Сны над бездной

В коляске захныкал младенец.

Юная мать, однако, не повернула головы на его зов.

Младенец заголосил.

– Он заплакал, – сказал мальчик женщине.

Распрямив тонкий стан, она гибкими пальцами начала поправлять на талии намокшую юбку.

Мальчик приблизился к женщине и тронул рукав ее влажной, прилипшей к телу блузки.

– Плачет… – смущаясь близости ее глаз, прошептал он.

Юная женщина подбежала к коляске, вынула запеленутого младенца и, производя горлом высокие крикливые звуки, принялась укачивать его на худых длинных руках.

А мальчик понял, что она глухонемая. И что он… уже любит ее.

Старик слушал дождь. Его чуткое ухо различало одновременно и общий тяжелый шум ливня, и отрывистое падение каждой капли. И вдыхая чистый запах дождя, старик ощутил необходимость задать себе вопрос: что значит это мгновение в его длинной жизни? И что особенное заложено в совокупности громады небоскреба с шумом ливня и с ними, четырьмя живыми душами, укрывшимися под тридцатью бетонными этажами, – с ним, стариком, с мальчиком, с этой убогой молодой матерью, очевидно, столь же несчастной, сколь и некрасивой, и с беспечным младенцем? Старик из опыта знал – искать ответ на этот вопрос не надо; ответом является то именно, что он сумел вдруг почувствовать исключительность этого мгновенья. Так уже неоднократно бывало в его жизни – это был не вопрос разума, а движение души.

Неожиданно пространство, в котором шумел ливень, ответило старику чудесной тишиной. Старик очнулся и увидел, что дождь кончился и все вокруг блещет в солнечных лучах.

Черная туча удалялась. Невдалеке от небоскреба плыла над тротуаром, двоясь в мокром асфальте белым, розовым и изумрудным пятнами, юная женщина с детской коляской.

«Он, наверное, голоден, – подумал старик, взглянув на мальчика. – Разумеется, голоден. Как же я до сих пор не подумал об этом!»

– Что ты ел сегодня утром? – спросил он, испытывая особенное болезненное счастье от того, что ему дано право заботиться о мальчике.

– Я не помню, – ответил мальчик. – Хлеб с сыром.

– Пообедаем в «Викинге»?

Вновь вышли они на морскую набережную.

В километре от них на округлом мысе, выступающем в море, громоздился, словно айсберг, разрушенный колосс морского вокзала с обломком торчащей над ним башни. Башня изначально была стометровой высоты; наверху ее находился ресторан, в котором был вращающийся пол, чтобы посетителям поочередно открывался вид и на залив, и на город. Но месяц назад во время землетрясения часть высотных зданий и старых построек рухнула и было затоплено городское метро. В тот день впервые погибло много людей, и началась всеобщая паника. Выли сирены, носились «скорые». Толпы горожан в страхе стали покидать город. Но везде они увидели ту же картину. И они вернулись, еще более напуганные. Башня морского вокзала тоже не устояла и обвалилась на его крышу, погубив всех, кто находился в ресторане и офисах, и падением разрушив перекрытия морского вокзала.

Но возле главного входа на причалы сверкала полусферическая стекляшка «Викинга». Этих маленьких дешевых ресторанчиков концерна «Викинг» было разбросано по городу множество. И хотя первоначально у каждого из них было свое название, жители города стали называть их «Викингами».

Старик по-прежнему молчал, но походка его вновь стала легкой, и во всей его спортивной фигуре чувствовались сила и уверенность.

Набережная, по которой они быстро шли, широчайшей дугой изгибалась вправо. Стены домов на всем протяжении пути были исписаны и разрисованы мелом, углем и краской. В нескончаемом нагромождении граффити, рисунков и надписей можно было проследить всю историю человечества. Наскальные мамонты соседствовали с персонажами комиксов, фашистские свастики – со звездами Давида, объяснения в любви – с площадной бранью. Тут и там накиданы были кучи мусора, валялись вразброс упаковочные коробки, ломаные доски, банки из-под пива, белые одноразовые шприцы с грязными иглами, апельсиновая кожура, бумажные и целлофановые обертки от шоколада и жевательной резины, пустые гильзы от патронов автоматического оружия, пачки от сигарет. Возле разбитых витрин аптеки по тротуару вился размотанный марлевый бинт.

– Какие у тебя планы на ближайшие дни? – вдруг спросил старик.

– Никаких нет, – растерянно ответил мальчик.

– А у нее с… этим?

Мальчик понял: у матери с господином Сугутовым.

– Я не знаю, – ответил он.

– Она тебе ни о чем не говорила?

– Нет.

Мальчик подумал, что старик продолжит вопросы, – ведь не случайно он спросил сначала о его собственных планах, а потом о планах матери и господина Сугутова, но как неожиданно старик заговорил вдруг, так же неожиданно замолчал. И до «Викинга» они дошли молча.

Под прозрачным стеклянным колпаком, с одной стороны которого мрачно высилось полуразрушенное здание вокзала, а с другой открывались морской простор и разломленные трещинами причалы, было почти пусто. И очень тихо. Так тихо, что отчетливо слышался любой самый робкий звук. Четыре посетителя сидели в разных местах круглого зала далеко друг от друга. И то, что они сидели разрозненно, усиливало ощущение тишины.

Старик выбрал двухместный столик с мористой стороны зала у самого стекла. Официант выслушал «заказ», молча удалился, принес им кушанье – гороховый суп, бефстроганов и яблочный сок; в «Викингах» еда была простая – три вида супов, три вида вторых блюд, чай, сок, кофе и алкоголь; и каждый посетитель из этих блюд и напитков мог составить по своему вкусу обед или ужин… И так же бессловесно, сразу же получив плату, официант исчез. Старик отметил косым взглядом, как неуверенно переставлял он ноги, плывя по проходу между столиками, и, вспоминая стоячий взгляд его водянистых глаз, понял, что официант – наркоман.

И сейчас же старик забыл о нем. С того момента, как он решил накормить мальчика, то есть позаботиться о нем, потому что матери нет до него дела, в уме старика мелькнула странная мысль. Вспыхнув, она мгновенно погасла, однако вскоре затеплилась снова, стала стремительно разгораться, все явственнее высвечивая впереди новую, удивительную жизнь, о которой он прежде не подозревал.

Мальчик ел быстро – он действительно был голоден, и старик старался не смотреть на него, чтобы не смущать своим взглядом, но сердце его томилось от теплоты и нежности к внуку.

– Скажи, ты хотел бы пойти со мной в море? – спросил старик мальчика, не глядя на него и продолжая есть.

– Конечно! – мгновенно ответил мальчик. – А когда?

– Послезавтра.

– На форты? – спросил мальчик.

– Тебе хотелось бы на форты?

– Да! – воскликнул мальчик. – Очень хотелось бы!

И лицо его просияло.

– А если дальше? – спросил старик.

– В шхеры?

– Дальше.

– Дальше залива? В само море?

Некоторое время старик молчал.

– Ты был когда-нибудь в океане? – спросил он.

– Нет. Ни разу, – ответил потрясенный мальчик.

– Вот что, – сказал старик, – сейчас мы пойдем к Арсену, проведем у него день и переночуем. А завтра начнем собираться в дорогу. Но ты можешь передумать, если захочешь.

– Что ты, Фома! Я ни за что не передумаю! – воскликнул мальчик, коснувшись пальцами руки старика.

Мальчик и старик покинули стеклянную полусферу «Викинга» и под ярким синим небом пошли по морской набережной к дому, в котором жил Арсен.