Загадка красных гранатов

И он, даже не застегнув куртку, вылетел в дверь. «Четыре крупных, самых красных, а бледных бабушке не брать!» – повторял он весь путь к фруктово-овощному вагончику на улице Правды. Поравнявшись с ним, Иван внимательно оглядел витрину. Гранаты в наличии имелись. Поэтому он радостно выпалил продавцу:

– Четыре крупных, самых красных, а бледных бабушке не брать!

Продавец, кажется, сильно удивился. Во всяком случае, высунув голову из окошка, он пристально посмотрел на Ивана масленисто-черными глазами.

– Вах! – наконец воскликнул он. – Какой большой мальчик! А почему такой большой?

Вопрос, по мнению Ивана, был абсолютно идиотский. И он сердито буркнул:

– Какой есть. Другого не нашли.

– Ну, не нашли, так не нашли. – Продавца, похоже, устроил такой ответ.

«Скучно ему тут, что ли? – подумал Иван. – Вот и задает всякие кретинские вопросы. Разговорчики завязывает».

Похоже, он попал в точку. Потому что разговорчивый дядька затараторил:

– Хорошие гранаты, спелые гранаты, кровь освежают, не пожалеешь.

– Вы лучше бы взвесили, – поторопил его Иван. – А то меня ждут.

– Сейчас, сейчас. Сделаем.

Продавец плюхнул на весы прозрачный пластиковый пакет с четырьмя крупными гранатами и назвал сумму. Иван расплатился и, схватив покупку, побежал домой.

У дома восемнадцать прямо возле его подъезда на тротуаре стояла машина «Скорой помощи». «К кому это, интересно?» – подумал Иван, и словно бы отвечая на его мысли, дверь широко распахнулась, санитары вынесли носилки, а за ними выскочила в распахнутой дубленке Инга Сергеевна.

– Мама, – кинулся к ней Иван. – Что случилось?

– Хорошо, что ты вернулся, – скороговоркой сказала она. – Бабушке стало плохо, у нее сердечный приступ, врач сказал, что обязательно нужно в больницу, поднимайся, папа дома, и до моего прихода никуда не уходи.

Мама умолкла и, чмокнув его в щеку, полезла в машину, где уже лежала бабушка на носилках. Иван мало что понял из сбивчивой речи Инги Сергеевны. И поглядывал то на машину, то на врача.

– Мама, а когда ты вернешься? – спросил он.

– Не задавай глупых вопросов. Откуда я знаю, – последовал раздраженный ответ, и мать захлопнула дверцу.

Машина отъехала. Иван, проводив ее растерянным взглядом, кинулся в подъезд. Уже поднимаясь на лифте, он сообразил: надо было отдать гранаты. Бабушка так их просила. «Хотя, – спохватился он, – может, она вообще сейчас ничего есть не может».

Не успел он нажать на кнопку звонка, как ему отворил отец. Вид у него был встревоженный, растрепанные ярко-рыжие волосы торчали в разные стороны.

– Бабушку увезли, – отрывисто сообщил он.

– Знаю, встретил их, – откликнулся сын. – Что с ней случилось?

– Сердце, – пояснил отец. – Наверное, из-за высокой температуры. Но врач сказал, вроде должно обойтись. Правда, придется ей там полежать.

Тут зазвонил телефон.

– Алло, – сорвал трубку Константин Леонидович. – Ах, вам Ивана. Да-да, можно. – И, повернувшись к сыну, сказал: – Подойди.

– У себя подойду.

И он, нацепив куртку на крючок вешалки, бросился к себе в комнату.

Утром Иван едва не проспал школу, ибо забыл поставить будильник. А Генриетта Густавовна, которая в таких случаях всегда его поднимала, была, к сожалению, в больнице. Пришлось нестись бегом. А Марго Королева, Варя Панова и Герасим Каменев по прозвищу Каменное Муму, обычно встречавшиеся с ним у подъезда, давно уже ушли.

Скользя по обледенелому тротуару, Иван свернул на улицу Правды и поспешил к экспериментальной авторской школе «Пирамида». До звонка на первый урок осталось всего пять минут. Иван понесся на всех парах. А так как было скользко, он смотрел себе под ноги. Поэтому и не заметил продавца из вагончика, тащившего огромную коробку фруктов. Столкнувшись, оба упали. Коробка с фруктами, впрочем, тоже, и по белому снегу рассыпались зеленые яблоки.

– Ой, извините. – Иван первым вскочил на ноги. – Я сейчас все подберу.

И он принялся кидать яблоки в пустой ящик.

– А-а, – узнал его продавец. – Это ты! Гранаты для бабушки.

– Да-да, – с облегчением произнес Иван и, стремясь отвлечь продавца от происшествия (а то еще даст по шее за испорченный товар!), скороговоркою выпалил: – Только бабушка так ваших гранатов и не попробовала. Я пришел, а ее как раз увезли в больницу.

– Вах! – с сочувствием поцокал языком черноглазый продавец. – А что с твоим бабушкой?

– Грипп и сердце, – чувствуя, что гроза миновала, с охотою пояснил Иван. – Врачи говорят, обойдется.

– Пожилой человек, – с еще большим сочувствием продолжал торговец. – Грипп и сердце очень опасно. Гранат-то, наверное, в больницу ей повезешь?

– Нет, – покачал головой Иван. – Мама говорит, ей пока ничего не надо.

– Тогда сам скушаешь. Очень полезно. Кровь обновляет. И папе с мамой твоим тоже хорошо. Гранат кровь обновляет, – продавец проявил заботу о всей семье Холмских.

– Не, мы их не любим, – внес ясность Иван. – Там косточек слишком много. Плевать лень. У нас их только бабушка ест.

– Ну, оставь полежать, – посоветовал продавец. – Гранат у меня хороший. Долго свежим будет. А если какой другой овощ-фрукт понадобится, приходи. Самое лучшее отберу. Например, мандарин марокканский. Хороший, сладкий, совсем без косточки. Покупай, не пожалеешь.

– Да я у вас и так все время покупаю. – И, покосившись на часы, Иван понял, что в «Пирамиде» уже вот-вот должен раздаться первый звонок. – Ой, извините. В школу опаздываю.

– В «Пирамиде» учишься? – осведомился продавец.

– Ага, – уже на ходу кивнул Иван и понесся дальше.

Звонок он услышал на дворе. «Черт, – пронеслось в голове у мальчика. – Опять сейчас Тарас Бульба заловит».

Тарас Бульба, или, точнее, прозванный так за огромные черные казацкие усы и внушительный рост завуч экспериментальной авторской школы «Пирамида» Афанасий Иванович Майборода, как раз неделю назад объявил «решительную борьбу с опозданиями». И надо же было как раз за эту неделю второй раз ворваться в вестибюль школы после первого звонка.

– Холмский! – будто по заказу приветствовал его хищно-радостный возглас Афанасия Ивановича. – Что-то ты не торопишься.

– Наоборот, Афанасий Иванович! Очень тороплюсь! – Иван попытался выйти из положения.

Он хотел проскользнуть в раздевалку, однако толстый завуч заключил его в отеческие объятия.

– Теперь не торопись. Вот сейчас в дневнике замечание запишу, и можешь быть свободен.