Взорвать Манхэттен

Чудо, впрочем, вскоре было развенчано: Лора упала в раскрытый люк грузового лифта, перемещавшего из подвала в ресторан разные разности.

Пробившись через толпу любопытствующих к люку, Юра узрел в подвальной темноте сиреневые, с кружевной оторочкой трусы супруги и две недвижимые кривоватые конечности в модельных туфлях, паралитически воздетые к верху.

В этой недвижимости сквозила такая мертвенная обреченность, что Юре мгновенно полезли в голову мысли о дорогостоящих похоронах, недоступному для него банковскому счету супруги – пропали, мать твою, деньги! – наконец о том, как он будет выживать здесь один, и в состоянии ли Вахтанг расплатиться за сегодняшний ужин?..

Роем пронеслись эти мысли в голове Жукова, после чего из люка донесся надрывный стон, загалдели вокруг возбужденные голоса, двое добровольцев полезли во тьму извлекать тело, а после прибыла «скорая». Юру и горестно восклицающего Вахтанга оттеснили санитары. В итоге общими усилиями охающую, бессмысленно таращатся по сторонам Лору извлекли на свет Божий и, запаковав в носилки, уместили в медицинский автомобиль.

Жуков, испытывающий чувство некоторого разочарования, кинулся к ридикюлю. Ридикюля на месте не было: мародеры не мешкали.

Сплюнув, он поспешил к экипажу «скорой», представившись мужем пострадавшей, и был допущен в салон, где наткнулся на участливо склонившегося над Лорой Вахтанга.

Горю кавказского человека, казалось, не было предела.

Машина тронулась, унося потерпевшую и сопровождающих ее лиц.

– Какой бэда, слушай, какой катастроф! – сетовал горец. – Ты минэ свой тэлэфон давай, дэржи минэ в курсе, очень пэрэживаю, слушай…

Однако он вовремя совладал с собой и, когда машина проезжала мимо его дома, требовательно остановил ее, сэкономив, как уяснил Жуков, на такси. И само собою – на ужине, находчиво скрывшись в салоне казенного транспорта от официантов, чьи ищуще-растерянные взоры в царившей сутолоке Юра хорошо запомнил.

«Одни аферисты вокруг», – горестно вывел он для себя, когда автомобиль остановился у приемного покоя муниципального госпиталя Кони-Айленд.

Ларису, находящуюся в бесчувственном состоянии, унесли в холодно сияющие люминесцентными лампами просторы учреждения, а к Жукову мгновенно приклеился местный менеджер, принявшийся выяснять, кем он приходится пострадавшей, где его документы и документы Ларисы? Юра остро почувствовал, что дело пахнет финансовой ответственностью за медицинские услуги, и он вполне может влипнуть в неясную историю, а потому поспешил заверить настырного служащего, что является попросту сердобольным свидетелем, а после, под предлогом отлучки в туалет, ретировался прочь, пешим порядком добравшись до близкого отсюда дома.

Стояла глубокая ночь, за окном мерно шумел неразличимый океан с мерцающими бортовыми огнями далеких судов, редко вскрикивали чайки.

Не утруждаясь раздумьями, Жуков завалился на широкий матрац и тут же заснул: впереди маячил напряженный трудовой день, и надо было набраться силенок.

Когда полумрак туманного рассвета заполнил комнату, едко скрипнула входная дверь, и приоткрывший сонные веки Юра различил перед собой знакомый силуэт супруги.

Поначалу Жукову показалось, что ему явилось привидение: Лора была боса и одета в застиранную ночную рубашку в мелкий цветочек. На ее голове возвышался марлевый тюрбан, формой напоминавший помятое ведро.

– Вставай, Жуков! – весело изрек призрак.

Издав изумленное мычание, Юра приподнялся на локте.

– Как видишь, жива… – Призрак взял с туалетного столика сигареты, и по комнате потянулся синеватый дымок.

– Ты откуда? – пролепетал Юра.

– Сбежала, – беспечно пояснила Лора. – Страховки нет, а в госпитале пристали: кто такая и давай свой социальный номер! – хрен отвертишься. Ну, я изобразила беспамятство, а сама думаю: ведь насчитают столько, сколько весь их госпиталь стоит… Ну и сдернула. Платье, конечно, жаль, да и туфли…

– А диагноз какой? – окончательно проснулся Жуков.

Пожевав задумчиво губами, Лора неверной рукой ощупала повязку. Шмыгнула плаксиво носом.

– Сотрясение мозга четвертой стадии.

– Во! – сказал Жуков.

– Замерзла, давай кофе пить… – Лора зябко передернула плечами.

– Так ты так и шла? Босиком, в ночнухе?

– Ну… – степенно ответила Лора и хитро осклабилась. – А чего? – беспечно, по-обезьяньи развела руками. – Здесь, знаешь, сколько сумасшедших? Главное, иди своей дорогой и никого не трогай.

– Что здесь дурдом, это точно, – поскреб Юра затылок. – Да! – припомнил он. – Ридикюль твой свистнули, представляешь? А там же деньги…

– Ага, хрен кто угадал! Я их сразу в трусы в туалете запрятала, мало ли что… – И Лора покровительственно рассмеялась. Затем с болезненным вздохом потрогала повязку на голове. – Надо же, как все получилась… – промолвила сокрушенно. – А этот грузин очень волновался, я помню…

– Конечно, бабки отдал, а тебе – каюк, разволнуешься! – подтвердил Жуков.

– Ему уже горевать поздно, поезд ушел, – загадочно сообщила Лора.

– Ты мне когда мои бабки вернешь?! – с напором вопросил Юра.

– Это на адвоката… – вполне серьезно объяснила Лариса. – Это неприкосновенно.

– Какой еще адвокат! – Жуков подпрыгнул на матраце. – Мне-то ты чего втираешь!

– В данном случае дело ведет адвокат, – мерно и убежденно произнесла супруга. – С Вахтангом я шутить не буду. Сам знаешь… – Тон ее приобрел доверительный оттенок. – Грузинская мафия, сплошные воры в законе…

– Он же прокурор!

– Тем более.

– Вот ща влезу тебе в трусы… Там бабки, да?!

– Там сам знаешь, что, – равнодушно сообщила Лора. – Ну, влезай, влезай, коли охота…

– Уже заныкала! – с горьким укором молвил Жуков.

– А как ты думал? Я же не знаю, в каком ты состоянии после вчерашнего…

– Вот ща врежу тебе, и тогда посмотрим на состояние…

– И пойдешь в полицию, – холодно сообщила Лора. – А потом – в Москву! – Добавила с угрозой: – Хочешь? Прямо сейчас устрою…

– Даю два дня, – сказал Жуков устало. – Океан рядом… – Многозначительно кивнул на окно, за которым занимался солнечно-голубой рассвет. – Думай. – И принялся одеваться, пропуская мимо ушей ядовитые реплики, сопровождающие его заявление.

Закрывая входную дверь, он, вытянув шею, заглянул в глубь спальни: Лора уже спала, натянув на себя пухлое одеяло. Виднелся только больничный тюрбан и длинный нос, чутко водящий ноздрями.

Юра сплюнул и, горя безысходным чувством мести, отправился на привычную каторгу.

ГЕНРИ УИТНИ

Большой Босс – удивительное существо. Удивительное прежде всего тем, что, не представляя собой ничего особенного, вызывает у всех безоговорочное почтение и даже сердечную приязнь – хотя – с чего бы? Я знаю его больше десятка лет и к стойким его качествам отношу двуличие, беспримерный цинизм и ледяной расчет, хотя кто из нашего круга лишен подобных достоинств? Но что не отнять от Большого Босса – его обаяние, несомненную эрудицию и умение завораживать своими доводами. Перед тем как уйти в сенат, а затем в правительство, он, как и я, какое-то время трудился в ЦРУ, где заслужил репутацию блестящего аналитика, и сам всякий раз это подчеркивает, однако лично я к подобному утверждению отношусь с немалым сомнением. Но сомнение придерживаю при себе, позволяя в отношении босса определения исключительно превосходной степени, как все из нашего окружения. То ли члены нашего кружка, то бишь Совета, осторожничают в боязни ляпнуть крамолу, а то ли и в самом деле уверились в его непогрешимости.

Последнее – плохо и даже опасно для дела. Я сужу по своим подчиненным. Когда те из них, что занимают среднее положение, начинают верить собственным доводам, это отлично, ибо придает им искренности и убежденности, что само по себе уже превосходная реклама для корпорации. Кроме того, данный фактор определяет ту преданность и тот фанатизм, без которых нет добросовестного работника. Но для высшего руководства подобное недопустимо: когда ты начинаешь свято верить, будто все, что говоришь, и есть истина, то теряешь при этом способность в нужный момент изобретательно и умело соврать. Помимо всего притупляется чувство опасности и видение перспективы.