Ночь с Каменным Гостем

Усевшись перед компьютером, я зашла в Интернет и попыталась разыскать информацию об обоих Вулках. Машина выдала мне массу полезных и бесполезных сведений, причем большая часть фактов имела отношение к папаше Виолетты.

Я лицезрела его фотографию – крупный, рослый мужчина с лысой головой, квадратной челюстью и удивительно красивыми карими глазами. О Вулке Климовиче было написано несколько книг и даже снят фильм. Как и говорила Кира, младенца Вулка (надо же, и маньяки, как, впрочем, и безжалостные диктаторы наподобие Мао, Гитлера, Сталина или Пол-Пота, были когда-то розовощекими младенцами!) нашли в шляпной коробке, которую кто-то подложил в детский приют осенью 1925 года. Интересно, а если бы младенца так и не нашли и он бы умер, не было ли это наилучшим решением? Но кто мог знать, что из брошенного на произвол судьбы и обреченного неизвестными родителями на смерть малыша вырастет жестокий маньяк-каннибал!

Климович учился на повара, но по специальности работал недолго (о, жуткая ирония – поварские навыки он потом использовал при расчленении жертв). Судя по всему, свое первое убийство он совершил в 1943 году в возрасте семнадцати лет – после явления ему во сне Сердцееда. Климович утверждал, что жертвой была девочка-цыганка. В Герцословакии, оккупированной в то время войсками Третьего рейха, никому не было дела до смерти представительницы так называемой «нации бастардов». Вулк впоследствии заявлял, что сделал это, желая утолить голод: детский дом, где он воспитывался, был расформирован, Климович, чтобы не идти на фронт сражаться за идеалы бесноватого фюрера, сбежал и скрывался в трущобах и лесах. Вулк заявил следователям, что съел все внутренние органы своей первой жертвы, в особенности ему понравилось сердце. Факт этого убийства доказать не удалось, но никто не сомневался, что Вулк не обманывал. Затем последовал перерыв – война закончилась, монархия пала, Герцословакия начала строить социализм. Вулк отслужил в армии и поступил в кулинарное училище. По его словам, в период с 1945 по 1954 год он убил еще дюжину человек, сердца которых съел, а остальное мясо выгодно продал. В 1954 году его арестовали за спекуляцию мясными изделиями, приговорили к трем с половиной годам лагерей, два с половиной из которых Вулк честно оттрубил и был досрочно освобожден за образцовое поведение. С 1954 по 1976 год он, по собственному заявлению, вел ничем не примечательную жизнь, подался на стройку, где скоро стал прорабом и, о ирония судьбы, строил помпезное здание Верховного суда Герцословакии, где его судили и приговорили к расстрелу. Климович был образцовым гражданином, нелюдимым и некомпанейским, однако непьющим и следящим за здоровьем.

Женился он поздно, в 1973 году, однако вел, с коммунистической точки зрения, как до свадьбы, так и после нее на редкость разгульный образ жизни – встречался с дамами, часто замужними, приставал к женщинам на улицах и даже снял квартиру, где регулярно устраивал оргии – а также хранил в холодильнике части тел жертв. И женщины, как ни прискорбно, были от Вулка без ума, прельщаясь то ли его удивительными карими глазами, то ли ненасытным сексуальным темпераментом! О его семье не было ни слова, только в одной из статей фраза о том, что жена Климовича развелась с ним еще до вынесения судом приговора. В середине семидесятых Климович, который к тому времени уже давно подумывал возобновить кровавые пиршества, пришел к выводу, что от старости и физического распада его спасет одно – регулярное поглощение человеческой плоти, в частности сердец, в которых, согласно мифологии многих народностей, сконцентрирована душа и телесная сила. В марте 1976 года он вышел на тропу войны и совершил первое убийство из нового цикла. Так длилось девять лет, до ареста Климовича 19 июля 1985 года. Ага, в каждом сообщении встречался весьма важный пункт: «Вулк Климович был расстрелян в ночь с 24 на 25 декабря 1985 года».

О его не менее знаменитом, но так и не идентифицированном собрате, Вулке Сердцееде, информации было гораздо меньше. В основном несколько стандартных предложений: восемь жертв – девиц легкого поведения – с ноября по декабрь 1923 года, особо жестокая манера убивать, игры в «кошки-мышки» с прессой (некто, заявлявший, что он – Сердцеед, переписывался с редакцией одной из экарестских желтых газет, после того как листок выразил сомнения в обоснованности претензий автора на личину Вулка, журналисты получили посылку – в ней лежало сердце одной из жертв со следами укуса). Жестокость убийств возрастала в хронологическом порядке – если у первых жертв были вынуты сердца, то две последние дамы были превращены почти в фарш, а внутренности раскиданы по комнате. Как обычно, к этому прилагался список возможных кандидатов в Сердцееды – лейб-медик профессор Вадуц, наследный принц Венцеслав, известный художник-дадаист, шеф столичной полиции, студент-алкоголик, подозрительный мясник, разорившийся аптекарь, польский эмигрант и русский фельдшер, попавший позднее в психушку, молодой воспитатель, уволенный из мужской гимназии за недостойные действия в отношении своих подопечных, смертельно больной стряпчий, несколько анархистов и революционеров и прочая, прочая, прочая.

На одном из сайтов, посвященных наиболее известным серийным убийцам, Вулку Сердцееду было отведено достойное место в компании Джека Потрошителя, «дяди Фрица» Хаармана[8 - Фридрих («дядя Фриц») Хаарман, прозванный «ганноверским вампиром», в начале двадцатых годов ХХ века лишил жизни не менее двух дюжин молодых людей, которым, по собственному признанию, прокусывал сонную артерию. Мясо жертв он, по слухам, продавал на рынках, а кости выбрасывал в реку; был обезглавлен в 1925 году.], Чарльза Мэнсона[9 - Чарльз Мэнсон, американский музыкант-сатанист, основатель т.н. «Manson Family», своего рода секты, последователи которой в конце шестидесятых годов ХХ века совершили с ведома и одобрения своего «ментора» ряд жесточайших убийств (в августе 1969 г. одной из жертв стала беременная актриса Шэрон Тэйт, жена известного режиссера Романа Полански); Мэнсон, исполнявший роль «духовного наставника» и сам убийств не совершавший, был приговорен в 1970 году к пожизненному заключению, которое отбывает и поныне.], Андрея Чикатило и иных кровожадных упырей. Там же я обнаружила и несколько старых фотографий: каморка одной из проституток – грубо сколоченный стол, кровать, залитая чем-то черным (конечно же, кровью), удрученный полицейский, а на стене – слова, выведенные кровью: «Это – третья жертва! Часть сердца я съел, остаток же дарю полиции. Поймайте меня, если сможете! Нежно любящий вас Вулк Сердцеед». На столе было заметно нечто, напоминающее корнеплод, – это и была часть человеческого сердца.

Другая фотография изображала жертву преступления – лицо молодой женщины обезображено (маньяк выколол ей глаза, выбил передние зубы, исполосовал щеки и лоб), а затем взрезал ее, причем тогдашние эксперты установили, что весьма профессионально, как сделал бы это хорошо разбирающийся в анатомии и имевший опыт в обращении с трупами человек. Впрочем, был ли Вулк человеком? Глава столичной полиции, увидев изуродованную жертву, потрясенно заявил: «Это деяния не человека, а дьявола!»

Имевший опыт в обращении с трупами… Что за чудовищная фраза! Ведь именно Вулк и сделал несчастных девиц трупами! Последнее убийство произошло 25 декабря 1923 года. Я вздрогнула и раскрыла свернутый документ, посвященный Вулку Климовичу. Так и есть, Климовича расстреляли в ночь с 24 на 25 декабря 1985 года. История любит подобные зловещие ухмылки: Сердцеед прекратил свою кошмарную деятельность ровно за 62 года до того, как был казнен Климович, утверждавший, что является сыном и реинкарнацией первого Вулка. Жуткое совпадение. Или, подумалось мне внезапно, это вовсе и не совпадение?

Зевнув, я почувствовала долгожданную усталость. Я решила не подниматься в спальню, а прилегла на диване в гостиной. Долго мучиться мне не пришлось – заснула я моментально. Разбудил меня мелодичный звонок в дверь. Я потянулась и посмотрела на часы – было около восьми. Через час мне надлежало быть в больнице!

Босиком я подбежала к двери и посмотрела в глазок. В коридоре стоял молодой человек в униформе, державший в руках пакет. Я раскрыла дверь.

– Госпожа Драгомирович-Пуатье? – спросил он и, получив утвердительный ответ, пояснил: – Служба доставки почтовых сообщений! На ваше имя поступил пакет.

Я пожала плечами и, расписавшись, получила небольшую коробку. Курьер удалился, а я, закрыв дверь, прошла на кухню. Мое имя и адрес были отпечатаны на квадратном листке бумаги, приклеенном к коробке. Отправитель не значился. Интересно, это от кого? И по какому поводу? До моего дня рождения еще далеко. Или я пропустила какой-либо праздник?

Я включила радио: шел сюжет о нападении на профессора Компанеец и похищении у нее дискеты с романом про двух Вулков. Вооружившись ножницами, я вскрыла пакет и извлекла из него нечто, завернутое в тонкую бумагу. Сорвав ее, я обнаружила пластмассовую коробочку.

Ко дну ее липкой лентой был приклеен конверт. На нем значилось мое имя. Почерк показался мне смутно знакомым, и, только разорвав конверт, я поняла, кто является автором.

«Дана! Я обещал, что ты получишь небольшой, но чрезвычайно приятный сюрприз. Я сдержал слово – убил! Учти – тебе осталось недолго наслаждаться жизнью! Я сделаю с тобой то же, что сделал с моей первой жертвой. Ибо я вернулся! Любящий тебя до мозга костей Вулк».

Сумасшедший продолжает терроризировать меня! От ночных страхов не осталось и следа. Я и поверить не могла, что всего пару часов назад тряслась от ужаса и воображала, что кто-то бродит по квартире с твердым намерением вырвать мое сердце.

Так что же Вулк прислал мне? Первым делом я налила себе в бокал кофе, сдобрила его сливками и сахаром, тщательно размешала и, усевшись на высокую табуретку перед барной стойкой, придвинула к себе пластмассовую коробку. В ней находилось что-то небольших размеров. Не без труда я поддела ногтями крышку. Вообще-то стоило вызвать полицию, наверняка этот лопух Вулк оставил где-нибудь свои отпечатки. Я так и сделаю, но прежде мне хотелось во что бы то ни стало взглянуть на его «сюрприз».

Если до этого я считала Вулка назойливым, но по сути своей безобидным малым, то «сюрприз», лежавший на дне коробочки для хранения пищевых продуктов, полностью переменил мое мнение. Я придвинулась к барной стойке и еще раз взглянула на содержимое посылки.

Нет, я не страдала галлюцинациями, и разбушевавшееся воображение не сыграло со мной злую шутку. В лужице свернувшейся крови лежало сердце. Отчего-то я не сомневалась, что оно принадлежало не животному, а человеку! Мне сделалось дурно, и я, подавив рвотный рефлекс, бросилась к телефону. Страх снова объял меня, на глаза навернулись слезы. Боже мой, этот зверь совершил убийство! Я не сомневалась, что вновь объявившийся Вулк поступил так же, как и его знаменитые предшественники, – он вынул сердце из груди почти живой жертвы!

– Полиция? – спросила я, набрав дрожащими пальцами знакомый с детства телефон из трех цифр. – Мне срочно требуется помощь! Я получила посылку от человека, воображающего себя Вулком Сердцеедом и Вулком Климовичем. Да, да, вы не ослышались. В посылке находится человеческое сердце! Немедленно приезжайте!

Инспектор Кранах

1 ноября

Инспектор Фердинанд Кранах припарковал свою старую белую «Тойоту» в неположенном месте – другого выхода не оставалось. Часы показывали половину шестого утра, и звонок о том, что в одном из домов Ист-Энда обнаружен труп зверски убитой женщины, вырвал его из тревожного короткого сна.

Кранах, высокий мужчина лет тридцати пяти, с трехдневной щетиной на щеках и короткими, жесткими, как проволока, темными волосами, в которых пробивалась ранняя седина, облаченный в помятый черный плащ с красным шарфом и кожаные перчатки, подошел к оцепленному полицейскими и огороженному по периметру желтой лентой с надписью «Место преступления. Вход строго запрещен. Полиция Экареста» подъезду пятиэтажного панельного дома. Несмотря на ранний час, около фонаря, ярко освещавшего пятачок перед входом в подъезд, толпилось десятка два зевак – в основном девиц легкого поведения, бомжей и алкоголиков. За прошедшие сто лет мало что изменилось – Ист-Энд, как и в начале двадцатого века, был кварталом сомнительных развлечений, секс-шопов, баров и клубов с подозрительной репутацией и местом обитания великого множества «ночных бабочек». Ситуацию пытались исправить еще герцословацкие короли, правившие страной до 1947 года, но потерпели поражение, и даже коммунистические лидеры, пришедшие им на смену, не смогли с корнем вырвать сорную траву: в те времена проституция была уголовно наказуема, старинные кособокие домишки в Ист-Энде снесли, заменив их страшными стандартными пятиэтажками, в которых поселили ударников социалистического труда и матерей-одиночек.

Через несколько лет власти столицы с удивлением и негодованием заметили, что в Ист-Энде, который планировалось сделать местом жительства образцовых коммунистов, за закрытыми дверями и плотно опущенными шторами вовсю процветает порок. Как из небытия, словно притягиваемые аурой прежних развеселых времен, в Ист-Энде возникли замаскированные под сауны, маникюрные и массажные салоны бордели, центры по продаже наркотиков, запрещенной порнографической литературы, казино, перевалочные базы фальшивомонетчиков, фарцовщиков и мошенников.

Борьба с ними велась с переменным успехом, многие самонареченные властители Ист-Энда исчезли в тюрьмах и лагерях, но на их место приходили другие, поддерживавшие дружеские отношения с членами Политбюро и их детьми, стремившимися к официально запрещенным в коммунистической Герцословакии удовольствиям. Ходили слухи, что единственная дочь престарелого генерального секретаря бывала частым гостем в Ист-Энде, как и представители бомонда, у которых прогулка по экарестскому кварталу развлечений считалась высшим шиком.

После краха коммунизма Ист-Энд дал новые всходы, подобно ядовитым грибам, чьи споры оказались на навозной куче, – не прошло и пары месяцев после провозглашения в стране демократии и многопартийной системы, как последние честные граждане покинули этот район, вытесненные угрозами и страшной ночной жизнью. Ист-Энд обрел официальный статус огромного притона. Самые гнусные преступления происходили именно там, но и самые большие деньги зарабатывали там. Согласно слухам, кое-кто из руководителей страны и столицы получал колоссальные прибыли и являлся владельцем множества злачных заведений в Ист-Энде.

– О, доброе утро, инспектор! – сказал один из полицейских, поеживаясь. – Ребята уже работают.

Он приподнял желтую ленту, пропуская Фердинанда Кранаха к подъезду. Инспектор слышал обрывки разговоров, которые вели между собой проститутки и бездомные.

– Как пить дать, Лайму кокнули. Только ее и не хватает. Она же на последнем этаже снимает комнатушку.

– Ее, ее пришили, я точно знаю! Ее Тихон нашел – вернулся из кабака, а Лаймы нет. Девчонки, конечно же, сказали, что она с клиентом ушла, а он не поверил. Знает эти трюки. Ну, и отправился к ней в квартирку. Я сама видела, как он опрометью из подъезда через пять минут вылетел, весь трясется, харя перекошенная и бледная, как будто с призраком столкнулся.

– Ого, и что же такое произошло, чтобы Тихон полицаев вызвал? Если клиент Лайму зазвездачил, он бы без лишнего шума и гама спустил ее тело в канализацию или утопил в реке.

– Судачат, что там настоящий маньяк потрудился. Тихон труханул, решил: наверняка, если он от тела избавится, а потом это всплывет, он станет первым подозреваемым.

– Может, он полицаев для отвода глаз вызвал, алиби себе создает. Вроде того: вот, смотрите, какой я законопослушный гражданин, пришел к Лайме, а она мертвая! А он сам ее до этого и порешил?

– Если Тихона засадят, никто плакать не будет. А Лайме вот не повезло. Славной и компанейской девкой была, справедливой и доброй, правда, чуток нервной, но что поделать, у нее же дочка даун. Да и мальчишка в школу ходит. И кто теперь будет за ними смотреть? Наверняка в сиротский дом отправят. А она так их любила…

Инспектор Кранах, прибыв на место преступления, всегда прислушивался к разговорам, которые велись в толпе зевак, зачастую так можно было узнать очень много полезных сведений.

Он прошел к подъезду с облупившимся козырьком, там был еще один полицейский.

– Доброе утро, инспектор, вы позавтракали? – спросил он. Кранах ответил:

– Не успел, только проглотил стакан сока и бутерброд с колбасой наспех.

– Ну и хорошо, – произнес одобрительно полицейский, – а то картинка в квартире жертвы, скажу вам, не из приятных. Я без малого двадцать лет ишачу, думал, что все на свете повидал и ничем меня больше не проймешь, но такое… Меня наизнанку вывернуло, когда я увидел эту несчастную. Вернее, то, что от нее осталось!

Фердинанд Кранах резво поднялся на последний этаж, крайняя дверь справа была распахнута настежь. Несколько человек стояли на лестничной клетке и молча курили.

– Инспектор, доброе утро! – сказал один из них, невысокий тонкий голубоглазый блондин лет двадцати с небольшим в короткой коричневой замшевой куртке. – Хотите?

Он протянул Кранаху красно-белую пачку сигарет. Тот покачал головой и ответил:

– Нет, Марек, я же бросил. Ты произвел осмотр места преступления?

Блондин Марек, помощник инспектора Кранаха, тяжело вздохнул и, глубоко затянувшись, ответил:

– Я тоже думал, что бросил. Полтора месяца продержался, самое страшное уже позади, считал, что избавился от дурной привычки. Но когда посмотрел на девицу, которую он здесь искромсал, так курить потянуло, что я не сдержался.

– Он? – изогнул бровь инспектор Кранах. – Убийца уже пойман? Если так, то отчего вызвали меня?

Кранах считался одним из лучших полицейских столицы, его никто не любил из-за неуживчивого характера и ярко выраженного индивидуализма, зачастую переходящего в эгоизм, но уважали за блестящие аналитические способности, презрение к опасности и способность докопаться до подоплеки любого преступления, каким бы сложным и запутанным оно ни было. Инспектор специализировался на раскрытии убийств, совершенных серийными маньяками, и считался лучшим и незаменимым. Он мог в открытую грубить начальству, не подчиняться ему, а однажды, несмотря на приказ с самого верха, довел до завершения дело о тройном убийстве, установив, что виновным является сын вице-премьера страны. Кранаха едва не лишил жизни наемный убийца, который должен был положить конец его настырным изысканиям. Инспектор только чудом выжил, а история стала достоянием общественности: сын вице-премьера получил пожизненное заключение, его отец потерял теплое кресло.

Кранах справедливо считался одной из звезд столичной криминальной полиции. Даже недруги признавали, что слава не вскружила ему голову и не сделала его заносчивым, впрочем, характер у инспектора был несахарный. Не так давно, к его большому неудовольствию, к Кранаху приставили энергичного стажера Марека, в чьи обязанности входило не только перенимать опыт знаменитого коллеги, но и сделать того менее заносчивым.

Инспектор, раскусив планы начальства в две секунды, сначала игнорировал исполнительного, но не блещущего умом Марека, затем завалил его бумажной работой и доверил юноше пополнение базы данных на компьютере, с чем тот справился на удивление быстро, и в итоге понял – гениальный сыщик из стажера не выйдет, но тот вполне сгодится на роль расторопного помощника. Марек, с щенячьей восторженностью относившийся к легендарному инспектору, внимал каждому его слову, старался подражать ему в манере говорить и вести себя и каждый день по двадцать раз интересовался, когда же он получит возможность заняться «настоящим делом» – не копаться в документах или компьютере, а наконец-то выехать на место кровавого преступления.