Пленница чужих иллюзий

В последнее время эта пожилая соседка была, пожалуй, единственным человеком из чужих, с кем Надя общалась. Пусть по-соседски, но все равно.

– Валентина Семеновна, скажите, быть может, накануне вы виделись с Надей, и она показалась вам расстроенной, обеспокоенной чем-то? Может, вы раньше видели рядом с ней этого человека?

– Нет-нет, ничего такого, Борис Петрович, я бы запомнила это лицо. Он же похож на Кощея Бессмертного! Такими лицами только детей пугать.

– Он что, настолько уродлив?

– Как сказала одна моя знакомая о женщине с раздутыми, словно от флюса щеками: у нее такая модель лица. Вот и у него тоже такая модель лица. То есть он от природы такой – с большими глазами, высокими скулами, впалыми щеками, высоким, изрезанным морщинами лбом. Ну, может, ему лет пятьдесят. И раньше, повторю, я его не видела. Я понимаю ваш вопрос… Я вам так скажу: я Надю никогда не видела с другими мужчинами. И если она пропала, то уж точно не из-за мужчины. Я, Борис Петрович, человек наблюдательный. Сами знаете, живу я одна, мне бывает очень тоскливо и скучно. Своей семьи нет, ни мужа, ни детей, ни внуков. Конечно, я волей-неволей наблюдаю за другими людьми. А поскольку мы с вами соседи, то сами понимаете, кое-что вижу, понимаю… Так вот, Надя – чудесный человек. Очень добрая, спокойная, прекрасная мать и, безусловно, верная жена. И вся ее жизнь вне дома происходит почти на моих глазах. Я в окно вижу, как она гуляет с мальчиками. Встречаю ее в магазине. Один раз видела на рынке, мы с ней вместе выбирали мясо. Она домашняя женщина, понимаете? Не сплетница. Не скажу, чтобы была молчуньей, она любит поговорить, но все больше о прочитанной книге, о просмотренном фильме. Пофилософствовать любит, чувствуется, что она от природы умница, да только образования ей не хватает. Насколько я могла понять из общения с ней, она очень сожалеет именно об этом – что не занималась своим образованием. Она так и говорила мне, что, мол, дети вырастут, муж сделает карьеру, а я так и буду стоять у плиты.

Борис почувствовал, как жаркая волна окатила его с головы до ног. Это был стыд. Ему было стыдно перед соседкой за то, что его жена была несчастлива с ним. Что ей хотелось развиваться, а он, вместо того чтобы хотя бы попытаться понять ее, сам решил, что требуется для ее счастья: дом, семья, дети.

Зная, что Валентина Семеновна никогда и ни с кем не станет обсуждать его проблемы, он признался:

– Представляете, а она никогда не говорила мне о том, что хочет учиться.

– Да она просто боготворит вас. Она любит вас так, как если бы вы были ее личным богом. Она готова молиться на вас.

– С чего это вы взяли?

– Да это же бросается в глаза. А еще… Может, в другой раз я бы и не сказала вам, но алкоголь развязывает язык… К тому же, быть может, мои слова помогут вам лучше понять свою жену.

– Что, что еще случилось? – раздраженно спросил Борис, которому виски тоже ударило в голову.

– У меня сложилось такое впечатление, будто бы Надя боится вас.

– Меня? Да что вы такое говорите? Как? Почему? Она что, сама вам сказала?

– Боже упаси! Она вообще никогда о вас ничего не говорила. Но я же вижу, как она старается, как наводит порядок, как вылизывает квартиру, готовит и при этом умудряется хорошо выглядеть, чтобы понравиться вам. Вроде бы все нормально, и ее поведение можно расценивать как желание понравиться любимому мужу, если бы, знаете, не ее глаза, ее взгляд… Словно она боится чего-то.

– Но чего ей бояться?

– А вы сами ничего никогда не замечали? Никогда не видели ее слез?

– Она редко плачет… Посмотрит какой-нибудь фильм и плачет. Или дети заболеют, и она чувствует себя беспомощной, сидит и плачет… Но, поверьте мне, я никогда ее не обижал! Я не изменяю ей…

Тут Борис понял, что зашел в своей откровенности слишком далеко. И что, сам того не желая, впустил соседку в свою личную жизнь. Он с матерью так давно не разговаривал, как с Валентиной Семеновной.

Однако, осознав это, уже не мог остановиться и продолжил, нисколько не стесняясь:

– Да Надя для меня – все! Она – вся моя жизнь. И она знает это. Ей нечего было бояться. И то, что она пропала, вернее, чего уж там, ушла от меня, осознанно отправив детей к моей маме, говорит лишь о том, что у нее есть другой мужчина. Быть может, вы просто покрываете ее? Женская солидарность, так сказать.

– Нет-нет, даже и не думайте! – Соседка замахала руками. Лицо ее разрумянилось, глаза повлажнели. Борис вдруг подумал о том, что человек с такими добрыми глазами и открытым взглядом не может лгать. – Понимаете, я бы никогда не согласилась пить с вами виски в такой ситуации, если бы Надя доверила мне свои тайны. Я здесь исключительно потому, что точно знаю – Надя вам никогда не лгала и у нее никого нет. И ей нечего от вас скрывать. Так же, как и мне. И если она ушла, тем более без детей, то есть успела позаботиться о них, свидетельствует о том, что у нее на это были причины. Серьезные. Однако не связанные с другим мужчиной.

– Она сказала моей матери, что поехала на похороны тети. А никакой тети у нее нет. Я знаю это точно. Разговаривал недавно с ее бабушкой.

– Да-да, она рассказывала мне про свою бабушку, которую она звала просто Лерой. Она очень любит ее и считает чуть ли не своей матерью. Насколько мне известно, мама Нади бросила ее, когда та была совсем крошкой. И ее воспитывала как раз эта Лера.

– Да, и это именно Лера сказала мне о том, что нет ни тети, ни похорон…

– Борис, а вам не приходило в голову, что ее исчезновение может быть связано с вашей профессиональной деятельностью?

– Мне даже страшно подумать об этом, – признался Борис. – У нас бывали такие случаи, когда, чтобы отомстить следователю, вредили его семье…

– У вас есть враги?

Он усмехнулся.

– А вы как думаете?

– Вы – следователь прокуратуры, в ваших руках – жизнь преступников. И от вас подчас зависит судьба людей, вернее, нелюдей.

– Это вы точно заметили. Большинство из них – нелюди.

– Вот и я о том же. А у этих нелюдей есть родные, близкие, которые, быть может, не согласны с тем, что вы делаете…

– Да понимаю я все, – Борис закрыл лицо руками и замотал головой. Разве она не понимает, что причиняет ему своими словами боль? – Знаете, если так, если ее похитили или с ее помощью решили мне отомстить или решить какие-то свои вопросы, а подозревать в этой ситуации я могу практически всех тех, чьи дела я веду, то уж пусть лучше у нее будет любовник, и не один…

Он все-таки сказал это вслух. Это все виски.

Валентина Семеновна положила свою пухлую руку на его плечо.

– Борис, а что, если тетя все-таки есть, и Лера просто о ней не знает… Может, это не родная тетя, а просто родственница. Или, что тоже может быть, Надя просто разыскала свою мать и решила встретиться с ней втайне от всех?

– Я тоже думал об этом. Но зачем делать из этого тайну? Кто может осудить ее за то, что она решила с ней встретиться? Это ее дело, понимаете? Простить или не простить… Мать… Что тут скажешь? Но мы прожили с Надей одиннадцать лет, и она хорошо знает меня, она не стала бы скрывать от меня подобные вещи.

– Борис, вы извините меня, но мне нужно идти. Я и так задержалась у вас. Простите, если сказала что-то лишнее. Я от души, от всего сердца хотела вам помочь. Не знаю, поверили ли вы мне относительно личной жизни вашей жены, но Надя – кристальной чистоты женщина. Это мое мнение. Вы, безусловно, лучше ее знаете, сами сказали, что прожили с ней одиннадцать лет.

Она перевела дух, поднялась и, покачиваясь, направилась к выходу.

– Постойте! Вспомнила… Хотя не уверена, что это может вам как-то помочь… В ногах этого Кощея стояла большая дорожная сумка. Вернее, не такая уж и большая, длинная, вытянутая, думаю, что это скорее даже спортивная сумка, темно-синяя, там название написано английскими буквами, а над названием летящая белая пантера или пума…

– Название длинное?

– Достаточно, первая буква, кажется, «S» латинская…

– А вы на самом деле наблюдательная.

– Вот и взяли бы меня к себе на службу. Глядишь, и сгодилась бы…

Валентина Семеновна вздохнула, улыбнулась своим мыслям, Борис открыл ей дверь и проводил до квартиры.

Он вернулся домой, плеснул себе еще виски. Как-то быстро все разрушилось. И ощущение нависшего над ним неблагополучия, пустоты и холода поселилось в сердце.

Словно и не было семьи, детей и Нади. Но не приснилось же ему все это? И мальчики у мамы. И те одиннадцать лет, что он считал себя счастливым, – разве это не было пьянящей реальностью?

Ну не мог же он себе все это придумать, а Надя все эти годы жила притворством?

Надя. Впервые он увидел ее в 2001 году, в следственном изоляторе. Сообщница убийцы.