Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера (сборник)

– А если он мне поверит? – волновалась Валя. – И будет ждать ребенка?

– Твое счастье! Скажешь, что ошиблась, а через месяц залетишь от него по-настоящему. Но так ты хотя бы будешь в нем уверена!

– Я и так в нем уверена! – обиделась Валя. – Без всяких проверок…

– Зря! – от избытка чувств Лена хлопнула ладонью по столу. – Послушай меня, я уж с мужиками наобламывалась…

Увидев входящего в диспетчерскую Данилова, напарницы притихли.

– Вы не заболели, доктор? – спросила Котик.

– Уработался, – Данилов положил ей на стол заполненные карты вызовов и вышел.

– А лучше всего – сначала поженитесь! – вернулась к прерванному разговору Лена.

– Он не хочет, – вздохнула Валя. – Я уже намекала.

– Плохо намекала! Возьми и на его глазах закрути с кем-нибудь роман…

– Зачем, чтобы он обиделся и бросил меня? – от одной только мысли об этом, Валя покраснела. – И потом мне, кроме него, никто не нравится.

– А Данилов? – Лена хитро прищурилась.

В глубине души она сама симпатизировала Данилову.

– Дани-и-илов?! – протянула Валя. – Ну уж нет. Хороший мужик, но больно уж закрытый. Весь в себе, как в броне.

– Хорошие мужики все такие, – возразила Лена. – Только придурки, вроде Жгутикова, живут с душой нараспашку. И то только на первый взгляд.

Среди дам шестьдесят второй подстанции Лена слыла знатоком мужчин хотя бы потому, что она, в свои двадцать восемь лет, успела трижды побывать замужем и находилась в активном поиске четвертой жертвы.

Именно что жертвы – в другом качестве Лена мужей не рассматривала.

От первого мужа она получила московскую прописку и нестандартную фамилию, от второго – комнату в Коломне, а третий в течение трех лет спонсировал Ленино заочное обучение на психолога. Учиться предстояло еще два года, потом следовало найти хорошую, денежную, работу, поэтому четвертый муж был жизненно необходим.

Выпитая наспех чашка кофе – и снова наладонник позвал в дорогу. «Авто» на девятом километре МКАД, двое пострадавших.

Двое пострадавших мирно покуривали возле своих машин в ожидании инспектора ГИБДД, составлявшего акт, сидя в служебной машине. Второй служивый, не желая терять даром драгоценного служебного времени, остановил проезжавший мимо черный «шевроле» и проверял документы у водителя.

На подъехавшую «скорую» никто из четверых не обратил ни малейшего внимания.

– А мы не вызывали! – радостно сообщил один из водителей, стоило только бригаде вылезти из машины.

– Мы в полном порядке! – подтвердил второй.

– Травм, ушибов и всего такого нет? – спросила Вера.

– Только у тачек! – первый водитель кивнул на неудачно соприкоснувшиеся боками автомобили.

Капитан, сидевший в машине, оторвался от своего занятия, высунулся в окно и поинтересовался у Данилова:

– Зачем приехали?

– Вызывали же! – ответил Данилов.

– Это, наверное, с «ноль два» вам вызов сделали, – высказал догадку капитан и вернулся к своему занятию…

Последний вызов оказался простым и несложным – к нестарому еще мужчине с остеохондрозом поясничного отдела позвоночника. Обезболивающий укол, совет избегать переохлаждений и поднятия тяжестей, «актив» в поликлинику.

«Вот и все», – сказал сам себе Данилов, сдавая смену Юре Федулаеву.

Отсидев утреннюю конференцию и даже ответив во время нее на несколько вопросов Лжедмитрия, Данилов переоделся в раздевалке и тут вспомнил, что пакет с водкой и сырками остался в комнате отдыха, за одним из складных кресел. Пришлось вернуться.

В комнате отдыха доктор Чугункин помогал доктору Федулаеву в написании аттестационной работы, необходимой для получения высшей категории.

– Анализ распределения вызовов по часам за сутки показал рост обращений в период с восьми ноль-ноль до девятнадцати ноль-ноль – скобки открываются – то есть во время работы поликлиники – скобки закрываются, что можно связать с неудовлетворительной укомплектованностью – скобки открываются – шестьдесят четыре процента цифрами – скобки закрываются – поликлиник, находящихся в районе обслуживания подстанции, врачебными кадрами…

Чугункин размеренно диктовал, держа в руках несколько листов бумаги, исписанных прыгающим, неразборчивым (настоящим «врачебным») почерком доктора Федулаева, но глядел не в записи, а в потолок.

– Так, а данные у тебя откуда? – спохватился Федулаев. – У меня процентов не было. Где ты их взял?

– С потолка, – честно признался Чугункин. – Никто же проверять не станет. Главное – все правдоподобно.

– Мне как-то неловко… – замялся Федулаев. – Так вот…

– Неловко в валенках гимнастикой заниматься и зонтик в кармане раскрывать! – отрезал Чугункин. – Ты не парься, Юра, я же не динамику распределения вызовов по показаниям тебе диктую, а так – второстепенные показатели. Не делай проблемы из ничего!

– Убедил, – согласился Федулаев, теребя рыжеватую, коротко остриженную бороду.

Спорить с Чугункиным трудно – Евгений Кириллович самый умный и знающий врач на подстанции. Это признают все, даже доктора Бондарь и Сафонов. Чугункин давно мог бы сделать карьеру хоть по административной, хоть по научной линии, но он предпочитает оставаться врачом «скорой помощи». Причину объясняет охотно – нет желания отвечать за других. Ликвидировать чужие косяки, исправлять не свои ошибки (своих ошибок у Чугункина, кажется, не бывает вовсе), отдуваться за грехи подчиненных.

– И вообще – что ты мучаешься, Юра? Возьми да скатай работу у Саркисяна. Она свеженькая, прошлогодняя, вполне подойдет. Все равно все пишут одно и то же.

– Нет, я уж лучше самостоятельно, – ответил Федулаев. – Работа ведь моя. И потом – у меня почти все готово, только с формулировками нелады. Ну не умею я выстраивать длинные гладкие и красивые предложения! Еще в школе, помню, за диктанты получал пятерки, а за изложения и сочинения – трояки…

На появление Данилова коллеги никак не отреагировали. Пришел человек – значит надо. Данилов взял пакет и отправился на кухню.

Кухня была пуста. Данилов нашел в шкафчике свою чашку, обычную керамическую чашку с черной надписью «BOSS» на красном фоне, и до половины наполнил ее водкой.

Уселся за свободный стол, поставил бутылку на пол, чтобы она не бросалась в глаза, достал из пакета оба сырка, а сам пакет положил на соседний стул. Залпом осушил чашку и принялся медленно, обстоятельно очищать сырок от фольги.

Очистил и стал есть, чувствуя, как приятное тепло, нахлынувшее откуда-то изнутри, вступает в противоборство с тоской. Доел сырок, взял в руки бутылку, снова наполнил чашку до половины, снова осушил ее залпом, удовлетворенно хмыкнул, пророча тоске скорое Ватерлоо, убрал бутылку в пакет, спустил на пол и принялся за второй сырок, предвкушая, как приедет сейчас домой, допьет водку под шпроты с лимоном и ржаные сухарики материнского приготовления, затем немного поиграет на скрипке, примет душ и завалится спать…

– Что это такое?! – в дверях стояла Новицкая и, смешно морща нос, принюхивалась к воздуху. – Во…Владимир Александрович, что вы здесь делаете?

– Завтракаю, Елена Сергеевна, – ответил Данилов, отмечая про себя тот факт, что за прошедшие десять лет его бывшая любовь, кажется, ни на грамм не поправилась. – Точнее – уже позавтракал и собираюсь домой.

Он аккуратно собрал со стола обрывки фольги, встал и выкинул их в урну, стоявшую под раковиной.