Красивые, дерзкие, злые

– Нет-нет, – слегка смутилась Клавуся. – Жива еще. Но, – она понизила голос, – сильно плоха. Врачи говорят: со дня на день, со дня на день.

– Что у нее?

– Рак, – с удовольствием произнесла соседка. – Четвертая стадия.

– Можно ее увидеть?

– Там она, в зале. Да только щас к ней нельзя. Десять минут как «Скорая» приезжала, укол ей сделала обезболивающий. Спит она... А ты давай чайку с дороги попей. Покушай чего бог послал, а завтра с Верой и поговоришь. Если она в силах будет.

Клавуся стала доставать из холодильника колбасу, сыр, из проржавелой хлебницы – хлеб. Чайник на плиту поставила.

– А мы уж тебя и увидеть больше не чаяли-и, – продолжила она лицемерные причитания, – ведь как уехала тогда, носа к нам не каза-ала, даже к Коле на похороны не прибыла-а...

– Хватит! – неожиданно для самой себя рявкнула Алиса. – Хватит чушь нести! Я устала!

Соседка замкнулась в молчании. Обиженно поставила перед гостьей нарезанную колбасу, сыр, чай. Колбаса отдавала мылом, чашка оказалась жирной.

– А что ж вы, посудомоечной машиной не пользуетесь?

– Не, – буркнула тетя Клава. – Много она лектричества жрет. И напора водяного для нее мало.

Села напротив Алисы. Внимательно рассмотрела ее, а спустя минуту строго добавила:

– Ты, девка, имей в виду: Вера все мне завещала. Все. И дом, и участок, и имущество. За то, что я за ней хожу – вот уж пятый месяц. Все по правилам. При свидетелях. Нотариус завещание подписал. Так что ты, девка, оспорить завещание, конечно, можешь, потому что ты вроде ей кровная (хоть и седьмая вода на киселе). Да только знай: начнешь со мной тягаться, зубы себе и поломаешь. У меня здесь, в поссовете, такие связи!.. – И добавила неуверенно: – Да и в области тоже... Ты хоть и в Ма-аскве живешь, да решаться все у нас будет. А люди и бог все видят. И кто ухаживал за покойницей, а кто – на готовенькое явился.

– Успокойтесь вы, тетя Клава, – миролюбиво сказала Алиса, отставляя в сторону чай. – Ни на что я не претендую. И претендовать, никогда не буду. Больно нужно, – совсем тихо добавила она. Потом вновь повысила голос: – А вам за заботу о тетке – большое спасибо. Можно я теперь лягу?

– Конечно-конечно, – засуетилась подобревшая Клавуся (видно, убедила ее Алиса своим заявлением). – Я тебе в маленькой комнате постелю, а сама в зале лягу, около Веры. На раскладушке, рядышком, как привыкла.

Перед тем как лечь, Алиса заглянула в комнату, спокон веку называвшуюся «залой». В ней пахло очень больным человеком. Тетя Вера лежала на кровати усохшая, крошечная, как младенец. Спящее ее лицо выглядело маленьким и несчастным.

В комнате, где постелили Алисе, – она тут провела полтора года своей жизни – было, как всегда, душно. В доме никогда, даже в самую летнюю жару, не открывались окна, не выставлялись вторые рамы.

Несмотря на усталость, Алиса не могла заснуть. Ворочалась с боку на бок. В комнате тикали ходики. По-местному – полпервого, а в Москве – всего-то пол-одиннадцатого. В чужих дворах брехали собаки. Порой им вторил глупый Мухтар. Иногда по улице прорыкивал грузовик. Глушь, тоска, запустение.

Как хорошо, что она уехала отсюда навсегда!

Но что она получила взамен?

* * *

...Два самых первых клиента, с которыми Алисе пришлось встретиться, оказались ровно такими, как и обещал Андрей: чуть ли не бесполыми. Седые, важные, богатые. Наверно, импотенты.

Им просто льстило, что рядом с ними находится такая красавица. Им льстило, что она оказывает им знаки внимания: выслушивает их речи, смеется их шуткам, дружески поглаживает по руке. Им льстило, что прочие мужики оглядываются на нее – и завидуют. Никаких сексуальных поползновений с их стороны не последовало.

Третий клиент, восточный человек по имени Рамазан, на голову ниже Алисы, был другой породы. Прямо на приеме оглаживал ее всю, смотрел плотоядно, прижимался, под платье пытался залезть. Алиса особо не возражала: работа есть работа, не скандалить же. А вот после приема она совершила ошибку: согласилась на предложение Рамазана отвезти ее домой. И едва погрузились в «Мерседес», тот скомандовал шоферу:

– Ко мне едем.

– Вы должны сначала меня домой завезти, – возразила Алиса. – Так в контракте написано.

– Какой контракт-мантракт! Ко мне, красавица, едем!

– Секс – это не ко мне. Вы за это не платили, – вырвалось у Алисы.

Сначала ляпнула – и только потом поняла, какую глупость сморозила. Потому что Рамазан сразу взвился:

– Не платил, да? На бабки набиваешься?! Хочешь, чтоб заплатил?! Я заплачу! Сколько бабок хочешь?!

– Нисколько. Отвези меня домой.

– Тысячу долларов хочешь?

– Нет. Пустите меня.

– Две?

– Пустите. Остановите машину. Я выйду.

– Три хочешь?

– Не надо платье мне рвать, горный ты козел! Оно пятьсот баков стоит! Останови, я сказала!

– Ладно, Абдул, тормози. Слышишь, девушка выйти хочет.

Шестисотый «мерсюк» остановился в глухом месте на Садовнической набережной. Равнодушно горели окна домов, ни одной машины вокруг, ни единого прохожего. А даже если б и оказались вокруг равнодушные москвичи – разве кто-нибудь вмешался бы в скандал, который устраивает девица в черном «Мерседесе» представительному седоку?!

Шофер, огромный молчаливый амбал, вышел из-за руля, открыл заднюю дверцу – но вовсе не для того, чтобы помочь Алисе выйти из машины. Он за руку выволок ее наружу – и с размаху ударил по голове. Девушка повалилась обратно на заднее сиденье лимузина и потеряла сознание.

Потом, в полутумане, Алиса чувствовала, что она лежит, уткнувшись лицом в кожаные подушки «Мерседеса». Пошевелиться она не могла, потому что голову ее и руки сжимал амбал-шофер. А ею в этот момент сзади, сопя, овладевал жестокий лилипут Рамазан...

Алиса очнулась на мокром асфальте, в разорванном платье, с кровью, струящейся по лицу. Вокруг нее на земле валялись ее сумка, туфли, разорванные трусы – и три зеленые купюры. Рамазан оценил ее сексуальные услуги в триста долларов.

Алиса тут же, рыдая, позвонила по «секретному мобильнику». Теплицын немедленно выслал за ней свою машину с шофером. А назавтра с утра сам приехал в Гнездниковский и положил перед Алисой конверт, туго набитый долларами.

– Я лично приношу тебе извинения и заверяю, что ничего подобного больше не повторится.

И ни единого слова, что он сожалеет. Что ему ее жаль.

В конверте оказалось пять тысяч долларов.

А через месяц Алиса узнала, что Рамазана застрелил наемный киллер. Ей хотелось верить, что жестокому восточному человеку отомстили за нее. Хотя, наверное, это было не так.

* * *

Алиса зажгла ночник, встала с жесткого дивана.

Местное время – два часа ночи. Весь поселок спит. Здесь ложатся рано.