Наперегонки со смертью

– Донорский пункт...

– Вы брали кровь у "зэков"?

– Да...

– Зачем?

Казалось, старик не ожидал более глупого вопроса и недоуменно взглянул на своего неожиданного судью.

– Зачем, я спрашиваю?

– За кровь платят хорошие деньги!

– Кто платит?

– Купцы...

– Кто они?

– Я не знаю, я правда ничего не знаю, – вдруг заторопился старик, желая рассказать все и надеясь вымолить себе за это пощаду. – Это все Ахмет-бей.

Он знает таких людей в городе, которые платят хорошо "зелеными". Говорят, потом эта кровь идет то ли в Пакистан, то ли в Ирак. Куда-то туда на лекарственные препараты.

– Поскольку же ты брал у каждого человека?

– Я правда ни в чем не виноват...

– Сука! – снова взорвался Бондарович, поддав как следует стволом автомата старику в живот. – Говори, старый козел, иначе проверю, сколько в тебе крови булькает!

– Я брал по-разному, смотря кто как себя чувствует... У кого двести граммов...

– Не трынди, гад!

– Больше литра, клянусь Аллахом, зараз не брал! Они бы сдохли сразу, – старик вдруг упал на колени, целуя сапоги Бондаровича.

– То-то я думаю, чего они мерли как мухи после твоих "банных дней"! – Сашка почувствовал, что у него, привыкшего ко всему, волосы встают дыбом.

Он больше не мог находиться в этом страшном, пропитанном, казалось, ужасом помещении. – Ты же кровосос, вампир! Падла!

Бондарович со всего размаха заехал доктору ногой в лицо. Старика отбросило к стене, головой он больно ударился о бетонную поверхность, а из носа хлынула кровь.

– Ты зальешься, падла узкоглазая, своей собственной кровью! – Бондарович теперь кричал что-то, сам не осознавая, что кричит. Бешенство и ужас пронизывали его мозг, его нервы. Он с пояса, не целясь, дал очередь, и только чудом пули чиркнули по бетону в считанных сантиметрах от чалмы врача, отбивая куски штукатурки и разлетаясь, отрикошетив от стены. – Падла! Сука! Убью!..

Но он так и не смог пристрелить безоружного старика и, в ярости пробив ногой деревянную дверцу шкафа в комнате, повернулся к выходу. Он уже сделал шаг к двери, когда интуиция в очередной раз безошибочно скомандовала: "Сзади!"

Банда мгновенно вскинул автомат и резко обернулся. В сотую долю секунды глаза парня отметили, как поднимает старик невесть откуда взявшийся пистолет, нащупывая пустой черной глазницей ствола грудь Бондаровича. Это было почти как на ковбойской дуэли – кто быстрее.

У врача с вечно дрожащими от наркотиков руками не оказалось шансов – очередь Сашки вспорола ему халат на груди, и кровь яркими алыми пятнами тут же проступила на нижней рубашке старика.

Он упал, и Бондарович не сдержался – плюнул на мертвое уже тело:

– У, мразь! Тьфу!

II

Бондарович вышел из лаборатории и уселся в тени здания, устало привалившись к стене.

После подобных передряг, которые требовали мобилизации всех сил – и физических, и духовных, – он всегда чувствовал себя опустошенным, неспособным на какие-то бурные эмоции.

Теперь работал только его мозг.

"Посчитаем еще раз. Женька – раз, я – два, Ахмет – три. В вертолете был летчик и Махмуд, брат Ахмета, – всего пять... Кстати, надо проверить, вдруг кто из вертолета живой... Так, охранник на вышке, Абдулла, – шесть. Двое из лаборатории и врач – итого девять..."

Он встал и, закинув на плечо автомат, побрел к горящему вертолету – убедиться, что дело сделано.

"В поле, как обычно, пятеро. Можно было бы, конечно, дождаться их и тоже положить, но... Глядишь, вертолета хватятся, проверить решат... Да и с этими пятерыми, пока перестреляешь – можно половину "зэков" уложить".

Он подошел к обломкам вертолета. После взрыва баков с керосином кабину разнесло вдребезги, отдельно валялся покореженный винт и отвалившийся хвост. Керосин уже выгорел, пламя успокоилось, но в огне и дыму разглядеть трупы было невозможно.

"А, черт с ними! Если и уцелел кто, то драпанул в горы с перепугу... Пусть катится!"

Он осмотрелся.

Отсюда, с вертолетной "площадки" – более-менее ровного участка в ложбине гор, – лагерь был как на ладони. Не зря здесь же поставили и вышку охранника. Метрах в ста располагалась лаборатория, чуть пониже – домик охраны и своеобразный штаб братьев Абдурахмановых, Ахмета и Махмуда.

Еще дальше, у подножия вертикальной скалы – барак для "зэков". Вся небольшая территория лагеря была обнесена колючей проволокой, и поэтому сбежать отсюда днем для "зэков" действительно не представлялось возможным, а на ночь их запирали в бараке, приковывая особо строптивых наручниками к нарам.

У штаба стояла "мицубиси-паджеро" Ахмета, великолепный по всем параметрам автомобиль повышенной проходимости, и Бондарович даже присвистнул радостно, вспомнив о существовании этого чуда японской техники.

– Эта лайба меня и вывезет! – произнес он в голос, обращаясь к себе.

Он нашел труп таджика, перевернул его на спину и тщательно обыскал карманы. Обрадовался тяжелому полированному "вальтеру", в котором оказалась полная обойма патронов, не считая сунул в карман пачку долларов и наконец выудил из кармана брюк ключики с фирменным брелком "Мицубиси моторз".

Потом обошел все трупы, собрал оружие и боеприпасы и оттащил все свое богатство к джипу.

Только сейчас Банда понял, как он запарился.

Азиатское солнце припекало все сильнее, и пока парень доволок до машины четыре автомата, кучу магазинов и гранат, его хэбэшка афганского образца вся промокла от пота.

Он открыл машину и бросил на пассажирское сиденье спереди свой, надежный и пристрелянный, автомат, а остальные разложил на заднем сиденье.

На коврик слева от водительского моста парень высыпал гранаты и магазины с патронами, засунул "вальтер" за пояс и направился в штаб.

Первым делом Бондарович зашел в свою, довольно тесную и темную комнатушку с одним маленьким оконцем, в которой он провел последних полгода. Окинул взглядом узкую армейскую кровать, тумбочку, маленький черно-белый телевизор, который питался от автомобильного аккумулятора, старый как мир кассетник "Карпаты", явно переживший на своем веку слишком многое, стопку журналов и книг...

Забирать здесь было нечего, и ни о чем не тосковала душа, расставаясь со всем этим навсегда. Ну а честно или нечестно заработанные за эти месяцы доллары хранить здесь было бесполезно – все равно украли бы "товарищи" по охране. Баксы, около четырех тысяч, были всегда при нем – в каблуках сапог, в подкладке куртки и даже в специальном маленьком мешочке на тыльной стороне поясного ремня, который он соорудил специально для этой цели.

Единственное, что сделал Сашка в своей комнате, – выгреб из тумбочки все свои любимые кассеты – "Кино", "Наутилус", "Машина времени". Все альбомы старые, давно известные и некоторым даже надоевшие, но это была его музыка, музыка его молодости, которая волновала и тревожила Банду даже сейчас...