Мавзолей для братка

– Ну и чего мы добились?

Меньше всего лачуга, в которой с горем пополам разместилась «спасательная экспедиция», походила на гостиницу. «Отель в ползвезды» – так иронически назвал их убогое пристанище Горенштейн, хваставшийся, что в свое время живал и в пятизвездочных «постоялых дворах». Спутники его слова сомнению не подвергали, поскольку лучшими образчиками гостиничной сферы, с которыми познакомился за свою жизнь Арталетов, были пансионаты Черноморского побережья Кавказа, еще при «развитом социализме», а обстановка в среднестатистическом жилище той эпохи, где доселе обитала Жанна, вполне соответствовала окружающей ее в данный момент.

Одним словом, было куда приклонить голову, имелись стол и пара шатких трехногих табуретов – что еще нужно усталому путнику, неделю мыкавшемуся по раскаленной пустыне? «Удобства» на заднем дворе? Кухни и комнат как таковых нет вообще? Так что с того? Главное – колодец, наполненный водой. Тепловатой, но вполне годной как для питья, так и для прочих нужд.

Петро Мамлюк, отряженный атаманом, чтобы проводить неожиданно свалившихся путников до города, задачу выполнил «на отлично»: разместил в своей, временно пустующей, «квартире» и отбыл обратно – догонять войско, упорно рыскавшее по Сахаре в поисках загадочных ливийцев.

А что вы хотели? Казаки – люди служивые, приказ есть приказ, он не обсуждается. Велят каких-нибудь собакоголовых людей искать – найдут. Тем более что информации о них будет побольше, чем о ливийцах. Вон и на картах их земли обозначены, и даже они сами нарисованы. Сурьезные такие, в зипунах подпоясанных и в чалмах на песьих головах. Ну, собакоголовые люди, и все тут. Ничего особенного. А ливийцы эти…

Все-то было понятно в этой жизни уряднику Мамлюку, всю дорогу до Фив напропалую волочившемуся за кокетливой попутчицей, несмотря на явное недовольство Арталетова, то и дело крутившего так и не сбритый второпях «дворянский» ус. А Жанна, чертовка, еще и масла в огонь подливала: то ладошку будто невзначай на казачий бицепс положит, то шашку подержать попросит… Будто и не было между д’Арталеттом и Красной Шапочкой ничего. Ведьма рыжая, одним словом.

И ведь что характерно: не вызовешь же простодушного парня на дуэль – не при дворе Генриха Четвертого, не оценят… К тому же шашку после боя вежливо попросили обратно, а серп без молота – плохой заменитель верной шпаги французского шевалье, и вообще… Всплывал в памяти старый анекдот про Илью Муромца и мушкетера: «А обсыпь-ка мне, Алеша Попович, этого франта мелом – я его палицей…»

Техника фехтования у противников разная, вот в чем дело…

Так что когда казак с заметным сожалением откланялся, Георгий вздохнул свободнее, хотя и дулся на подругу какое-то время для порядка. Будет знать, вертихвостка, как со всякими встречными-поперечными шуры-муры крутить!..

Но все его раздражение развеялось, как дым, когда выяснилось, что хитрая девчонка выклянчила у простака напоследок запасной клинок и смиренно преподнесла любимому в знак примирения. Все-таки, как ни крути, а с саблей на боку привыкший к холодному оружию путешественник уже чувствовал себя не таким и беззащитным.

Гораздо более грустным фактом оказалось то, что Фивы, про которые Горенштейн еще пару дней назад мог разливаться соловьем не хуже дипломированного гида, на поверку оказались совсем не такими, как в его пространных рассказах. Да и лежали вовсе не там, где следовало. То ли вообще не те это были Фивы, то ли опять, как и с только что покинутым Парижем, тут было не все в порядке.

– Ну что это такое? – вопрошал Дмитрий Михайлович, гневно тыча перстом в православную церквушку, которой место было где-нибудь в Ростове Великом, а вовсе не на африканской земле. – Ну откуда здесь христианский храм? Не коптский, заметьте, хотя и тому рановато, а православный! И куда, скажите на милость, девался знаменитый Карнак? Я ведь сам, вот этими руками, не далее как в прошлом году касался его гранитных колонн, бродил между величественных стен…

– Так то когда было… – не скрывая насмешки, утешал его Георгий, от души наслаждавшийся посрамлением всезнайки. – Может, он еще не построен?

– А откуда тогда казаки? Это же анахронизм! Понимаете? А-на-хро-низм!.. Жанна, хоть вы меня поддержите!

– Да ладно вам, месье алхимик, – отмахивалась девушка, самозабвенно торговавшаяся с уличным торговцем из-за какой-то приглянувшейся ей безделушки. – Есть этот ваш Тарнак, нет Тарнака – какая нам разница? Вы лучше поглядите, что за прелесть эти бусики! Они так подойдут к моей новенькой лиловой тунике!..

– Во-первых, я в тысячный раз говорю вам, дорогая моя, что я не алхимик!.. – по обыкновению закипал Горенштейн, напоминавший в своей мешковатой длиннополой одежде пациента, сбежавшего из известного рода лечебного учреждения. – А во-вторых…

А Арталетов от души хохотал…

Жаль только, что с Долиной Царей путникам помочь тоже никто не мог. Или не хотел. Разводили руками, переводили разговор на другую тему, просто посылали спрашивающих куда подальше. Георгий со товарищи ощущали себя провинциалами на московских улицах, безуспешно пытающимся добраться до ВДНХ без карты и путеводителя.

Оставалось только искать самим. Благо времени они имели предостаточно.

– Судя по информации о раскопанной гробнице, помещение было довольно обширным, – успокаивал соратников ученый. – Хорошо проветривалось, чтобы исключить порчу мумии от плесени и прочих факторов, а припасов туда в момент «похорон» положили столько, что наш друг мог жить, ни в чем не нуждаясь, не менее полугода. Или около того,

– А мы-то в каком пункте этого «полугода» находимся?

– Никак не далее двух-трех недель от «похорон», не волнуйтесь. Самое большее – месяц.

– Почему же вы так уверены? Летели на четыре тысячи лет в прошлое, а тут казаки, русский язык… Может, вы промахнулись? Лет эдак на тысчонку? Да не на одну…

– Исключено! – надулся Дмитрий Михайлович. – Я не в точку на временной шкале целил, а в прибор возвращения Сергея Витальевича. Тот самый, что вы окрестили «хрономобилем». Совершенно зря, между прочим – у меня, к примеру, никаких ассоциаций даже не возникает…

– Так он же не действует! Вы сами говорили…

– Я знаю, что говорил. Да, прибор больше не функционирует, и, следовательно, я не могу вытащить его владельца из прошлого в наше с вами настоящее. Но точно засечь его местоположение во времени – без проблем. Честно говоря, для этого даже не нужен прибор – годится любой предмет, которого касался господин Дорофеев.

– Так просто?

– Ну, я бы не назвал эту процедуру простой… Вообще-то методика довольно сложна… Но я уверен, что ошибки нет.

– Ну ладно, – согласился с Горенштейном Георгий, сообразив, что вторгается в сферы, его дилетантскому пониманию недоступные. – А откуда вы взяли, что Серега… Сергей Витальевич вообще мог чем-то питаться? Насколько я помню из истории, покойников в Древнем Египте хоронили, надежно упрятав в несколько саркофагов, да еще спеленав для верности по рукам и ногам.

– Вот тут вы правы, – смутился ученый, ковыряя ногтем облупившуюся глинобитную стену. – Это меня тоже, признаться, озадачило… Но положение скелета, вернее, мумифицированного трупа, беспорядок в погребальной утвари, откинутая и расколотая крышка саркофага, наконец, явные следы попыток выбраться на волю… Нет, похороненный заживо прожил в гробнице довольно долго, и в этом сомнения нет. И, будучи знакомым с Сергеем Витальевичем достаточно много времени, я этим не слишком удивлен. Господин Дорофеев – личность неординарная. Весьма выдающаяся во многих отношениях.

– С этим я совершенно согласен, – абсолютно серьезно ответил Арталетов. – Такой человек, как Серега, вполне мог выбраться и из саркофага. И наружу пробивался, сколько мог… Только не повлияло ли одиночное заключение на это… – Он выразительно покрутил пальцем у виска. – Я слышал, что подобные случаи не редкость…

– Будем надеяться, что нет. – Ученый взял его за рукав. – В чем-чем, а в душевном здоровье Сергея Витальевича я уверен. Сходить с ума от безысходности – это, согласитесь, прерогатива таких натур, как мы с вами, Георгий Владимирович… Интеллигентных людей, я хотел сказать…

– Жорж, погляди на эту брошечку! – перебила собеседников Жанна.

«Да уж, интеллигентных… – подумал Георгий, разглядывая довольно аляповатую безделушку. – Не чересчур ли интеллигентных?..»

* * *

– И что бы это значило?

Путешественники стояли на дне долины, больше напоминающей гигантскую воронку от разрыва авиабомбы или чего-нибудь не менее разрушительного. Даже слабый ветерок не тревожил неподвижную атмосферу весьма оригинального кладбища. Ослепительно сияли под ярко-синим небом крутые стены, состоявшие из россыпей снежно-белых каменных глыб, раскаленные почти отвесными солнечными лучами настолько, что четверо людей ощущали себя в середине огромной печи.

Да-да, вы не ошиблись, и это не опечатка: в центре Долины Царей находились именно четыре человека. Трое наших старых знакомых, и четвертый – мужчина невысокого росточка, почти что карлик, настолько субтильного телосложения, что скрыть сего факта не могла даже просторная рубаха до земли. Именно он привел нашу троицу в это гиблое во всех отношениях место, где за долгие годы так и не смогло угнездиться ничего живого, включая выносливую пустынную колючку. Даже скорпионы и те обходили его стороной, предпочитая более комфортные места.

Мужичок по имени Нестах оказался единственным, кто пусть и не сразу и очень неохотно поведал отчаявшимся в своих поисках спасателям историю последнего по времени «погребения». Он также намекнул на причину, из-за которой на целый город – да что там город – на целый ном был наложен строжайший и бессрочный обет молчания. Омерта[8 - Омерта (итал. «omerta» – мужественность, честь) – кодекс чести у сицилийской мафии. В частности, включает в себя закон молчания и закон круговой поруки] своего рода, хотя предки дона Корлеоне еще мирно пасли коз на Сицилии и даже не помышляли о своей знаменитой «Коза Ностра».

Нестаха этот обет не касался.

Во-первых, он был вор, любые законы, кроме воровских, считал фикцией, и, следовательно, до всяких там заморочек властей ему было «до светильника». А во-вторых, его воровская профессия касалась «запретной темы» непосредственно. Он грабил лишь узкоспециализированные помещения: никаких там жилых домов или лавок – исключительно могилы, причем не из бедных.

Скажите: «дохлое дело»? Не надо. Жители Египта норовили унести с собой на Тот Свет все свое добро без остатка, разумно полагая, что живые сами о себе позаботятся, а вот умершему сие будет трудновато.

Была и третья причина: загробный «Робин Гуд» всем сердцем сочувствовал заживо запрятанному под толщей известняка незнакомцу, поскольку тот умудрился насолить власть имущим настолько, что те не посчитались с затратами, лишь бы отплатить обидчику достойной монетой.

– Правильный был человек, – рассуждал давно переваливший за сорок лет уголовник, выглядевший изрядно потасканным подростком. – Вот меня если возьмут где-нибудь на цугундер, то валандаться не станут. – Длинный «артистический» палец с любовно отрощенным ногтем чиркнул поперек острого кадыка. – Не того я полета пташка, да и помета не того… Я ведь просто вор. А тот был бо-о-ольшой человек… Про таких легенды складывают да песни поют. И пророчества бывают, не без этого. Я вот слыхал одно такое… Родится, бают, однажды человек… Обычный человек, вроде меня, не богатырь и не красавец, который целую страну огромную, не чета нашей Кеметке, этим самым поставит… Прости, барышня. «Грабь, – скажет, – награбленное!» И все тут…

Георгий и Дмитрий Михайлович при этих словах идейного уголовника понимающе переглянулись. Ох как знаком был бессмертный лозунг жителям «одной шестой», ох как памятен…

– И повелит он из золота того, награбленного у простого люда, чаши для нужников отливать… – вдохновенно вещал урка, заведя очи горе, словно видел там некую подсказку, шпаргалку высших сил. – Хотя зачем чаши какие-то в нужниках, никому не ведомо, да еще золотые… А когда помрет он, положат его верные товарищи в красную каменную гробницу и напишут на ней его имя, и будет он там лежать, словно живой…

– А про то, что второго туда положат, – не говорили? – не выдержал Арталетов. – Не навсегда, а на время?

– Так ты, мил человек, тоже слыхал про это? – обрадовался Нестах. – И про такое бают. Да только второй не взаправдашним вором будет, поэтому вытащат его из гробницы воры правильные и зароют, будто собаку. Ну там без саркофага, без бальзамирования… Бр-р-р… У нас так даже кошек не хоронят… А больше никого туда не положат, потому как тот вор, который мудрость вечную скажет, будет самым правильным во веки веков. Вором в законе…

Во, глядите, – уголовник оттянул большим пальцем ворот рубахи, обнажая тощую грудь, на которой явственно проступил синий, до боли знакомый профиль, некогда украшавший денежные знаки одной исчезнувшей с карты мира страны. – Это я сам наколол потрет того великого, как представляю его.

Спасатели снова переглянулись и разом покачали головами: сходство было изумительным…