– А про что будет шоу?
Куда только подевались холодные взгляды?
– Шоу будет про жизнь. А в жизни случается все. Значит, шоу про все. Ясненько, красавицы?
– Не очень пока. А до какого времени звонить?
– В любое время дня и ночи. Лучше даже ночи. А сейчас оставьте нас. Дела, знаете, дела.
Девицы вернулись за свой столик, но уже не спускали с нас глаз, что-то шептали друг дружке на ухо и хихикали. Глеб все-таки порядочная сволочь. Почему у меня так не получается?
– С реалити ты хорошо придумал. Конкретики только не хватает.
– Ты не размахивайся особо. У нас и делать-то особо некому. Журналистов мало. Всех нормальных ты себе на выборы забрал.
Стоп. Журналистов нет. Нужно шоу. Нужна будка гласности. Ящик гласности. Я допивал кофе, а в моей голове вызревал план. Мы не могли предложить участникам реалити-шоу миллион долларов. Мы не могли им предложить найти любовь. Мы ничего им не могли предложить, кроме славы. Сомнительной славы местного тележурналиста. Реалити-шоу “Ящик”. О! – “Игра в ящик”. Я вкратце изложил Глебу идею.
– Что не позволено Юпитеру, позволено быку… Если они будут бодать мэра, никто и не подумает…
– …что это заказ. Все будут думать, что это тупые гоблины чего-то не поняли. Они ведь народные корреспонденты? А народу что важно – трубы текут, дороги плохие. А виноват кто? Мэр. Антон, ты гений!
Глеб развеселился еще больше. Мне было приятно. Вот ведь, сделаешь что-нибудь хорошее, никто не скажет, что ты гений. Только мерзость вызывает у людей эмоции. И приносит деньги.
– Ты не учел один момент. Бабки. Колоссальные бабки. Без них сделать хорошее реалити нереально.
– А ты не делай хорошо, ты делай плохо. Какая тебе разница. Ты что, Познер, что ли? Тебе столько не платят. Все равно кроме тебя в этом здесь никто не понимает. Звучит красиво. Тебя запомнят, как создателя первого провинциального реалити-шоу. Спонсоров найдете. А ты получишь небольшой гонорар от меня лично.
Глеб назвал сумму размером в пять моих зарплат.
– Половину вперед бы. И, знаешь, совсем уж явно мочить мы не можем.
– Половину так половину. А мочить и не надо. Мне важен фон. Общий негативный фон. Главное, чтобы у народа складывалось впечатление – власть в городе ни хрена не делает…
Глеб развалился на диване и с удовольствием отхлебнул чай. Мы оба замолчали, каждый довольный собой. После творческого порыва всегда так – хочется расслабиться и сказать партнеру пару добрых слов.
– Я, Глеб, на днях прочитал в одном журнале: “На медиа-рынке мало одних мускулов, нужно быть еще и секси”. По-моему, про тебя. Мне вот иногда кажется, что ты и к жизни так относишься. Хочешь ее отыметь по полной.
– Интересное сравнение, надо запомнить. Но и ты ведь такой же.
Я? Вот тебе и раз. Нет, дело ведь не в деньгах. И не в тайной власти над рейтингом мэра. И не в славе, которая ждала меня в случае успеха шоу. И не в возможности сказать правду, пусть даже так, чужим голосом. И не в риске потерять все, если заговор раскроется. Дело… Во всем этом вместе. В жизни все закручено так, что…
У Глеба зазвонил телефон.
– Але! Да. Нет. Мне нужен выход на прокуратуру и ментов. Нет на ментов? Давай, ищи. Я за что тебе бабки плачу? Все, до связи.
Телефон зазвонил снова, Глеб заплатил за нас обоих, пожал мне руку и вышел, на ходу давая какие-то инструкции.
Я тоже направился к выходу. От депрессии не осталось и следа.
3.
Слова – опасная субстанция. У них хорошая память. Стоит потревожить ее, и вот ты становишься героем анекдота, над которым хохотал накануне, или неосторожная мечта сбывается стремительно и грозно. Мы, журналисты, – факиры слов. Мы заколдовываем фразы, прячемся в магический круг штампов и жонглируем горящими предложениями.
В коридоре СТВ образовалась пробка. Протискиваясь через толпу к комнате для кастинга, я удивлялся, какие разные люди хотят в телевизор. Хотят ли? И готовы ли выполнить секретную миссию? Подростковые прыщи, стразы на джинсах, в толпе мелькнула даже прическа “ирокез”. Анкету перед началом проекта мы выложили на сайт и напечатали в газетах. Большинство забили свои данные в сети, что предвкушало встречу с поколением “net”.
С самого начала мне повезло. Директор СТВ одобрил идею шоу, а коммерческий отдел почти сразу нашел спонсоров. Идея была, конечно, позаимствована у федералов. Впрочем, и они украли ее у западных каналов. Полтора десятка претендентов должны были снимать сюжеты под нашим мудрым руководством. Мы, в свою очередь, собирались показать зрителям весь творческий процесс. То, что обычно остается за кадром: смешные оговорки и ляпы, экстремальные ситуации на съемках, монтаж и редактуру. Зная консерватизм местных рекламодателей, название мы выбрали предельно примитивное – “Карьера”.
– Минуту внимания! – никакой реакции. – Хватит галдеть! А то никакого кастинга не будет!
Успокоились. Десятки любопытных глаз разглядывали меня.
– …А теперь ответь мне вот на какой вопрос. Как ты думаешь, кто такой журналист? – в глазах очередной претендентки бушевал шторм. Люба картинно вздохнула и посмотрела в окно. Я глупо улыбался. Кастинг шел уже третий час.
– Я думаю журналист, – наконец решилась девушка, – он как миллион долларов. Он должен всем нравиться.
– Спасибо, если вы нам подойдете, мы вам позвоним.
Большинство пришедших отвечали примерно так же. Этой удалось хотя бы образно выразить свое желание попасть в ящик. Я заглянул в список. Не зачеркнутой оставалась только одна фамилия. Но в кабинет никто не заходил. Хорошо бы вообще никто не заходил. Хорошо бы вообще все это было дурным сном. Я просто не представлял, что значит поговорить с семью десятками человек подряд.
– Шарапов! – крикнул я в сторону двери. – Я сказал, Шарапов!
Лучше б не шутил. Дверь медленно отворилась, и в кабинет вошел мужчина примерно моих лет с бритой головой, в армейских башмаках и солнцезащитных очках. Пальцы украшали перстни в виде черепов. Из-за ворота выглядывал хвост татуировки.
Приехали. Вот тебе и поколение “net”. На фото в анкете Шарапов, видимо, еще не был знаком с идеями русского национализма и выглядел получше.
– …а ты, Андрей, как думаешь, кто такой журналист? – этот вопрос я приберегал на финал беседы с претендентом. Шарапов думал не больше секунды.
– Журналист – это тот, кто говорит людям правду.
– Достойный ответ… И очень нестандартный. Порадовал, искренне порадовал. Спасибо, рад был познакомиться. Если вы пройдете кастинг, мы вам позвоним.
После ухода Шарапова мы с Любой еще минут сорок отбирали участников “Карьеры”. Десять человек определили довольно легко, а вокруг остальных развернулась битва. Когда оставалось только одно вакантное место, Люба вспомнила про Шарапова.
– Ну и пусть, что он выглядит как скинхед. Зато он взрослый человек, в отличие от остальных. Со своей позицией. Это привлечет зрителей.
Ага, правду будет говорить. Мне нужно, чтобы он нашу правду говорил. Этот парень, похоже, дрессировке не поддается.
– Фигура, конечно, колоритная, – я изобразил сомнение. – Отказываться от него не хочется. Но ты представь, что будет, если он в прямом эфире достанет флаг со свастикой? Ты его остановишь? Прикроют не только шоу, но и весь телеканал на хрен. Это тебе не выставки снимать.
– И что выставки? А когда я сняла про то, как заммэра в сауне с малолетками зажигал, ты это в эфир поставил? И что мне теперь снимать, кроме выставок?
– Хочешь правды – заведи себе блог и пиши сколько влезет. Только никто читать не будет. Потому что не нужна никому твоя правда. Людям нужна картинка, глянцевая картинка. И здесь тебе за нее платят деньги.
– То есть я, по-вашему, проститутка?
Я улыбнулся. На проститутку Люба совсем не тянула.
– Проститутки продают свое тело, мы продаем свой мозг. Все мы продаем себя в той или иной степени. Это только работа. И вообще, будь проще. Не нужны нам скинхеды в проект. У нас же шоу. Еще с этими намучаешься, поверь моему опыту. Берем Иванова.