Доктор Данилов на кафедре

– Мой двоюродный брат приехал в Москву восемь лет назад, устроился в частную клинику, недавно квартиру трехкомнатную на Тверской купил…

– Василий, не завирайся! Однушку в Мытищах, еще куда бы ни шло, а ты – трешку на Тверской придумал! В частных клиниках, если хочешь знать, тоже не сахар… И дерут там с сотрудников по семь шкур. Наш сосед делает УЗИ в Скандинавском медицинском центре. Живет скромно, ездит на «Нексии»…

– Это не показатель! Может, он в карты все деньги проигрывает или три семьи содержит!

– А может, просто умен и не желает светиться. Это только дураки живут напоказ. Ты же судишь чисто по внешним признакам.

– Ладно, оставим соседа в покое. Но все равно, в коммерческой медицине лучше.

– Не скажи. Там большие нагрузки, зверский гнет и не такие уж большие доходы. В государственной медицине можно жить гораздо спокойнее, а зарабатывать гораздо больше. И не платить налогов.

– И каждый раз трястись, когда тебе суют деньги.

– От вожделения?

– От страха! А ну, как войдут сейчас и оформят. А потом суд.

– Прямо-таки всех и оформляют!

– Давайте цифры сравним, и все станет ясно. В семьдесят седьмой сколько стоит наркоз?

Вопрос был задан как бы всем, но предназначался Данилову. Во всяком случае, группа умолкла и выжидательно уставилась на него.

– Я не в курсе, – ответил Данилов.

В глазах студентов мелькнуло понимание – кто ж тебе так, на людях, пусть даже и при своих будущих коллегах, выложит всю правду?

– Ну, вы хотя бы намекните, – попросила одна из студенток, голубоглазая куколка с пухлыми губами. – Примерно… В среднем.

– Я действительно не в курсе и даже не уверен, что существует установленная такса, – ответил Данилов. – Также я не думаю, что все пациенты платят за наркоз.

– А если опереться на личный опыт? – спросил-посоветовал остролицый блондин с нагловатым взглядом.

– Я никогда не брал денег с пациентов, – ответил Данилов, – поэтому это вряд ли сможет помочь.

– Так уж и никогда? – усомнился блондин. – Ни разу?

– А что в этом удивительного? – поинтересовался Данилов. – Вы что, господа, действительно считаете, что все берут и всем дают?

– Не совсем, – качнул головой остролицый, – те, кому не дают, брать не могут. Поэтому берут только те, кому дают…

– Не все, кому дают, берут, – возразил Данилов. – Есть такие, кто отказывается.

– По двум причинам, – снисходительно пояснил остролицый. – Или подставы боятся, или цену себе набивают, чтобы больше дали.

Народ вместе с Даниловым учился разный, и любителей левых денег и всяких заработков, скромно именуемых побочными, среди них хватало. Но чтобы так открыто заявлять об этом, обсуждать во время занятия, поинтересоваться у преподавателя неофициальными ставками… «Хреновый из меня препод», – самокритично подумал Данилов. У его покойной матери на уроках была идеальная дисциплина – тишина и прочая благодать. На вопросы сына и коллег о том, как ей это удается, мать скромно отвечала: «Само собой получается. Наверное, врожденное качество». Но оно Данилову не передалось по наследству. Иначе бы не отклонялись то и дело студенты от темы на его занятиях.

– А ты думаешь, что в обычных больницах все полученное остается в карманах? Черта с два! Надо делиться, иначе на твои шалости никто не станет закрывать глаза! Врачи ежемесячно платят заведующему, тот носит главному врачу…

– А сколько полагается отдавать наверх? Какой процент?

Все снова уставились на Данилова.

– Судя по тому, как оживленно вы беседуете на посторонние темы, интенсивная терапия сердечно-сосудистой недостаточности знакома вам хорошо, – сказал Данилов. – Поэтому я хотел бы сразу перейти к основным ошибкам, которые допускаются при этом. Начнем с отека легких…

Худо-бедно, но занятие удалось довести до конца без срывов и отклонений. Остролицый блондин задержался после окончания. Оставшись с глазу на глаз с преподавателем, он немного помялся (Данилову даже показалось, что студент решил извиниться за свое не совсем уместное поведение) и спросил:

– А скажите, пожалуйста, чисто между нами, как коллега коллеге…

«Как коллега коллеге – это мощно!» – восхитился Данилов, но вслух ничего не сказал.

– Есть сейчас конкретный смысл идти в анестезиологи? Или все же выгоднее в хирурги? Я слегка затрудняюсь с выбором, поэтому пытаюсь собрать максимум информации из первых рук.

Все это было сказано таким тоном, словно студент делал Данилову одолжение.

– Если затрудняетесь с выбором, то рекомендую пойти в патологоанатомы, – серьезно, без тени улыбки, ответил Данилов и, не увидев понимания в бесцветных глазах собеседника, пояснил: – Спокойная работа, хороший опыт, есть время для размышлений, будете иметь дело со всеми отделениями – существенно расширите кругозор…

Черты лица блондина заострились еще сильнее.

– Спасибо за совет, – буркнул он и вышел, позабыв закрыть за собой дверь.

Или не забыл, а выразил таким образом свое: «Фу!» Хлопнуть дверью на кафедре – это уже чересчур, особенно для студента, которому в этом году предстоит сдавать зачет, а в будущем – государственный экзамен. Экзамен не самостоятельный, потому что вопросы по анестезиологии и реанимации включены в курс экзамена по хирургии, но тем хуже для студентов, ведь предвзятое отношение кафедры анестезиологии и реанимации грозит обернуться несдачей такого ответственного экзамена. А оставить дверь открытой – в какой-то мере выказать свое негативное отношение, но не в столь грубой форме. В случае чего незакрытую дверь можно представить как следствие забывчивости, а с громким хлопаньем подобные фокусы не пройдут.

Накопившиеся впечатления рвались наружу, хотелось с кем-нибудь поделиться. Точнее, не с кем-нибудь, случайные попутчики в метро для такого дела не годились, а с кем-то из коллег. Данилов поделился с ассистентом Скибкарем, человеком, сотканным из противоречий, что бросалось в глаза сразу же: чисто чеховская бородка сочеталась у Скибкаря с очками в массивной квадратной роговой оправе, хотя по идее полагалось если не пенсне, то нечто тонкое, круглое и невесомое; еще более резкий диссонанс вносил массивный серебряный перстень черепом (перстень был грубой работы, из тех, которые принято полушутя-полупренебрежительно называть «гайками»). Скибкарь утверждал, что перстень, от которого за версту несло новоделом, является фамильным талисманом и, под настроение, мог рассказать довольно складную выдумку о том, как кто-то из его предков спасся от неминуемой беды или вышел целым и невредимым из какой-нибудь опасной передряги благодаря данной реликвии. Самого Скибкаря перстень еще ни разу не спас, возможно, потому, что он еще ни разу не попадал в переплеты с передрягами.

– Открыл велосипед! – усмехнулся Скибкарь. – Мы уже не первый год готовим медицинских представителей! Прикинь, сколько врачей ежегодно выпускают четыре московских заведения и сравни их число с количеством молодых врачей хотя бы в нашей больнице!

– Это будет не совсем корректно, – ответил Данилов, – и ведь наша больница – скоропомощная городская. Сюда никогда очереди из врачей не стояли, вряд ли молодежь захочет…

– Вот сразу ясно, что родители у тебя не врачи, – перебил Скибкарь. – Верно?

– Да, – подтвердил Данилов. – Основателем династии надеюсь стать я. А какая связь?

– Такая, что в восьмидесятые годы, да и в самом начале девяностых тоже, в московские больницы действительно стояли очереди из врачей. Люди ждали, пока освободится место. Моя матушка два года кантовалась эндокринологом в районной поликлинике, пока ее не взяли ординатором[13 - Ординатор – врач, ведущий палаты в отделении. Не следует путать с клиническим ординатором – врачом, проходящим двухгодичное обучение в клинической ординатуре.] в шестьдесят третью больницу. А некоторые, особенно урологи, куда дольше мыкались – пристроиться не могли. И это при наличии связей, как тогда говорили, блата и клинической ординатуры по специальности. Без блата и ординатуры можно было устроиться на «Скорую» и в окраинные поликлиники… А сейчас все больницы выезжают за счет понаехавших сотрудников, потому что притока молодых врачей давно уже нет. Лет десять уже. Ты на аспирантов с клинординаторами не смотри. Аспирант далеко не всегда работает по специальности. На многих фирмах ценится наличие ученой степени у сотрудника, это как-то внушает доверие… Возьми, к примеру, Машуровского – он и не скрывает, что кандидатская степень нужна ему для резюме.

– Зачем тогда идти в АИР? – удивился Данилов. – У нас же сложная специальность. В терапии работать проще…

– Но защититься гораздо труднее. Даже в «четвертом меде», где под видом диссертации можно протащить студенческую работу, написанную для кружка…

В прошлом году Скибкарь надеялся получить место доцента на кафедре анестезиологии и реаниматологии медицинского факультета Университета дружбы народов. Династические связи давали ему определенную надежду, но в итоге доцентом стал кто-то другой. Скибкарь обиделся не только на не принявшую его кафедру, но и на весь университет. Иронично называл его «четвертым медом» и всячески критиковал. Критика далеко не всегда была объективной. Разве же можно требовать объективности от отвергнутого? Вряд ли.

– …А у нас с этим делом все в порядке, тем хватает с избытком, отношение довольно либеральное. Разумеется, в той же фтизиатрии защититься еще проще, там не только кадровый голод, но и аспирантский, с каждым цацкаются, как с родным племянником. Но там – туберкулез, контингент специфический… Слушай, я давно хотел спросить, ты реально врачом на зоне работал или врут?

«Далась им всем эта зона! – раздосадованно подумал Данилов. – На то, что я в роддоме анестезиологом работал, никто внимания не обратил…»

– Да.

– Ух ты! – восхитился Скибкарь. – Прямо на настоящей зоне?