульвар Сансет».

– Когда же мы приедем в Голливуд? – спросил я.

– А это и есть Голливуд.

Должно быть, в своем воображении я перепутал Голливуд с Лас-Вегасом, потому что искал взглядом огромные неоновые вывески. Я также ожидал увидеть кинооборудование и перегороженные улицы, на которых происходили натурные съемки. Однако ничего этого не было. «А куда подевались огни и все остальное?» – спросил я.

Ребята переглянулись. «По-моему, он разочарован, – сказал один из них. – Наверное, нам нужно было привезти его сюда вечером».

«Точно, точно, – подхватил второй. – Потому что днем здесь и вправду смотреть не на что».

Ближе к концу недели мы приехали в Голливуд вечером. Огней было больше, но в целом зрелище оставалось таким же скучным. Со временем я свыкся с этим и узнал, где можно весело провести время.

Я проводил много времени, знакомясь с городом и разбираясь в том, как все делается в Америке. По вечерам я частенько встречался с Арти Зеллером, фотографом, который встречал меня в аэропорту. Арти меня просто очаровал. Он был очень-очень умен, однако при том начисто лишен честолюбия. Арти не любил стрессы, не любил рисковать. Он работал за стеклянным окошком в почтовом отделении. Арти был родом из Бруклина, где его отец, человек в высшей степени эрудированный, был кантором в еврейской общине. Однако его сын пошел своим путем, стал заниматься культуризмом на острове Кони-Айленд. Работая вольнонаемным фотографом на Уайдера, Арти стал лучшим специалистом по съемкам культуризма. Меня он привлекал в первую очередь тем, что всего добивался сам, бесконечно читая и впитывая в себя всю информацию. От природы обладающий талантом к иностранным языкам, Арти был ходячей энциклопедией и прекрасно играл в шахматы. Он был стойким демократом, либералом и полным атеистом. К черту религию! Для Арти она была пустой сказкой. Никакого бога нет, и больше говорить не о чем.

Жена Арти Жози была уроженкой Швейцарии, и хотя я стремился полностью погружаться в англоязычную среду, было очень неплохо иметь рядом тех, кто говорил по-немецки. Особенно это касалось просмотра телепередач. Я приехал в Америку в последние три-четыре недели президентской кампании 1968 года, поэтому, когда мы включали телевизор, обязательно что-нибудь говорили про выборы. Арчи и Жози переводили мне выступления Ричарда Никсона и тогдашнего вице-президента Хьюберта Хамфри, соперничавших между собой. Хамфри, демократ, постоянно говорил о благосостоянии населения и правительственных программах, и мне казалось, что это звучит чересчур по-австрийски. Однако слова Никсона о деловых возможностях и предпринимательстве звучали для меня по-настоящему американскими.

– Повтори еще раз, как называется его партия? – спросил я у Арти.

– Республиканская.

– В таком случае я республиканец, – сказал я.

Арти презрительно фыркнул, что он делал часто, поскольку у него были плохие носовые пазухи и поскольку он находил в жизни много того, что заслуживало фырканья.

Как и обещал Джо Уайдер, я получил машину: подержанный белый «Фольксваген-Жук», с которым я сразу же почувствовал себя в своей тарелке. Чтобы лучше узнать город, я объездил все окрестные тренажерные залы. Я познакомился с человеком, который заведовал залом в центре Лос-Анджелеса, расположенным в здании, которое тогда называлось «Оксидентал-Лайф». Я ездил в глубь страны, а также в Сан-Диего, чтобы познакомиться с тамошними тренажерными залами. И знакомые возили меня в разные места; вот так я побывал в мексиканской Тихуане и в Санта-Барбаре. Как-то раз мы вместе с четырьмя другими культуристами отправились в Лас-Вегас в стареньком микроавтобусе «Фольксваген». Нагруженный таким обилием мышц, микроавтобус не выжимал и шестидесяти миль в час. Сам Лас-Вегас с его огромными казино, неоновыми огнями и бесконечными игорными залами полностью оправдал мои ожидания.

В клубе Винса занимались многие чемпионы, в том числе Ларри Скотт, прозванный «Легендой», который завоевывал титул Мистер Олимпия в 1965 и 1966 годах. Пол в клубе Винса был застелен ковром, и там имелись очень неплохие тренажеры, однако силовое троеборье было здесь не в почете: тут считалось, что классические силовые упражнения, такие как приседания со штангой, жим штанги лежа и качание пресса, безнадежно устарели, годятся только для развития силы и не могут отточить до совершенства пропорции тела.

Обстановка в клубе Голда была совершенно другой. Здесь тренировались настоящие монстры: олимпийские чемпионы по толканию ядра, профессиональные борцы, чемпионы по культуризму, силачи с улицы. Тут редко можно было увидеть трико: все занимались в джинсах и клетчатых рубашках, майках, безрукавках, тельняшках. В клубе было четыре зала и тяжелоатлетический помост, где можно было уронить штангу весом четыреста фунтов, и никто не говорил ни слова. Эта атмосфера была ближе к тому, к чему я привык.

Главным волшебником здесь был Джо Голд. Еще подростком он был среди тех, кто в тридцатые годы основал в Санта-Монике клуб «Маскл-Бич», и, отслужив во Вторую мировую войну мотористом в торговом флоте, он вернулся и занялся разработкой снаряжения для силовых упражнений. Практически все до одного тренажеры в зале были разработаны Джо.

Здесь не было никакого изящества: все, что создавал Джо, было большим и тяжелым, и все работало. Его гребной тренажер был разработан так, что опоры для ступней находились именно там, где нужно, и можно было разрабатывать нижние латеральные мышцы, не опасаясь свалиться с сиденья. Когда Джо разрабатывал какой-нибудь тренажер, он приглашал к обсуждению будущей конструкции всех, а не полагался исключительно на свое собственное мнение. Поэтому все углы работы подвижных частей были выставлены идеально, и ничто не застревало. И Джо приходил в зал каждый день, то есть все оборудование постоянно поддерживалось в исправном состоянии.

Время от времени Джо просто изобретал новые тренажеры. Один он разработал для выполнения «ослиных шагов». Это упражнение для икроножных мышц имело для меня огромное значение, потому что по сравнению с остальным моим телом мои икры были относительно маленькими и никак не желали расти. Обыкновенно для выполнения этого упражнения пятки устанавливаются на брус или бревно так, чтобы остальная часть ступни свисала в воздухе. Затем нужно согнуться в поясе на 90 градусов, взяться руками за брус, а один или двое напарников забираются тебе на спину, словно на осла, и начинают разрабатывать икры, поднимая их вверх и вниз. Однако с тренажером Джо надобность в «наездниках» отпадала. Установив желаемую нагрузку, спортсмен вставал под тренажер в позе осла и освобождал блокировку. И теперь он мог выполнять «ослиные шаги», имея у себя на спине груз, скажем, в семьсот фунтов.

Клуб Голда быстро стал мне родным домом, где я чувствовал себя в своей стихии. В вестибюле постоянно толпились посетители, и у всех завсегдатаев были свои прозвища, вроде Чарли Толстая Рука, Загорелый или Улитка. Забо Кошевски занимался здесь уже много лет и был ближайшим другом Джо Голда. Его называли «Вождь». У него были потрясающие мышцы брюшного пресса – он качал их по тысяче раз каждый день, и они действительно были просто идеальными. Мой пресс был гораздо хуже, и первым же делом Забо посоветовал мне сесть на диету. «Знаешь что? – заметил он. – А ты ведь пухленький». Джо Голд тотчас же окрестил меня «Круглым животом», и с тех пор меня звали или «Круглым брюхом», или «Пухлым».

У Забо, выходца из Нью-Джерси, чье настоящее имя было Ирвин, была целая коллекция трубок для гашиша. Время от времени мы наведывались к нему домой, чтобы «побалдеть». Забо день и ночь читал научную фантастику. У него все было «ого, дружище!», «клево!» или «ни хрена себе!». Однако в Венис это считалось нормальным. Сигарета с марихуаной считалась чем-то таким же естественным, как и кружка пива. Ты приходил в гости, неважно к кому, хозяин предлагал тебе «косячок» и говорил: «Затянись!» Или же это была трубка гашиша, в зависимости от того, насколько искушенным был хозяин.

Я быстро усвоил, что имели в виду люди, говоря «это клево» или «это балдеж». Пытаясь раскрутить одну сногсшибательную девчонку, я выяснил, какую важную роль играет астрология. «Кажется, мы с тобой созданы друг для друга, – сказал я. – Нам определенно нужно поужинать вместе».

Но она ответила:

– Какой у тебя знак по гороскопу?

– Лев, – ответил я.

– Это не для меня. Это точно не для меня. Спасибо за приглашение, но это не для меня. Прощай.

И девчонка ушла. На следующий день я пришел в тренажерный зал и спросил: «Ребята, у меня одна маленькая проблема. Я все еще учусь». И я поведал им о том, что случилось со мною вчера.

Зебо сразу же подсказал, как я должен был поступить. Он сказал: «Приятель, тебе нужно было сказать: «У меня лучший знак». Попробуй в следующий раз».

Прошло несколько недель, прежде чем мне представилась возможность проверить его совет в действии. Я обедал вместе с одной девушкой, и она спросила:

– Какой у тебя знак по гороскопу?

– Ну а ты как думаешь? – ответил вопросом на вопрос я.

– И все же, какой?

– Лучший!

– Ты хочешь сказать… ты Козерог?

– Точно! – воскликнул я. – Как ты догадалась?

– Говорю тебе, это просто поразительно, потому что мы с тобой так подходим друг другу. Я хочу сказать, это просто… ого!

Девушка была в восторге. Тогда я начал читать про знаки Зодиака, про связанные с ними характеристики, про то, как разные знаки ладят между собой.

Обосновавшись в клубе Голда, я без труда завел новых друзей. Здесь был настоящий котел, в котором переплавлялись выходцы со всего света: австралийцы, африканцы, европейцы. Занимаясь утром, я предлагал каким-нибудь двум парням: «Эй, как насчет того, чтобы пообедать вместе?» Мы шли на обед, ребята рассказывали мне про себя, я рассказывал им про себя, и мы становились приятелями. Вечером я снова приходил в зал, встречал там уже других ребят, мы отправлялись вместе ужинать и тоже знакомились друг с другом.

Я был поражен тем, с какой легкостью мои новые знакомые приглашают меня к себе домой и как американцы любят что-то праздновать. Я не отмечал свой день рождения ни разу до тех пор, пока не приехал в Америку. Я даже ни разу не видел торт со свечами. Но одна девушка пригласила меня к себе на день рождения, а когда следующим летом наступил мой день рождения, ребята в зале приготовили торт и свечи. Бывало, кто-нибудь говорил: «Мне нужно уходить домой, потому что сестра сегодня первый раз пошла в школу, и мы это отпразднуем». Или: «Сегодня у моих родителей годовщина свадьбы». Я не мог припомнить, чтобы мои собственные родители хоть раз хотя бы заговорили о годовщине своей свадьбы.