Те, которые

– Да нет у меня… То-се… Кредит…

– Врете ведь, – грустно сказал я.

Кровь понемногу окрашивала круглую физиономию участкового в цвет советского флага. Мужик явно врал.

– Думаете, я пропью… У вас есть все основания. Но… извините, как вас по имени-отчеству?

– Вениамин Петрович, – извиняющимся голосом произнес участковый.

– Так мы, считай, тезки! – теперь я имел полное право перейти на ты. – Ты Петрович, и я Петрович! Слушай! Заплати за мою хату хоть чуток! Пусть видят, что я начал погашать!

«Почти тезка» тяжело вздохнул, что на международном языке междометий соответствует белому флагу.

– Я же новую жизнь начал! Не пью третий день! Мусор выбросил!

Я распахнул дверь, чтобы доказать правдивость своих слов. Вениамин Петрович заглянул внутрь и погрустнел еще больше.

– Ладно, – буркнул он, отнимая у меня злосчастную бумажку, – скажу, тебя дома не было… И за квартиру положу полтинник…

– Я верну! – сказал я с предельно возможной искренностью. – Сегодня же пойду искать работу!

– Ну смотри, – только и сказал участковый, с сомнением покачивая головой.

Так и ушел, качая фуражкой, как будто сам себя уговаривал, но сам с собой не соглашался.

А я понял, что на пути к мольберту придется заняться более прозаическими видами зарабатывания на жизнь.

* * *

За века шатания по чужим телам я не раз сталкивался с проблемой, как теперь говорят, профессиональной переподготовки. И, честно говоря, чем дальше в капитализм, тем проще этим заниматься. Раньше приходилось больше руками работать: мечом или молотом махать, мастерить чего-нибудь, но чаще всего – пахать землю. Все это занятия большей частью незамысловатые, овладеть не проблема. Но чтобы с их помощью обеспечить себе пристойное существование – это нужно иметь ярко выраженную функцию тела. А иногда и этого недостаточно: крепостной может оказаться прирожденным химиком, да кто ж его к ретортам допустит?

Теперь не то. Вертикальная социальная мобильность сумасшедшая, а многие козырные профессии требуют только умения компостировать людям мозги. Этому я успел отлично обучиться, с моей-то практикой. Способы навешивания лапши на уши… простите, способы манипулирования людьми не меняются, потому что люди в сути своей остаются одинаковыми, несмотря на все эти пыхтящие-жужжащие-мигающие приспособы, которыми они себя так любят окружать. Все равно у каждого есть пунктик, есть крючок. Зацепишь его – человек твой, как карась на удочке. Он может даже считать, что управляет ситуацией, управляет мной, кузнец своего счастья и все такое…

Ей-богу, лошадь под седлом гораздо более свободна, чем какой-нибудь тиран, особенно если в постели у этого тирана – умная, тонкая и умелая женщина.

Так что в XXI веке нужно всего лишь сообразить, как лучше использовать свое умение сажать людей на крючки и дергать за ниточки. Профессии менеджера, юриста или консультанта (о, каким я умею быть консультантом!) для меня пока закрыты. Мобильность мобильностью, но не до такой же степени.

Для начала нужно обеспечить себя минимальным доходом. Во-первых, придется как можно быстрее расплатиться с участковым. Это произведет на него неизгладимое впечатление, а пока Вениамин Петрович для меня – помощник номер один, и грех такими разбрасываться.

Во-вторых, хорошо бы чем-то питаться. Первые дни после заселения в оболочку я тупо голодал, выводя из себя всякую дрянь, которой питался предыдущий хозяин. Продержаться без еды я мог довольно долго. Меня пару раз заносило то в тело буддийского монаха, то – в православного отшельника, так что опыт есть.

Тут все зависит от того, как себя настроишь. Голод – это не физиология. Это психология чистой воды. Человек с детства привыкает есть, он едой себя не столько насыщает, сколько утешает.

(Кстати, совершенно не помню своего детства. Вообще. Никаких обрывочных образов, которые так любят описывать в «серьезной прозе». Может, у меня и не было никакого детства?)

Даже в таком дохлом туловище, которое мне досталось в наследство от алкаша Петровича, запасов хватит на пару недель. Но мои амбициозные планы простирались гораздо дальше. Следовательно, туловище придется кормить. Понемногу, дешевыми, но здоровыми продуктами.

Поэтому я начал с малого. Пошел в местный ЖЭК и устроился дворником. Директора противоречивые чувства раздирали так, что лицо перекосилось по диагонали. С одной стороны, дворники славянской национальности в нашем городе встречаются редко. Возьми он меня – из соседних домоуправлений ходить будут на экскурсии. С другой стороны, прежний владелец тела имел репутацию устойчиво-негативную. С третьей стороны, жилье у меня есть, не нужно напрягаться по поводу служебной квартиры.

Эта – третья – сторона и стала, видимо, решающим аргументом.

– Смотри, Петрович! – сказал директор. – Пропьешь лопаты – выселю к хренам собачьим.

Тут он что-то вспомнил и хищно напрягся:

– Та-а-ак! А ты ведь у нас в злобных неплательщиках…

– Был, – покаянно сказал я и даже понурил голову, – но начал исправляться. Первый платеж произведен.

Директор перезвонил бухгалтеру, потом приказал принести какие-то ведомости, долго изучал и сказал:

– Ну-ну…

Чтобы окончательно задобрить работодателя, пришлось написать заявление, по которому половина зарплаты автоматически уходила на погашение долга.

В результате дворником я стал, но свободного капитала должно было хватить только на удовлетворение основных нужд. А нужно было одеться, купить кое-какие материалы… да и дом слегка обставить не мешало бы.

Пораскинув мозгами, я отправился в гастроном.

* * *

Бригадир грузчиков раза три осмотрел меня, прежде чем ответить.

– Не понял, – сказал он, – это прикол такой, да?

Я был вынужден внутренне с ним согласиться. По сравнению с бригадиром и его дюжими парнями выглядел я несколько смешно. Но внешне изобразил бравость и готовность к проверке боем.

– Я жилистый! Ты испытай меня, командир!

«Командир» ему понравился. Грубая лесть – что может быть приятнее для скудного духом и умом?

Полдня я таскал ящики от грузовика в подсобку. Не знаю, куда отправилась душа Петровича, который наградил меня таким изношенным телом, но икалось ей в тот день изрядно. Последний ящик я тащил почти на ощупь – перед глазами плясали красные тени. Даже бригадир впечатлился моим трудовым героизмом.

– Хорош на сегодня, – сказал он почти уважительно. – Держи зарплату.

И сунул в руки пакет с чем-то тяжелым. Я с трудом кивнул и, по-прежнему ничего не разбирая перед собой, осторожно выбрался на улицу. Присел на бордюр и на ощупь определил – в пакете бутылка. Сначала была мысль вернуться и потребовать деньги, но… ее тут же сменила идея получше. Я отнес бутыль домой и рассмотрел ее. Это оказалась ярко-красная жидкость марки «Радость алкаша». Припрятав бутыль, полежал немного, приходя в себя, и занялся дыхательной гимнастикой. Дворником я начинал трудиться только с завтрашнего утра, но сегодня меня ожидало еще одно дело.

После гимнастики принял душ, снова пожелал душе Петровича всяких неприятностей и завалился спать. Проснулся, когда за окном было уже совсем темно. До покупки часов было пока далеко, и я осмотрел улицу, чтобы сориентироваться по времени. Удовлетворенно хмыкнул: ларьки как раз закрывались. Память прежнего хозяина подсказывала, что вот-вот стукнет одиннадцать, и торговля спиртным замрет в летаргии до девяти утра. Я даже почувствовал рефлективное желание немедленно побежать и успеть, но удержался.

Вышел минут через пять после закрытия киосков, бережно неся за пазухой драгоценную бутыль. Подошел к киоску и стал ждать. Очень скоро появился клиент – подвыпивший мужик в мятом спортивном костюме и с зажатыми в кулаке бумажками. Он поколотил в запертое окошечко, быстро прошел путь от уговоров до угроз в адрес невидимого продавца и развернулся, чтобы повлечь свою жажду в неуют квартиры.

И тут ему явился спаситель в моем небритом лице.

– Не продают? – сочувственно спросил я.

Мужик ответил в том духе, что нужно сурово наказывать тех, кто принимает такие дурные правила торговли.

– Хочешь, выручу? – спросил я и показал мужику горлышко с куском этикетки.