Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)

Гусят валькирий?
Почему кольчуга
Обрызгана кровью?

    «Старшая Эдда» Вторая песнь о Хельги, убийце Хундинга

Осень 855 г. Норвегия

Никто не избегнет норн приговора…

Велунд хорошо понимал это, но не знал до конца другого – что с душой сына Сигурда-ярла? Мертва? Ведь нить ее оборвана острым когтем Хель. Зачем ей это надо? И, может быть, это видение вообще ничего не значит? Впрочем, вряд ли. Велунд знал – и в этом-то мире ничего не происходит просто так, тем более просто так ничего не происходит в мире богов. Нет, неспроста Хель так тянулась к душе Хельги! Ведь тот, как предвидел Велунд, должен был стать великим конунгом в Гардарике… И неспроста с нитью его судьбы тесно переплелась нить судьбы другого человека, человека из будущего мира, что без страха бился с огромным волком-оборотнем. И Велунд почти помог ему победить своим колдовством. Почти помог… Лишь вмешательство богов – видимо, не только Хель, но и хитрейшего Локи – да, тут явно не обошлось без него! – ослабило колдовство старого кузнеца. Ослабило до такой степени, что позволило ускользнуть злобному оборотню, который – это предчувствовал Велунд – натворит еще немало кровавых дел. А тот человек из будущего лежал теперь недвижим, без сознания и сил, словно выловленное из реки бревно. Так же, как лежал сейчас Хельги в доме Сигурда, а его душа, похоже, жива. Душа того, что сражался с волком… с волком… Кузнец никак не мог понять его роли, словно грязная душа оборотня была окутана непроницаемым коконом… Волк сначала напал на какую-то девушку – такую же закрытую для колдовских чар Велунда, как и оборотень, а уж затем за нее вступился тот, чья душа еще жива… пока жива. Но кто же эти? Волкодлак и девушка? Может быть, они как-то связаны с чужаками, приплывшими летом из Ирландии на корабле Сигурда-ярла? Один из них – с узким лицом и холодными, немигающими, как у змеи, глазами – был не так давно принят в род Сигурда по совету Гудрун, старшей жены ярла. Велунд недолюбливал Гудрун – уж слишком жестокой и хитрой была эта женщина, к тому же властолюбивой. Узколицый стал членом рода. Но куда делся второй – с непропорционально большой головой, крючковатым, как у совы, носом и черными, обжигающими глазами, в которых вспыхивал иногда жуткий огонь Муспельхейма… или чего-то иного… обиталища чужих богов, охочих до человеческой крови? Велунд чувствовал мощный выброс злобной чужой воли, словно бы заглянули в Халогаланд чьи-то недобрые боги. Чужаки были ирландцами, а Зеленый Эйрин был хорошо знаком викингам – и кузнец знал о том, как нелегко приходится там поклонникам старых богов. Вся Ирландия давно уже была покрыта монастырями распятого на кресте бога, а старые капища оказались заброшены, хотя кое-где и приносились жертвы, и никто особенно не преследовал старых жрецов. Не преследовал, но и не уважал. Хуже того – насмехались над ними все, кто только мог, а насмешка убивает веру и власть. Что стало смешным – того невозможно бояться. Значит, двое чужаков – жрецы, иначе с чего б им бежать с Эйрина? Именно они и воззвали к богам, наверняка принеся хорошую жертву – не детей ли? Именно это чувствовал Велунд. Тогда волк-оборотень и девушка тоже находятся под покровительством чужих богов, то-то никакое колдовство не в силах пробить их защиту. Но как же могут чужие боги так нахально действовать здесь, в Норвегии? Кузнец вдруг усмехнулся. Могут. Могут – если договорились с местными богами… а что хотят местные? Тот же Локи и Хель? Воспользоваться случаем и устроить конец мира – только тогда Локи сможет выбраться из пещеры, куда был брошен волею остальных богов.

Но почему был выбран именно Хельги? Потому что должен был стать конунгом Гардарики – далекой и могучей страны, населенной сильным свободным народом? Вот чего хотят чужие жрецы! Захватить власть в Гардарике и исподволь обратить в свою кровавую веру. Но, почему они не могут это сделать в Норвегии? Мешают слишком сильные боги? А в Гардарике, что, таких богов нет? Есть… Но, каждое племя считает главным своего бога. Велунд знал это по рассказам купцов, приезжающих из Альдегьюборга, что выстроен на северной окраине Гардарики, на берегу озера-моря Ладоги. Вот этим-то, вероятно, и хотят воспользоваться чужаки… а боги викингов им в этом активно помогают. Правда, далеко не все боги. Не чувствовал Велунд во всем этом деле ни мудрости Одина, ни обаяния Бальдра, ни бесшабашной ярости Тора. Одна только хитрость Локи, да злобные чары Хель, повелительницы страны смерти. Они – именно они – приближают день Рагнарек, когда воины начнут убивать своих родичей, и в великой битве падут все боги и все герои, погаснут звезды, а два злобных волка разорвут на куски луну и солнце. Кузнец вздрогнул, представив это. Нет! Нужно сделать все, чтобы не допустить подобного, и, в первую очередь, не дать чужакам, которых в темную используют Хель и Локи, завладеть телом Хельги, чтобы от его имени творить свои злые дела. Даже если душа сына Сигурда умерла…

Свет.

Сквозь сомкнутые веки пробивался свет, Хельги чувствовал это, но почему-то не мог открыть глаза, словно бы что-то мешало, какая-то пелена, лежащая на лице, он тоже ее чувствовал. Что бы это могло быть? Запекшаяся кровь? Юноша протянул руку, осторожно протереть кровь… Хм… Кажется, никакой крови не было. Да и пелена вдруг куда-то делась, словно бы взяла да испарилась сама собою. Хельги осторожно открыл глаза, осмотрелся…

Он лежал на своей спальной лавке в длинном доме семейства Сигурда. Ноги его были укрыты медвежьей шкурой, голова покоилась на жестком валике. Остро пахло навозом и дымом. Это был родной, с детства знакомый запах. Приподнявшись на локте, Хельги прислушался к собственным ощущениям – вроде бы легко отделался, по крайней мере жив и руки-ноги целы. Правда, в голове как-то пусто и звон такой стоит, словно перепился на пиру хмельного скира и после этого три дня не ел. Что-то подозрительно тихо вокруг, интересно, где все?

Обернувшись, Хельги ударился локтем о деревянную кадку с водой. В кадке плавал корец, легкий, резной, изящный. Зачерпнув корцом воду, отпил, откинул рукой свисающее с потолка покрывало. Дым от горящего очага, черный, пахучий, въедливый, привычно стелился по потолку и стенам. Около очага, выложенного круглыми булыжниками, сидел старый Сигурд, седобородый, высохший, с желтой болезненной кожей – и отчаянно кашлял. Откашлявшись, обернулся… В блеклых от старости глазах его вспыхнула радость!

– Хельги! – тихо вымолвил он.

– Отец!

– Боги вернули мне сына! – Обняв Хельги, торжественно произнес Сигурд. – И помог мне в этом славный Велунд, знай об этом, сын мой!

Хельги пошатнулся, ухватившись за поддерживающий крышу столб, украшенный охранительными рунами. Медленно сполз, упал бы, если б не подхватил на руки Сигурд. Осторожно положив сына обратно на лавку, старый ярл провел рукой по разметавшимся волосам юноши.

– Спи, сын мой, спи. Набирайся сил, они тебе скоро понадобятся.

Второй раз Хельги проснулся утром. Вокруг по-прежнему было темно, но он почему-то знал, что уже наступило утро. Может, потому что мычал в заднем углу дома скот, а за покрывалом ходили-разговаривали люди, а может, просто почувствовал порыв свежего ветра, дернувший волной плотное покрывало.

В доме посреди зала жарко горел очаг, над которым висел кипящий котел, подвешенный на длинной цепочке, спускавшейся с черной от копоти притолочной балки. В котле что-то варилось, оглушительно булькая, рядом, на лавке, сидели, то и дело хихикая, две девицы, в одинаковых синих, с овальными металлическими застежками, сарафанах. Одна из девиц, рыжеватая, вполне симпатичная, с хитрыми зеленоватыми глазами, время от времени деловито помешивала булькавшее в котле варево длинной деревянной ложкой. Вторая – белокожая, с длинными светлыми волосами, заплетенными в две толстые косы, и тонкими чертами лица тоже была довольно красива. Пахло от варева довольно вкусно.

Первая была родная сестра Хельги Еффинда, вторая же… Откуда она здесь? Приехала погостить?

– Сельма! – одними губами прошептал Хельги. – Сельма…

Девицы тут же, как по команде, обернулись. Еффинда – рыжеватая, круглощекая, веселая – подмигнула:

– Проснулся, братец! Горазд же ты спать. Наши уже с утра пошли на ручей за рыбой. Харальд Бочонок, Ингви, все, даже Дирмунд Заика увязался за ними. Говорят, где-то у ручья бурей выкинуло на берег кита. Представляешь, сколько это мяса! Вон, Сельма сама видела, она уж второй день у нас гостит.

– Целая гора, – подтвердила Сельма, стрельнув глазами, потом обернулась к подруге. – А ты так и будешь братца словами кормить, Еффинда?

Еффинда всплеснула руками и швырнула в Хельги ложку. Тот ловко увернулся и засмеялся. Вроде и вправду отступила болезнь, только вот ребра еще побаливают да в голове звенит.

– Сестрица Еффинда, может, я пойду, посмотрю наших? – с аппетитом уплетая вторую миску овсянки, осведомился Хельги.

– Нет, батюшка не велел тебе долго ходить.

– Так я же не долго! Только до Радужного ручья – и обратно. А хотите, пойдем вместе? Посмотрим того самого кита.

Еффинда отрицательно покачала головой – кто же будет готовить пищу? А вот Сельма громко рассмеялась и накинула на плечи накидку из шкуры волка.

– Ну, пойдем, коли ты так хочешь. Ой, Сигурд будет ругаться…

– Ничего, – привычно застегивая на левом плече теплый шерстяной плащ, успокоил ее Хельги, даже не застеснялся ничуть, словно каждый день гулял с Сельмой. Даже уши не покраснели! А Сельма-то – тоже хороша, ну разве пойдет гулять с кем-нибудь из молодых людей скромная девушка? Ну, разве что только с женихом, а женихом ее Хельги не был, да, похоже, никто пока к Сельме и не сватался… Так, может?

– Эй, ты что, заснул?

Хельги улыбнулся и вслед за девушкой выбежал из дому.

Солнце!

Оно сверкало в ярко-голубом небе волшебным брильянтом, тысячью огоньков отражаясь в ослепительно белых сугробах так, что было больно смотреть, и Хельги прикрыл глаза рукой. Лишь через несколько минут, привыкнув к свету, он оглядел усадьбу, ручей, голые, давно потерявшие листву деревья, покрытые лесом холмы и далекие горы. С залива, начинавшегося прямо тут же, почти у самой усадьбы, дул ветер – совсем не по-осеннему теплый. Волны – сине-зеленые, глубокие, словно глаза разбитной женщины – мерно бились о низкий берег, оставляя после себя блестящие черные камни.

– Взбежим на холм, а? – азартно воскликнул Хельги. – Глянем, где наши.

– Еффинда говорила: тебе нельзя сейчас сильно бегать, – предупредила Сельма и, не дождавшись ответа, быстро понеслась на холм. Хельги еле-еле догнал ее и, задыхаясь, встал на вершине рядом. Следующий холм был пониже, справа от него возвышались горы, а слева, у самой кромки залива, копошились люди, словно муравьи обступившие огромную черную тушу. И вправду – кит!

– Что я говорила? – Хитро улыбнулась девчонка, и Хельги, словно первый раз, заметил вдруг, какие у нее жутко голубые глаза – словно глубокая морская синь, загнутые кверху ресницы, ослепительно белая кожа, изящный, чуть присыпанный веснушками нос и небольшая родинка над верхней губой, слева.

– Ну, что встал? Бежим!

– Ага.

Взявшись за руки, они подбежали к крутому склону. Хельги чувствовал теплую руку девушки, улыбался во весь рот и желал в этот миг только одного – чтоб этот бег вообще никогда не кончался. Остановились лишь у обрыва, задумались – как бы половчей обогнуть.

– А давай – прямо вниз, на плаще… – неожиданно предложил Хельги. – Ну, как зимой, с горки…

Сельма смешно наморщила нос, опасливо огляделась – вокруг никого не было – усмехнулась и махнула рукой:

– Давай. Если плаща не жалко!

Хельги не нужно было долго упрашивать. Долой с плеч плащ, вот его – прямо на землю, на мокрую, от дождя или тающего снега, траву… Сельму в охапку, и – вниз, по крутому склону! Так, чтоб ветер в лицо, и солнце, и…

Понесло хорошо! И ни о чем не думалось. Лишь ветер свистел в ушах да звонко смеялась Сельма. Они пронеслись по мокрой траве и с разгона чуть было не ухнули в грязную глубокую лужу. Поднялись на ноги, уселись у корней старого ясеня, подставив лица солнцу. Нечасто выдаются в Халогаланде такие деньги. Особенно сейчас, поздней осенью, почти что зимой.

– Хельги. – Приподнялась на локтях Сельма. Толстые косы ее разметались, в темно-голубых глазах стоял дикий восторг и почему-то немного грусти. Отороченная бобровым мехом шапка валялась рядом.

Повернувшись к девушке, Хельги улыбнулся, чувствуя себя так, как никогда раньше не чувствовал. Еще бы! Он! Вместе с Сельмой!

– Знаешь, что к сестре твоей Еффинде посватался Рюрик Ютландец, – тихо произнесла девушка и тяжело вздохнула. – Сигурд-ярл обещал сыграть свадьбу.

– Так чего ж ты не рада?

– Рада. – Сельма широко улыбнулась. – Только все равно обидно, ты знаешь – мы с Еффиндой подруги, хоть и редко видимся – от Снольди-Хольма, сам знаешь, путь не близкий. Вот, уедет Еффинда… Тоже страшно. Ведь покинуть родные места, все равно, что переселиться в Нифлхейм.