Вызов

– Вы вот что, – решил дхар. – Скажите своему, у которого, елы, тоже в кармане, чтоб не двигался.

– Он не двинется. Что бы вы желали узнать?

– А сейчас узнаю, – Фрол вытянул обе руки вперед. Глаза незнакомца сузились, но он не сдвинулся с места. Дхар несколько раз провел руками по воздуху, взмахнул ладонями, словно сбрасывая невидимые капли воды…

– Ну что? – осведомился Келюс, единственный из всех присутствующих, кроме самого дхара, понимавший смысл этой пантомимы. – Какое поле, кудесник, любимец богов?

– Такое – как у Михаила. Не наши, елы. И не ярты. Так что извините, ежели что…

– Не за что, – чуть заметно, уголками губ, улыбнулся незнакомец. – На такое мессмерическое алиби я, право, и не рассчитывал. Позвольте, однако, отрекомендоваться: генерал-майор Тургул Антон Васильевич. А этот господин, у которого, как вы изволили справедливо заметить, тоже что-то есть в кармане, – поручик Ухтомский. Прошу знакомиться.

– Извините, господа, – подал голос Ухтомский. – Я, кажется, вел себя как-то не так. Но, ради Бога, неужели я похож на чекиста?

– Не похож, – сдался Фрол. – Это у меня уже чердак едет. Извиняй, поручик. Я Соломатин. Фрол, в общем.

– Виктор, – представился поручик, и в знак примирения они обменялись рукопожатием.

– Мы здесь второй день, – продолжал Тургул. – Нечто вроде спасательной партии…

– Где же вы раньше ходили, такие хорошие? – вздохнул дхар.

– Нам обрубили Канал, – тихо ответил Тургул. – Нас обманули. Но ведь штаб, господин Соломатин! Господа профессора с их, извините, теориями о перерождении большевизма!.. И вот – Михаила бросили, а все концы здесь.

– Видели, – кивнул Фрол. – Скантр, в карету его, адская машина!

– Да, скантр. А без него стучи – не достучишься. Я бы за Михаила не только этих умников в штабе на штыки поднял! Да толку-то… Спасибо Тернему, за две недели сообразил. Теперь у нас свой Канал, так что – поглядим, господа краснопузые! Впрочем, – оборвал он себя, – об этом еще успеется. Вышли мы на вас, господин Лунин, через Славика Говоруху. Хотя – Боже мой, какой он теперь Славик! Сюда он не приехал: сердце… Да и правильно сделал. Вы, господа, этого, из Союза Дворянства, видели?

Лунин и дхар многозначительно переглянулись.

– Попался бы он нам где-нибудь под Ростовом, правда, князь?

– Шомполовали бы, – пожал плечами Ухтомский.

– Так ты чего – еще и князь? – недоуменно моргнул Фрол.

– Помилуйте, господин Соломатин, – заступился Тургул. – Ну в чем Виктор виноват? Между прочим, поручик – Георгиевский кавалер, два солдатских «Егория».

– Да ладно, – смилостивился Фрол, – просто у нас князья – те больше в сказках…

– …или в Дворянском Собрании, – закончил Келюс. – Пойдемте, господа. Разговаривать у меня в квартире, пожалуй, не стоит, а выпить можно. Помянем…

– Мне бы хотелось познакомиться с тем молодым человеком, – заметил генерал, когда они выходили из ворот кладбища. – Здорово выступал! Он что, родственник Михаила? Ну, тот, что назвал его «дядей Майклом»?

– Его правнук, Михаил Плотников, – пояснил Николай. – Михаил для него – канадский кузен. Только Мику еще и двадцати нет…

– Я не зову его на фронт, – еле заметно пожал плечами Тургул. – Хотя Виктор, смею заметить, воюет с семнадцати. Сейчас ему как раз девятнадцать.

– Помилуйте, господин генерал, – возразил Ухтомский, – мне сейчас аккурат девяносто один. Вот уж не думал дотянуть!

– Вы правы, – задумался генерал. – А мне тогда сколько будет? Знаете, Виктор, вы эту алгебру бросьте! А с Михаилом Плотниковым вы меня, господин Лунин, непременно познакомьте.

Огромная квартира в Доме на Набережной казалась теперь не только Фролу, но и Келюсу, мрачной и неуютной. Последние дни они собирались обычно на кухне и даже, перетащив туда раскладушки, иногда ночевали. Тут было как-то спокойнее и спалось без сновидений. И сейчас, пригласив нежданных гостей, Лунин, проигнорировав этикет, усадил их за кухонный стол. Да и покойный Корф больше всего любил бывать именно здесь. Теперь его место пустовало, там стояли тарелка и наполовину налитая стопка.

Все слова были сказаны, водка выпита. Фрол и поручик ушли в гостиную выяснять подробности родословной князя, которая отчего-то заинтересовала дхара. Генерал, не перебивая, выслушал рассказ Лунина о том, что случилось с Корфом. Келюс рассказывал все без утайки, опуская лишь наиболее невероятные подробности.

– Дон-Кихоты, – вздохнул Тургул. – Неправда ваша, господин Лунин. Не вы втянули Михаила во все это – он вас втянул. Корф – человек военный, он выполнял приказ. И, если для этого нужно было выкрасть скантр, – он был обязан сделать это.

– Приказ начальника, бином, – закон для подчиненного?

– Именно так, – кивнул генерал. – Только слово «бином» – лишнее. Помилуйте, сударь мой, вы хоть понимали, что делали, когда пытались выкрасть скантр у собственного правительства?

– Скантр был нужен Михаилу, – удивился Келюс. – Он бы вернул его в Институт и сам возвратился…

– Может быть, – недобро прищурился Тургул. – А может, и по-другому вышло. Вы, надеюсь, догадываетесь, где служил Корф? Он бы мог взять и уничтожить скантр. Что тогда?

– Уничтожить? Но зачем? Он ведь хотел вернуться!

Генерал со вздохом покачал головой, гася в пепельнице папиросу и закуривая новую. В наступившей тишине откуда-то из глубины квартиры донесся голос Ухтомского, повествующего о битве князя Ряполовского «в мале дружине с поганым собакою Касим-ханом и его злою ордою».

– Несомненно, – хмыкнул Тургул, – с собакою Касим-ханом… Господин Лунин, вы – человек штатский. Оговорюсь: не подразумеваю под этим более того, что сказал. Так вот, вы человек штатский, вы ученый – все так… Но, сударь мой, неужели вы до сих пор не поняли?

– Кое-что понял. А вас, господин генерал, понять пока не могу. Куда вы, бином, клоните?

– Да куда мне клонить? – удивился Тургул. – Я просто хочу сказать, что идет война. Война, сударь мой! Красные против белых. Я, мой поручик, покойный Михаил, – белые. Вы – красные. И, помогая Михаилу, вы помогали врагу.

– Ну, это вы уже загнули! – Келюс даже не рассердился. – Дед мой, покойный комиссар Лунин, царствие ему Небесное, напоследок меня иначе как врангелевцем и корниловцем не величал…

– Видел я ваших корниловцев, – спокойно, без тени эмоций, отозвался генерал. – На Страстном. Стоят, извиняюсь, в раскорячку, рожи холопские, наглые… И небритые. Еле удержал Ухтомского, он, знаете, так и рвался. Мы эту форму офицерам не сразу разрешали носить – не после первого боя, даже не после десятого, сударь вы мой! Они еще ордена цеплять изволят. Наши ордена! Вернусь – отдам приказ – все ордена погибших уничтожать. Чтоб – ни в чьи руки! Ни парижских ювелиров, ни этих, прошу прощения…

Тургул вновь замолчал, и Келюс услыхал голос Фрола, вопрошавшего:

– …то есть как, елы, парил по небу? Не мог он парить по небу!

В ответ князь Ухтомский пытался объяснить что-то про фольклор, но дхара, это явно не успокаивало.

– Извините, отвлекся, – продолжил Тургул. – Так вот, господин Лунин, идет война. У нас – на фронтах, у вас – тлеет под пеплом. Но, кажется, уже кое-где полыхает.

– Э-э, бросьте, – не согласился Келюс. – Свою войну вы проиграете – к большому сожалению, моему лично, и, можете поверить, еще очень многих – аккурат в ноябре двадцатого. А у нас свои дела. И войны, надеюсь, все-таки не будет.

– Ну да, конечно, – кивнул генерал. – «Река времени в своем стремленье уносит все дела людей…» А вы знаете, господин Лунин, что передавали нам по этому самому Второму каналу?

– Догадываюсь, – усмехнулся Келюс. – Военные планы красных. И, может, кое-какие технические новинки.

– Верно догадываетесь. Только опять лишнее слово – «может». Иначе зачем мы поддерживали связь с этими… переродившимися?

– Вы думали, у нас в ЦК сидит ваш доброжелатель?

– Конечно! – воскликнул Тургул. – И не только думали. Нас в этом уверяли! Обещали чуть ли не изменить ход истории! О Господи, прости им всем… Кто же на такое не согласится? Тут можно рискнуть не только полковником Корфом – дивизии не жалко!