Вейгард

Тут я увидел, что один из луноликих стервятников все еще жив, он полз, надеясь скрыться в тени. Дартруг тоже заметил его, он подбежал к наемнику и, несмотря на мой протестующий окрик, одним резким движением свернул ему шею.

– Ну вот, – сказал я, – и как я теперь узнаю, кто их послал?

– Ты думаешь, их кто-то послал? – удивился Дартруг. – А я подумал, что это просто грабители.

– Какие, к Нижним Пределам, грабители, посмотри повнимательнее, это же луноликие стервятники…

– Хм, действительно стервятники, – удивился Дартруг. – Что же ты раньше не сказал?

– Я же кричал, но ты меня не слушал, подбежал, да и свернул ему шею…

Тут я заметил, что на скулах Дартруга заходили желваки, а глаза сузились и посверкивают. Похоже, он снова начал выходить из себя. Я отлично знал, что его дурное настроение грозит мне многими неприятностями, поэтому поспешил добавить:

– Хотя, ты знаешь, я очень тебе благодарен, наверное, так и следовало поступить.

Не успел я это проговорить, как мир взорвался передо мной ярким фейерверком. Я затряс головой, чувствуя, что каким-то неведомым образом оказался сидящим на мостовой.

– Не шути со мной, Дарт, – прорычал Дартруг и погрозил мне пальцем, – не то я тебе еще не так врежу!

«Ну и псих мой братец, – подумал я, – совершенно не умеет себя контролировать».

– Ты совершенно прав, Дартруг, – откликнулся я, – это я во всем виноват.

– Ты что, надо мной подшучиваешь? – с подозрением спросил он.

– Да ты что, напротив, я очень тебе благодарен, ведь ты меня от смерти спас.

– Ну ладно. – Он немного успокоился. – Пошли, провожу тебя до замка, а то как бы тебя снова кто-нибудь не обидел.

Нет, я не спорю, конечно, приятно, когда тебя опекает старший брат. Жалко только – характер у него такой вспыльчивый, что никогда не знаешь, чего от него ожидать в следующую минуту, и приходится трижды подумать, прежде чем что-нибудь сказать. Подобное положение вещей сильно затрудняет общение, вы не находите?!

Дартруг был старше меня на целых десять лет. Поскольку характером он очень напоминал отца, с Бенедиктом Вейньетом они не ладили. Такое часто случается, если дети слишком похожи на родителей. Свои собственные черты, увиденные в других людях, почему-то сильно раздражают, а наш родитель терпением никогда не отличался.

То, что Дартруг спас меня от верной смерти, я, конечно, не забыл и даже решил для себя, что, когда буду захватывать власть над Белирией, его королевство заберу последним и даже постараюсь потом выделить брату какой-нибудь клочок земли на окраине империи. Хоть он и участвовал в заговоре против меня, я буду выше и благороднее. Пусть правит там, проявляя свой дурной характер, лишь бы у него не было возможности вмешиваться в дела моей Белирии…

Я поблагодарил Дартруга за спасение, будучи уверен, что вовсе не мой невыдержанный братец спас меня от смерти, а какие-то высшие силы, заглядывая в дыру в небесном занавесе, решили сохранить меня для великих дел. А Дартруг просто попался им под руку, потому как шлялся неподалеку, вот они и решили направить его на помощь мне.

В своей жизни, как я уже говорил, я неоднократно был в одном шаге от смерти, но она почему-то упорно не желала забирать меня в иной мир. Что это? Простая удача? Счастливая судьба? О нет, ко мне благоволили высшие силы, они берегли меня.

В другой раз я едва не погиб, будучи уже вполне состоявшимся человеком, точнее – состоявшимся главарем шайки разбойников. Веселые пирушки и развлечения ранней юности остались позади. Моя банда тогда неплохо нажилась, ограбив крупный торговый караван. Мы направлялись к небольшой деревушке, принадлежавшей нам почти полностью. Несколько местных жителей сами были отъявленными головорезами, и, если путникам случалось останавливаться здесь на постой, утро они встречали абсолютно голые, уныло бредущие в сторону каких-нибудь более цивилизованных мест.

Я первым заметил скачущий нам наперерез вдоль рощи многочисленный отряд. Судя по всему, это была совсем не королевская стража Гадсмита, а представители конкурирующей группировки. Шли они так, чтобы наверняка отрезать нам путь к отступлению. Я приказал остановиться, оглядываясь кругом. Разумеется, мы могли попробовать уйти (враги превосходили нас численностью почти вдвое), но лошади наши были сильно нагружены добычей, а отказываться от нее очень не хотелось. Это был самый крупный куш за несколько довольно неуспешных месяцев. К тому же не в моих правилах отступать.

– Чего решим? – спросил Глаз. Так парня прозвали за то, что видел он очень зорко, хотя красные от светлого эля гляделки его смотрели по обыкновению на переносицу – у него было косоглазие. – Вооружены они не слабо, – пояснил Глаз, – и, похоже, прямо на нас нацелились, волки позорные.

– К стрельбе, – прокричал я.

– Чего, с лошадей, что ли, слезать будем? – удивился Глаз.

– Будем стрелять с лошадей, – принял я решение, – а потом драться.

– Эй, Дарт, а ты уверен, а? – крикнул один из моих людей. – Их вона скока. Ща нас в капусту порубают. И усе!

– Драться! – коротко откликнулся я, дернул серьгу и потянул из седельной сумки арбалет.

Сидеть на лошади и целиться было и впрямь очень неудобно. Чувствуя опасность, животное волновалось, притопывало на месте, прицел гулял, и все же я спустил курок… Арбалетный болт свистнул в воздухе и ударил под подбородок одного из врагов – он откинулся назад. Следом за ним еще несколько разбойников рухнули на землю, пораженные выстрелами моих людей. Один из них – толстый, как ствол столетнего есеня, падая, увлек за собой лошадь.

Перезарядить арбалеты мы уже не успевали.

– Мечи к бою! – заорал я, и мы ринулись на врага.

Мои воины привыкли не думать, если я отдавал приказание. Многочисленные усобицы и борьба за власть, имевшие место в других бандах, нас не касались. Мой авторитет был непререкаем, отчасти потому, что я всегда принимал исключительно мудрые решения, но чаще в той связи, что все мои люди считали: другого такого психа и «не человека» на свете не сыскать.

Я пролетел мимо одного из врагов и рубанул его наотмашь, он вскрикнул и завалился в сторону, запутался в стременах и заскользил по земле. Тут моя лошадка столкнулась с жеребцом, скачущим навстречу. От этого удара я просто вылетел из седла. Лошадка ринулась куда-то, вырвав у меня поводья. Я упал, ударился плечом, но тут же снова вскочил на ноги. Меч я сжимал крепко – никакая сила не заставит меня уронить оружие во время боя. Кажется, меня слегка оглушило. Во всяком случае, звуки яростной сечи до меня доносились словно откуда-то издалека. Картинка тоже прыгала из стороны в сторону, потом качнулась, вставая на место…

Передо мной замахивался кистенем, чтобы ударить им кого-то впереди, широченный громила, спина его вся вымокла от пота. Почувствовав каким-то шестым чувством опасность, он начал разворачиваться. Все происходило будто во сне – медленно и нереально. Я понял, что сейчас тяжелый шар полетит мне в голову, и, не мешкая ни секунды, вонзил острие меча прямо в его потную спину, под левую лопатку. Великан вскрикнул и упал лицом вперед, так и не успев повернуться…

И тут же звуки смертельной сечи вернулись, нахлынули и оглушили меня. Визг стали, дикие вопли, ржание лошадей. На меня налетели два конника, один из них приложил меня пяткой в грудь, и я отлетел назад. Другой ударил сверху, намереваясь перерубить широкой кривой саблей пополам. Я отвел клинок и резанул его по ноге. Всадник вскрикнул и ударил меня слева. Отклонившись, я увлек его в такой глубокий выпад, что он стал крениться с седла. Я поднырнул под его руку с мечом, поймал его за шею и довершил падение. Для верности еще врезал ему рукояткой по голове. Вдруг заметил клинок, направленный мне в голову. Сталь звякнула о вовремя подставленную крестовину. Еще один противник. На этот раз пеший, наверное, его, как и меня, сбили с лошади. Мы немедленно принялись осыпать друг дружку ударами. Он защищался уверенно, но был слишком тяжеловесным и неповоротливым, чтобы противостоять такому опытному фехтовальщику, как я. К тому же меч у моего противника был короче, но существенно тяжелее. Глаза его застилал пот, тяжелыми градинами он катился со лба, мешал уследить за моими стремительными перемещениями. В какой-то миг он потерял меня из виду, и я ткнул его в бок. Он вскрикнул, отшатнулся, неуклюже закрываясь, лезвие чиркнуло его по лицу, а затем я подрубил ему ноги… Услышал шорох. Развернулся. Передо мной был новый враг. Я понял, что не успеваю закрыться, острие меча, направленное мне в грудь, было в каком-то миллиметре. В такие секунды чувствуешь, как что-то внутри тебя обрывается и ты летишь в бесконечную пропасть. Вроде той, в которую меня сбросил карлик. Я уже распрощался с жизнью, и тут моего врага неожиданно сбила с ног тяжелая лошадь, острие, лишь немного порвав камзол, унеслось прочь. Глаз подмигнул мне из седла…

Грабители из моей банды сражались отчаянно. Несмотря на численное превосходство противника, вскоре мы стали теснить их. Я запрыгнул на рыжую кобылку одного из убитых врагов, она как-то очень кстати подвернулась мне во всеобщей суматохе – животное издавало испуганное ржание, пытаясь выбраться из свалки, но повсюду натыкалось на людей с оружием.

Вскоре враги побежали. Я отдал приказ не преследовать их. Позже я понял, как ошибся. Я проявил милосердие и недальновидность. Два этих качества нередко следуют рука об руку. Конечно же необходимо было догнать и перебить их всех. Известия о моей жестокости навели бы страху на остальных. Но нет, я предпочел отпустить задумавших с нами разделаться разбойников. И они вконец обнаглели. В течение нескольких последующих месяцев на контролируемые мною земли было совершено несколько набегов, и в конце концов мою немногочисленную шайку принялись теснить с торгового тракта. Я понял, что если и дальше останусь в Гадсмите, то вскоре стану добычей для королевской стражи и закончу свои дни на виселице. Подобная перспектива меня не прельщала.

Откровенно говоря, в те времена я руководствовался в основном смутной надеждой на то, что мой отряд будет постепенно увеличиваться, ко мне будет присоединяться все больше и больше головорезов со всей Белирии, а потом с их помощью я смогу завоевать парочку городов, где объявлю себя королем. Я полагал, что именно этот путь приведет меня к возвышению. Ведь очень многие монархи, прежде чем овладеть обширными землями, прошли именно этой дорогой. Но мои люди, к сожалению, гибли толпами – я заслужил дурную репутацию, и все меньше желающих находилось примкнуть к моей шайке.

Поддержкой в этой среде я явно не пользовался. Это был не мой путь. Зато меня любил простой народ. Я далеко не сразу понял, что с самого начала мне следовало опираться на поддержку народных масс. К любой верной идее надо прийти. Кто-то додумывает ее сразу, а кому-то до того момента, как она окончательно дозреет и разовьется в сверхидею, требуется пройти длинный, исполненный лишений и неблаговидных поступков путь…

Воспоминания мои оборвались. Я увидел дно пропасти, куда меня низвергнул проклятый карлик. Оно приближалось с бешеной скоростью. Я закрыл глаза и что было сил заорал:

– Ой-йо-о-о-о-о-о-о!

… Дорогие мои ученики, не стоит думать, что лучший способ сохранить какую-нибудь вещь на долгие времена – заключить ее в камень: в камне-де она будет находиться в абсолютном покое и безопасности целые века. Учтите, весьма вероятно, что уже очень скоро сыщется среди людей какой-нибудь отчаянный кретин или просто безумец. Кретины обычно действуют решительно, движимые собственными немереными амбициями. Безумец же отыщет эту вещь, даже не заметив того, что она защищена могучим заклятием и сокрыта в камне. Широко известен случай, произошедший с Ксаверием Соконом. Этот почтенный маг заключил в камень бутыль с красным вином, надеясь, что там-то уж оно настоится достаточное количество времени и, отворив камень через несколько десятков лет, он сможет насладиться дивным вкусом крепкого напитка. И что же вы думаете. Первый же год местный ландграф Гондор Поголовеушибленный отыскал этот камень, отворил его, не заметив даже, что имеет дело с могущественной магией, и благополучно вылакал вино Ксаверия Сокона, к пущему огорчению последнего…

    Отрывок из лекции Жанги де Гуацимуса, учителя магических дисциплин в младшей школе просвещенной Миратры

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В ней говорится о бесконечной глупости, новом круге Нижних Пределов, а также о том, что порой даже некоторые естественные отправления организма могут обладать магической силой

– Ой-йо-о-о-о-о-о-о!

Я резко оборвал крик, потому что мне показалось, будто падение замедлилось. Что за странная мысль?! Этого просто не может быть! И тем не менее свист в ушах затих, сопротивление воздуха уменьшилось, а дно пропасти больше не неслось на меня с пугающей неотвратимостью.

Я всегда придерживался мнения, что магия способна вызывать сильнейшие эмоции даже в самых сдержанных людях. Когда ты уже находишься на краю гибели и вся жизнь проносится у тебя перед глазами, вдруг – бац – выясняется, что сотворивший заклятие вовсе не собирался отправлять тебя на тот свет, а просто послал куда подальше.

Стоит ли говорить, что я необычайно воодушевился. «Ну надо же, какая удача, кажется, и сегодня я тоже не умру!» Воскрешение из мертвых кого угодно приведет в отличное расположение духа. Я не стал исключением из правил и даже засмеялся от счастья.

Как выяснилось, радость моя была преждевременной. Падение завершилось так же, как многие рабочие дни мойщиков окон в Мэндоме: я врезался в дно пропасти, твердое, как доска железного дерева. Воздух выбило из легких, боль пронзила тело, я прохрипел проклятие всем колдунам на свете и затих без движения. Если бы я упал не в песок, а на камни, можно было бы уже заказывать и примерять саван. А так ничего – просто потомственный принц дома Вейньет просвистел в раскаленном воздухе и впечатался в почву. Вжи-ы-ы-ык! Буме! Будьте вы все прокляты!