Девять жизней Греты. Смерть отключает телефон (сборник)

И тут я, почувствовав, как на голове у меня зашевелились волосы, сообразила, в чем дело. Запираясь изнутри на ключ, я, подстраховавшись, задвинула еще и массивную щеколду! Более «благородную», чем, скажем, в гараже, но все равно внушительных размеров. Тот, кто сейчас орудовал снаружи, никак не мог взять в толк, почему же, повернув ключ, он не может открыть саму дверь!

Что мне было делать? Ждать, когда этот взломщик, обойдя дом, обнаружит выбитое стекло в ванной комнате? И проникнет в дом точно таким же путем, что и я?

Конечно, этот «кто-то» наверняка увидел из своего дома (возможно, он живет где-то поблизости, может, это элементарно сосед, допустим, хозяева виллы поручили ему присматривать за ней) полоски пробивающегося через ткань одеял, которыми я завесила окна, света. Или валивший из трубы дым. Или просто разглядел из своего неживого на вид окна («живых», светящихся окон я по дороге не приметила!) мой веселый красный «Ситроен».

В любом случае этот ночной посетитель ломился, как к себе домой. Вот только непонятно, почему ночью? Во-первых, если он и увидел полоски света, то он горел значительно раньше, когда я готовила ужин и растапливала камин, и он мог бы поинтересоваться, кто забрался в дом, еще до того, как я легла спать.

Шум стих. Человек, кто бы это ни был, то ли ушел, то ли на самом деле отправился искать другой вход в дом. Хотя в это мне верилось с трудом. Если он явился сюда ночью, то уж днем-то он здесь точно побывал. И знает, что в дом ведет только одна дверь. Разве что существуют окна, которые можно разбить, как это сделала я…

Надо ли говорить, как мне сделалось страшно! Почему-то мне представился мрачный старикашка в лохмотьях и с грязной всклокоченной бородой. С запавшими черными глазами и серым, в черных точках носом. Но это подсознательное видение как-то само собой исчезло, когда я подумала, имел ли человек, так растревоживший меня, вообще полное право здесь появиться. Будь это сосед или доверенное лицо хозяев (или сам хозяин), он не стал бы молча ломиться в дверь. Он наверняка сопровождал бы свои попытки отпереть замок громкими возмущенными криками – мол, эй, там, кто в доме, открывайте подобру-поздорову! Но ничего такого не произошло. Да и, если разобраться, не так уж громко он орудовал за дверями, скорее всего это мне просто показалось, поскольку разбуженному человеку все ночные звуки кажутся во сто крат громче.

А что, если этот человек вообще здесь впервые? Нашел где-то ключи и попытался проникнуть в дом – так же, как и я. Вполне возможно, если не считать, что такое совпадение – один случай на миллион. Стоял себе пустой дом, обдуваемый всеми ветрами, и вдруг в один и тот же вечер в нем решили переночевать два человека! Я лично в такие совпадения не верю.

Я сидела на постели, обхватив руками голову и прислушиваясь к тишине. Откуда в следующий раз мне ждать подозрительных звуков? Из ванной комнаты? Забаррикадировать я ее уже не успею. Чем? Как? Значит, остается другое – спрятаться куда-нибудь, чтобы человек, сумевший влезть в дом, какое-то время не мог меня найти. А я потом, сориентировавшись, постараюсь покинуть виллу, отпереть гараж, распахнуть ворота, сесть в машину и выбраться отсюда, пока жива…

Значит, мне надо немедленно встать, одеться, успеть собрать все необходимое в сумку… Умом я это понимала, но, пока в доме было тихо, я решила, что ночной гость либо уже ушел, либо еще не обнаружил выбитое окно. Сейчас тишина казалась мне спасением. Ведь если бы он обнаружил окно и решил залезть в дом, то непременно воспользовался бы теми же приспособлениями в виде бочки и венского стула, что и я. И с первого раза вряд ли ему удалось бы повторить мой марш-бросок. Наверняка сначала свалился бы хрупкий стул, а потом упала бы и сама бочка. Если, конечно, незнакомец мало весит или он вообще – маленькая обезьянка. Но скорее всего это все же мужик. Заблудившийся не только среди этих извилистых улочек, ведущих к морю, но и в самой жизни. Ведь все добропорядочные люди сейчас спят под теплыми одеялами крепким сном. Ведь и я тоже несколько заплуталась в собственной жизни… Допустила множество ошибок и теперь вот прячусь в чужом доме. Хотя он уже без пяти минут – мой! Стоит мне только позвонить Райне, как сразу все прояснится и меня простят за такое грубое вторжение в чужую собственность.

И тут я вспомнила, что у меня разряжен телефон. В моей ситуации это катастрофа! Хорошо, что мне хватило ума купить зарядное устройство в Варне, поскольку у меня не было возможности после подслушанного мною разговора Джорджи с Магдаленой вернуться домой и собраться как следует. Даже представить себе трудно, как они отреагировали бы, если бы я спокойно вошла, сказала, что я все слышала, что мне теперь просто опасно оставаться с ними под одной крышей и я перебираюсь в гостиницу… И под их извинения и фразы типа: «Ты не так все поняла», «Ты не могла такого услышать!» – я стала бы собираться, укладывать в сумку зарядное устройство, теплые свитера и штаны! Нет-нет, я сделала правильно – исчезла из поля их зрения таким вот неожиданным способом.

Итак! Я все же выбралась из-под одеяла, отыскала на дне пакета коробочку с устройством, поставила телефон заряжаться и снова вернулась в постель, вся обратившись в слух.

Понятное дело, сон у меня пропал. Снова я встала, вошла в кухню и попыталась вспомнить, где я видела фонарь. Он был где-то на виду, но в темноте искать его – довольно сложное дело. Поэтому я, рискуя тем, что одеяла на окне все же не скроют полоску пусть и тусклого света, зажгла спичку – и сразу же увидела стоящий на кухонной полке фонарик. Обычный, карманный. Он, к счастью, зажегся. Я положила его в карман куртки. Фонарик – вещь необходимая в подобных ситуациях, когда не знаешь, чего тебе ждать от жизни в следующую минуту!

Вернувшись в гостиную, розовую от тлеющих огромных, словно живых поленьев, я решила подкинуть дров. Мало ли как пройдет остаток ночи! Главное – не замерзнуть, не простыть, не заболеть. Иначе весь мой план рухнет. Подсветив себе дорогу, я с корзинкой вошла в кладовку и принялась набирать в нее дрова. Потом, вспомнив, что в кладовке нет окон и я могу спокойно включить свет, я зажгла лампочку и продолжила свое дело. Наполнила большую плетеную корзину и собиралась было уже выйти из кладовой, как вдруг увидела женский сапог. С острым каблуком-шпилькой. Голубой замшевый тонкий сапог выглядывал из-под какого-то хлама в самом углу кладовки, который оказался ворохом обыкновенной мешковины. Надо сказать, что дом содержался в образцовом порядке, и совершенно непонятно было, что здесь делает этот довольно-таки экстравагантный сапог? И кто его мог здесь оставить? Хозяйка? Не иначе. Но тогда почему один?

Я подошла поближе и потянула за край мешковины… Увидела согнутую ногу, обтянутую сиреневыми джинсами. Сапог, нога… Такое бывает иногда: видишь какие-то предметы, а соединить их воедино рассудок словно бы отказывается, чтобы не напугать тебя, чтобы не дать тебе возможности заполучить инфаркт. Чтобы сердце твое не разорвалось при виде женского трупа, прикрытого старым тряпьем и мешками.

Это казалось невероятным! В пустом доме, куда меня занесла нелегкая, я нашла труп молодой девушки! Худенькая блондинка в малиновой короткой курточке с отороченным мехом капюшоном, в сиреневых джинсах и голубых замшевых сапожках на шпильках. Даже мертвая, она выглядела как живая. Глаза ее были прикрыты. Нигде не видно ни крови, ни раны, ни следов борьбы или сопротивления.

Девушку убили и спрятали здесь, в этой кладовке. Или же она умерла естественной смертью (а почему бы и нет?), но тело ее почему-то спрятали? В сущности, меня это не касалось. Хотя, с другой стороны, если полиция будет ее искать, придет сюда и обнаружит меня здесь, то поди докажи, что я здесь ни при чем!

Почему-то мне не было страшно. Быть может, потому, что лицо смерти не показалось мне таким уж отвратительным?

Я какое-то время просто смотрела на труп, не понимая, как мне поступить дальше. Жаль было бы покидать дом и искать себе новое убежище. К тому же – и в этом мне стыдно признаваться – мне показалось, что сама судьба послала мне эту мертвую девушку. Ведь сейчас, проснувшись окончательно и осознав, зачем я здесь, я поняла, что пора мне как-то начинать действовать. И что главная цель моего бегства – это все же месть Магдалене и Джорджи.

Они хотели увидеть мой труп? Они его получат! В лучшем виде! Бедная девушка, упрятанная под ворохом мешков, и не представляла себе, насколько полезной она может оказаться для меня, даже после своей смерти!

Мысли мои блуждали, как призраки, в разгоряченном сознании, натыкаясь друг на друга и приходя в ужас от собственного появления. Конечно, использовать труп неизвестной мне девушки – это верх цинизма. Она достойна того, чтобы ее похоронили как положено. Но, с другой стороны, не факт, что ее труп, уже разложившийся, не нашли бы, предположим, лишь ранней весной… Если разобраться, то на ее месте, вернее, в подобном положении могло бы оказаться и мое тело, где-нибудь на дне оврага… И так бы все и было, если бы я случайно не подслушала разговор моих родственничков. Но поскольку так уж вышло, что я после всего услышанного помчалась куда глаза глядят, стало быть, мною кто-то там, сверху, руководил. И труп этот мне был подкинут, так сказать, неспроста. А если так, продолжала я развивать свою мысль, то и действовать мне надо незамедлительно, пока не поздно. Пока меня никто еще не нашел и не сдал в полицию! Вот смеху-то будет, когда меня приведут под белы рученьки к моему благоверному и его людоедке-матери!

Я понимала, что совершаю преступление, не заявляя в полицию и собираясь использовать труп этой неизвестной мне девушки. Но тем не менее решение я приняла. Так что, с несвойственной мне храбростью и все еще находясь под впечатлением предательства Джорджи, я повнимательнее осмотрела тело.

В кладовке было светло, я перевернула труп на спину и вгляделась в белое лицо девушки. Хорошенькая… Длинные белокурые волосы. Розовая помада размазалась по губам и подбородку. Тушь с ресниц осыпалась. Тонкий слой крем-пудры, немного румян. Слабый аромат духов. Я приподняла ее голову, и вот только тогда почувствовала какую-то слизь на пальцах… Это была запекшаяся густым слоем кровь. Кто-то проломил ей голову. Как-то сразу мне стало ясно, что убийство произошло все же не в этом доме, а где-то в другом месте и что труп сюда уже потом принесли и спрятали в кладовке. А тот человек, ломившийся в дом, мог быть ее убийцей!

Действовать мне следовало быстро. Мысленно попросив прощения у девушки, я сняла с нее куртку и надела на нее свою. Поменялась я с ней и обувью. Теперь на ее ногах оказались мои швейцарские кроссовки. А на моих, соответственно, – голубые замшевые, почти как плотный бархатистый картон для детского творчества, сапожки на острых тоненьких шпильках.

Без малейших колебаний сняв все свои серебряные украшения (цепочку с кулоном в виде обнимающейся пары, два массивных браслета и два кольца), я надела все это на труп. Ее же украшения, из желтого турецкого золота, я положила в свой карман. Оставалось самое главное – я обрезала ее волосы. Сделала ей короткую прическу. Срезанные волосы я сожгла в камине. Я сделала это для того варианта, если труп обгорит лишь частично и сохранится часть ее волос. Пусть никто подольше не знает, кто именно погиб под обломками моей машины…

Подгоняя саму себя, я вышла из кладовки, подошла совсем близко к входной двери и прислушалась. Было очень тихо. Словно никто и не пытался недавно открыть дверь, не шумел, не лязгал железом…

Я вернулась в кухню, схватила нож и снова приблизилась к двери. Сердце мое стучало где-то в глотке, оно мешало мне дышать. Вот теперь я по-настоящему боялась. Отодвинула щеколду, отперла замок и приоткрыла дверь. Потянула носом – пахло снегом и гарью, как пахнет везде, где топят печи.

Все же я распахнула дверь пошире и с опаской вышла на крыльцо. Все вокруг было мокрым, серым, тоскливым… Страх встретить на крыльце какую-нибудь жуткую личность в дождевике и с бейсбольной битой в руке почему-то у меня пропал. Он уступил место неистовому, яростному желанию немедленно уложить труп неизвестной мне девушки в машину, вернее, усадить его по возможности прямо, за руль и… Вот вам – получайте свою мертвую Грету!

Слезы выступили у меня на глазах. Постепенно, очень медленно, с трудом до меня дошло, что я каким-то чудом избежала страшной участи – разбиться вдребезги на собственной машине! Неужели те, кто затевал мое убийство, ничего не боялись? Что их рано или поздно разоблачат и посадят за решетку?

* * *

Я вытерла слезы, открыла гараж и вывела во двор машину. Небо над моей головой чуть посветлело. Но над морем воздух напоминал такое же темное море, только опрокинутое. Словно повсюду была одна вода. И ни одного просвета. Пять утра. Самое время для сомнительных дел – вроде того, чем я собиралась заняться…

Осмотрев машину и не найдя в ней ничего ценного, я, оставив дверь открытой, быстрым шагом отправилась в дом, в кладовку – за телом. Спустя четверть часа девушка, сильно смахивавшая на меня (комплекция, одежда, волосы не в счет – после того, что я задумала, цвет ее волос определить будет сложновато), уже «сидела» справа от водительского места моего приунывшего «Ситроена» и готовилась к своей последней поездке. Или – к полету. Как кому больше нравится.

Я открыла ворота, выехала на дорогу, закрыла створки. Заперла гараж. Все это я проделала очень быстро и ловко. Я торопилась.

Примерно полчаса я петляла узкими, практически непролазными дорожками между мертвых загородных домишек, пока мой взгляд не ухватил крутое возвышение над морем, откуда открывался вид на застывшие треугольные бетонные глыбы волнорезов на кромке воды! Я, проваливаясь «по уши» в грязь, подкатила к самому краю обрыва, вышла из машины, попыталась усадить мою «куклу» (вот оно, нужное определение для мертвой девушки; вероятно, это восприятие трупа и спасало меня пока что от сумасшествия!) на водительское место – но у меня не получилось, труп как-то неловко повалился на сиденье… В сущности, какая теперь разница, подумала я, ведь при падении машины с обрыва водитель все равно не может не изменить положения своего тела.

Оставалось выполнить самое важное. Я повернула руль резко, до отказа. Достала нож и перерезала тормозной шланг. Вот теперь картина преступления, так сказать, налицо! Когда обнаружат мою сгоревшую машину, а в ней – обугленный труп с моими украшениями, то после проведенной экспертизы найдут и перерезанный тормозной шланг. Мне останется только подбросить в полицию свой телефон со сделанной мною же диктофонной записью – что, мол, если со мной что-то случится, то во всем я прошу винить своего мужа, Джорджи, и его мамашу, Магдалену! Или же написать письмо. Причем сделать это прямо сейчас. Немедленно! Но как? Не в Краневе же мне искать полицейский участок! Значит, надо срочно возвращаться в Шумен, купить белый парик (для неузнаваемости), войти в полицейский участок и положить конверт с моим телефоном (но скорее всего все-таки с письмом) на видное место. И так же незаметно исчезнуть.

Я бросила последний взгляд на свою машину и мягко оттолкнула ее от себя. Она легко сдвинулась с места, сорвалась вниз, перекувырнулась в воздухе. Описала духу и рухнула на громадные бетонные сооружения. Раздался страшный грохот, потом – взрыв. Все как в кино! «Прости меня!» – крикнула я вслед неизвестной мне девушке, улетевшей в никуда. Впоследствии, как мне подумалось, ее назовут Гретой Перминовой…

Я отряхнула сор с ладоней многозначительными, отчаянными хлопками, словно избавлялась таким образом от одной из своих самых больших проблем, и быстрым шагом двинулась обратно – к дому. По дороге я обдумывала – где бы мне раздобыть машину?

На виллу я решила все же пока не возвращаться. Прошла мимо нее, бросив на красивое здание тоскливый взгляд. Подумала, что за то время, что меня там не будет, огонь в камине погаснет, а комната остынет.

Миновав два перекрестка, я вышла на более или менее оживленную улицу, вошла в магазин, где девочка лет двенадцати, вероятно дочка продавщицы, худенькое существо с накрашенными губами, продала мне огромные солнцезащитные очки и черную шелковую косынку. В магазине пахло кофе из кофейного автомата. Опустив монеты в щель, я получила пластиковый стаканчик кофе с молоком и сахаром. Выпила его и почувствовала себя гораздо лучше. Вышла на улицу, туго обвязала голову косынкой, скрывая волосы и подсознательно желая, чтобы те, кто знал «в лицо» бывшую на мне курточку, а следовательно, и ее хозяйку, приняли меня за нее. Почему бы и нет?

После этого подошла к одиноко стоявшей на обочине желтенькой крохотной машинке такси и попросила отвезти меня в Варну. Не желая светиться перед местными таксистами такой странной поездкой – до самого Шумена, я решила усложнить себе путь туда, пересев в другой автомобиль уже в Варне.

В дороге я молчала. Когда водитель меня о чем-то спрашивал, я что-то мычала вроде «добре», «моля», какие-то еще дежурные слова, чтобы он не понял, что я не знаю языка, что я вообще – русская. Мало ли как сложатся дальше обстоятельства, может, этот водитель потом станет давать свидетельские показания в деле, касающемся моего исчезновения…

В Варне я купила себе парик – длинные белые волосы. В больших темных очках и чужой одежде я вполне бы сошла за ту несчастную убитую девушку, чьи останки тлели сейчас на бетонных глыбах.

В голову мне пришла отчаянная идея – взять машину напрокат. Но, поразмыслив немного, я поняла, что без паспорта мне никто авто не доверит. Получается, мне снова придется воспользоваться услугами такси, чтобы добраться до Шумена.

Таксист запросил запредельную плату. Я согласилась, не торгуясь. Болгарка на моем месте отказалась бы ехать за такие деньги. Вероятно, я выглядела довольно-таки респектабельно или все же смахивала на иностранку, раз с меня решили содрать три шкуры.

И в этот раз я ехала молча. Постепенно ко мне возвращались все нормальные человеческие чувства. Итак! Я совершила преступление, решив сжечь не принадлежащее мне тело. Страх навалился на меня и теперь давил, пробуждая во мне целый ворох сомнений. Правильно ли я поступила, решив, что тело было послано мне самой судьбой? Уже приближаясь к Шумену, я поняла, что вряд ли справлюсь с нахлынувшими на меня чувствами – я буквально задыхалась от ужаса… Весь мой план показался мне просто идиотским и крайне опасным, в первую очередь для меня. Однако после всего того, что я сотворила, обратного пути у меня не было.

В Шумене в аптеке я купила хирургические перчатки, конверт, блокнот и написала письмо – на русском, разумеется, языке. В Болгарии многие знают русский. Написала в двух словах, что знаю – меня собираются убить. Причем мой муж и свекровь! А поскольку способов убийства существует много, то я не знаю, где именно меня подстерегает опасность, а потому постараюсь в самое ближайшее время покинуть Болгарию и вернуться домой. В Москву. Я понимала, что письмо получается несвязное, странное, что на него могут и не обратить внимания. Но это – лишь до тех пор, пока не обнаружат мой разбитый сгоревший автомобиль. Главным для меня было в этом письме – указать на моих потенциальных убийц. Назвать их имена. Это – все.

Я уверенной походкой вошла в отделение полиции, приблизилась к окошку дежурного и, положив прямо перед ним конверт, быстро вышла. Покинув здание, я бросилась бежать куда глаза глядят, чтобы, не дай бог, за мной никто не последовал.

Я остановила первое попавшееся такси и попросила отвезти меня в супермаркет, находившийся на окраине города. Купив там зажигалку, моток веревки, большой фонарь, батарейки, набор ножей, детский пистолет и разные другие необходимые мелочи, я вновь поймала такси и двинулась в Варну.

Вернуться в Кранево я пока не могла. Понимала: должно пройти какое-то время, чтобы я спокойно осмыслила ситуацию.

В Варне я тупо гуляла по улицам, подставив свое разгоряченное лицо холодному влажному воздуху, ловила ртом редкие мокрые снежинки и пыталась представить себе, что же сейчас происходит в Краневе. Обратил ли кто-нибудь внимание на оглушительный взрыв на берегу? Увидел ли кто-то взрыв, пламя, а потом и густой черный дым, тучей взвившийся над моей бедной машиной?.. Если эта местность, как мне показалось, зимой практически необитаема и грохота взорвавшейся машины никто не слышал, то кто знает, когда обнаружат «мой» труп, когда завертится прокурорская машина?! И когда, интересно, письмо, оставленное мною в полиции, и обгоревшие обломки некогда красного «Ситроена» с обугленным трупом внутри превратятся в единое уголовное дело? Когда, наконец, в квартире по улице Хана Крума раздастся звонок и перед испуганными очами Магдалены возникнут люди в полицейской или прокурорской форме? Когда свершится правосудие?

Думала ли я тогда о том, что я сама буду делать после того, как Джорджи и Магдалену арестуют? Конечно, мысленно я уже давным-давно летела в Москву, в крепкие объятия самых близких мне людей – отца и брата. И даже когда раскроется, что я жива, вряд ли кто-то подумает о том, что это я все подстроила… Исчезла? Да! Уехала из дома, как уезжают после крупных ссор жены, чтобы спрятаться на время у подруги или переждать в какой-нибудь гостинице. Вот и я тоже объясню, что мы с Джорджи поссорились и я уехала в Кранево, на ту виллу, которую я собиралась купить сразу же после развода. У меня и свидетельница имеется! А тот факт, что как раз неподалеку от этой виллы и обнаружили мою сгоревшую машину, вовсе не указывает на то, что все это – дело именно моих рук. Девушку-то я не убивала! Поэтому всю вину за «приключения» с ее телом рано или поздно возложат на ее настоящего убийцу. Или же можно будет смело предположить, что это Джорджи, каким-то невероятным образом узнав, где я могу находиться (в конечном счете, он ведь мог меня и выследить!), впал в ярость и вместо меня убил ни в чем не повинную девушку… Да все это могло оказаться простой случайностью! Предположим, он ударил ее чем-то тяжелым по голове, и все это происходило под покровом ночи. А когда девушка перестала подавать признаки жизни и Джорджи понял, что он убил совершенно незнакомого человека, он страшно испугался, усадил труп (предварительно «украшенный» моим серебром) в машину и сбросил ее с обрыва… Ведь главным для него было предъявить именно «мой» труп в полиции, чтобы стать моим единственным наследником… Какая же мерзость – эти имущественные мотивы!!!