– Carmina morte carnet[1 - Рукописи не горят (лат.).]. — Потом перевел взгляд на Глеба и спросил: – Что вы будете делать с книгой, Глеб Олегович?
– Не знаю, – честно ответил Глеб.
Библиотекарь улыбнулся.
– Для начала попробуйте ее прочитать, ладно?
– Честно говоря, я не большой любитель развлекательной литературы.
– И все же попробуйте, – мягко, но настойчиво произнес Клинков. – Для него это было важно. Быть может, это станет важным и для вас.
– Помочь вам выбраться? – предложил Глеб, меняя тему.
– Не надо. Всего доброго!
Юрий Петрович, кряхтя, вышел из салона и с силой захлопнул за собой дверцу – так, что содрогнулась вся машина.
– А на вид немощный, – с улыбкой проговорил Глеб и нажал на газ.
…Спустя полчаса он сидел на высоком стуле перед поцарапанной дубовой стойкой, ожидая, пока бармен смешает коктейль. Чтобы скрасить ожидание, Глеб достал из кармана свои трофеи – губную помаду и серебристое колечко с черным камушком посередине. Помаду он убрал обратно в карман, а колечко принялся разглядывать.
Бармен поставил перед ним на стойку стакан с коктейлем.
– Ваша водка с тоником и лаймом.
– Спасибо. – Глеб взял стакан и сделал большой глоток.
– Любите водку с тоником? – с улыбкой проговорил бармен.
– Угу, – ответил Глеб, продолжая разглядывать камушек с выгравированной мордой загадочного существа.
– Ваш дядя вас бы не понял, – весело сообщил бармен. – Он пил только чистый виски.
Глеб поднял взгляд на бармена и удивленно спросил:
– А разве мой дядя заходил сюда?
– Борис Алексеевич? Да, случалось. В последнее время он полюбил хороший виски и заходил сюда, чтобы выпить стаканчик-другой.
– И какие сорта виски он предпочитал?
– Самые лучшие. «Маккалан Оскура», «Гленливет» двадцатилетней выдержки.
Глеб приоткрыл рот от изумления.
– И сколько у вас стоит стаканчик такого «Маккалана»? – поинтересовался он.
– Полторы тысячи рублей.
Глеб тихо присвистнул.
– А разве в Москве дешевле? – озадачился бармен.
– Нет, не дешевле. Значит, говорите, мой дядя приходил сюда и выпивал по паре таких стаканчиков за вечер?
– Ну да. Один, два, но не больше. Он ценил вкус, а не количество.
– И часто он тут бывал?
– Два-три раза в неделю.
Глеб задумался. Получалось, что его дядя тратил на походы в бар по двадцать пять – тридцать тысяч в месяц. Откуда у провинциального музейного работника такие деньги?
В лотерею он их выиграл, что ли?
Немного поразмыслив, Глеб снова достал из кармана губную помаду, найденную у выхода из тоннеля.
– О! – улыбнулся бармен, увидев помаду. – Эта штучка мне знакома.
– То есть? – не понял Корсак.
– Борис Алексеевич купил ее кому-то в подарок. И еще со мной советовался – хорошая это фирма или нет.
Глеб перевел дух. Женщины и деньги совершенно не вязались в его представлении с образом дяди Бориса. «Выходит, я его совсем не знал», – с досадой подумал Глеб.
– Кому он собирался ее подарить?
Бармен пожал плечами:
– Понятия не имею. Он мне не говорил. А я с вопросами к посетителям не пристаю.
– Ясно. – Глеб залпом допил коктейль, поставил стакан и потянулся за бумажником.
– Может, повторить? – вежливо поинтересовался бармен.
– Не надо.
Глеб отсчитал нужную сумму и положил деньги на стойку.
15
Ночь была ветреная и холодная. Лежа на кровати в своем гостиничном номере, Глеб прислушивался к тоскливому, протяжному вою ветра за окном, похожему одновременно и на трубный звук охотничьих рогов, и на завывание преследуемых охотниками незримых тварей.
Погружаясь в дрему, Глеб пытался представить себе этих тварей, и у него получалось. Они бежали по лесу на четырех лапах, но вместо волчьих морд у них были белые, чуть вытянутые вперед лица – такие, как лицо на перстне, найденном в подвале музея, и такие, как таинственный «ангельский лик» на старинном надгробии, с которого дядя Борис снимал грифельную копию.
Потом с мыслей о воображаемых неведомых чудовищах Глеб перескочил на мысли об узком тоннеле Роминтского лабиринта и о губной помаде, найденной там, где тоннель выводит к лесу.
Неужели у старого музейного червя была женщина? Трудно себе представить. Возможно ли влюбиться в шестьдесят три года?…