Поцелуй волчицы

Девушка повернула голову в мою сторону, и я снова увидел страх в ее глазах.

– Нет, – ответила она без колебаний и тише добавила: – Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем… Если хотите, я выйду здесь.

Я сам не понял – угадала она мое желание или нет. Но, как бы то ни было, я не мог указать ей на дверь. Мы проезжали совершенно пустынный отрезок шоссе, где не было ничего, кроме бесконечного строя буковых стволов и черных, пропитанных влагой крон, которые покрыли склоны гор, словно выброшенные на берег водоросли. Да и никакой веской причины не было, чтобы высаживать девчонку на обочину под ливень. Нервная, пережившая какое-то потрясение, она хотела только того, о чем попросила меня, и ничего более. Мое сочувствие и желание ей помочь пугали незнакомку не меньше, чем ночная буря.

Я мысленно плюнул на ее проблемы и принялся вполголоса подпевать Монсерат. Дорога пошла под уклон, поворот следовал за поворотом, и я все внимание сосредоточил на черной, лоснящейся ленте шоссе. И не было ничего удивительного в том, что я на некоторое время упустил девушку из поля зрения. Когда машина проскочила указатель на Лаванду и покатилась по прямой, с шумом разбрызгивая во все сторону лужи, я опять взглянул на попутчицу.

Сначала мне показалось, что она уснула, убаюканная теплом печки и моим колыбельным бормотанием. Глаза незнакомки были закрыты, голова запрокинута назад, руки безвольно опустились на колени, отчего край пледа сполз, обнажив под рваной футболкой загорелую грудь без белого следа от лифчика. Но как только я притормозил перед очередным поворотом, девушка маятником наклонилась вперед, ее голова стукнулась о панель, и вся она стала заваливаться на меня.

– Эй! – крикнул я, не слишком уверенный, что таким способом мне удастся привести ее в чувство. – Пожалей свою голову! Тебе плохо?

Ее волосы налипли на мои руки, плечи застряли между мной и рулем, что очень затрудняло управление, и мне ничего не оставалось, как остановить машину, открыть дверь и выскочить под ливень. Через несколько секунд я был мокрым с ног до головы, словно искупался в море одетым.

Девушка ничком лежала на обоих сидениях. Рычаг передач упирался ей под ребро, и я подумал, что боль, которую он ей причинял, должна была сразу же привести ее в чувство. Но девушка не подавала признаков жизни, и своим бездействием легко загнала меня в тупик. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, подумал я и провел ладонями по мокрой крыше машины, чтобы охладить их.

Она по-прежнему оставалась неподвижной, несмотря на то, что я отчаянно шлепал ее по щекам. Менее всего я был готов к такому повороту событий и, основательно сбитый с толку, растерянно посмотрел по сторонам, надеясь, что кто-нибудь остановится рядом и поможет. Раскрыв аптечку, я уставился в инструкцию пользователя, состоящую из десятка страниц мелкого текста. Размером со средний чемодан, аптечка была укомплектована таким количеством лекарств и средств, словно предназначалась для ликвидации последствий ядерной войны. Я взял в ладонь горсть пилюль, мензурок, упаковок с пластырями и в сердцах кинул их обратно. Пока я отыщу здесь нашатырный спирт, моя бедолага окоченеет.

Словно передразнивая гром, я принялся рассыпать проклятия и ругательства. Обошел машину, с силой шлепая по воде, которая текла по асфальту мелкой рекой, открыл дверь со стороны беспомощного существа и стал опускать спинку кресла. После этого я положил девушку так, чтобы можно было пощупать пульс, послушать сердце и поднести к губам зеркальце.

К счастью, она была жива, хотя пульс едва прощупывался, а дыхание было настолько слабым, что зеркальце запотело скорее от моего дыхания, чем от ее. Я снова принялся шлепать незнакомку по щекам, так как никакой другой способ реанимации мне в голову не приходил. Как ни странно, это возымело действие, и некоторое время спустя я услышал слабый стон.

– Где болит? – громко спросил я, впрочем, без всякой надежды на то, что смогу получить вразумительный ответ и, тем более, поставить диагноз. – Ты меня слышишь, подруга? Ты же мне сердце посадишь!

Если ее побили настолько крепко, что она вырубилась как в нокауте, то у меня было очень много шансов привезти в Ялту остывающий труп. Нетрудно представить, чем это могло обернуться для меня. Серьезные проблемы с милицией отняли бы слишком много нервов и времени, которыми я весьма дорожил. Помимо этого, мне было жалко несчастную и я искренне желал ей семейного счастья и долгих лет жизни.

Прикрывая ладонью лицо от беспощадных ударов дождя, я вернулся за руль и насколько мог быстро помчался по шоссе вниз, всматриваясь в дорожные знаки. Поворот следовал за поворотом, и в лучах фар вспыхивали только ограничители скорости. Я с тревогой поглядывал на свою горемычную попутчицу. Голова ее безжизненно каталась по подголовнику, волосы спутались окончательно, тонкая прядь застряла между полураскрытых губ. Лицо ее, слабо освещенное приборами и датчиками, отливало мертвенно-бледным светом. Я схватил ее за руку и сжал запястье. Мне показалось, что пульс не прощупывается.

В этот момент за окном мелькнул голубой знак с символическим изображением вигвама. Наконец-то! – с некоторым облегчением подумал я, сворачивая с дороге по стрелке. В кемпинге должен быть врач.

Еще несколько метров я катился в полной темноте по размытой грунтовке, присыпанной гравием. Камни и комья глины, налипшие к колесам, стучали по днищу автомобиля. Освещенная фарами дорога селем плыла под колеса. Я еще раз свернул перед ржавым знаком с полустертой надписью: "АВТОТУРИ" и проехал через распахнутые настежь ворота.

Трехэтажный дом гостиничного типа, окруженный плотной стеной кипарисов, казался заброшенным и безлюдным. Ни в одном окне не горел свет, темнота царила у подъезда и на асфальтовой площадке для машин. На малом ходу я сделал круг по площадке, всматриваясь в черные окна кемпинга, и уже был готов от досады ударить по кнопке сигнала, как увидел припаркованный у парадной лестницы легковой автомобиль.

Я затормозил рядом, заглушил двигатель и выскочил наружу. Едва не разбив голову о невидимую стеклянную дверь, я зашел в темный, как подвал, вестибюль, встал посредине, с трудом различая смутные контуры стойки, диванов и кресел, и громко спросил:

– Есть кто живой?

Впереди, за стойкой, послышался шорох, а вслед за ним вспыхнул желтый огонь. Теперь я мог дойти до стойки без опасения споткнуться о журнальный столик или перевернуть кашпо с пальмой. Пожилая женщина подносила пламя зажигалки к фитилю керосиновой лампы.

– Вы администратор? – спросил я ее.

Мне казалось, что на мой взволнованный тон и частое дыхание женщина должна была отреагировать как-то особенно, но она, медленным движением подкручивая фитиль, тихо и спокойно ответила:

– Да… Я администратор. А что ты хочешь?

– Мне нужен врач! – ответил я. – Срочно!

Возникла недолгая пауза. Администратор, отбрасывая от себя на стену большую ломаную тень, тихонько хихикнула, поставила лампу на стойку и сказала:

– Что ты, родненький! У нас директор вместо прачки работает, ни дотаций, ни прибыли, а ты говоришь – врач… Вот, опять свет отключили.

2

Она ничего не поняла. В ее глазах я выглядел ночным бродягой, который случайно забрел в кемпинг и от скуки начал нести какой-то вздор. Пришлось объяснить свою просьбу другим тоном. Я оперся локтями о стойку и, глядя на затемненный профиль администраторши, отчетливо произнес:

– У меня в машине умирает человек. Срочно нужен врач. Вы, как должностное лицо, обязаны помочь мне.

– Ничего и никому я не обязана, – тотчас ответила женщина. Могло показаться, что она не слушала меня, думая о чем-то своем.

Мое терпение лопнуло. Я с грохотом опустил кулак на стойку.

– Где директор кемпинга?

– Дома, – безучастным голосом отозвалась женщина, перекладывая с места на место толстые и потрепанные журналы.

– А дом где?

– В Ялте. Но директор, чтоб вы знали, тоже лечить не умеет.

Она вздохнула, поставила керосинку на стойку так, что наполненная пламенем колба оказалась между нашими лицами, и добавила:

– Если у вас там в самом деле кто-то умирает, то везите его скорее в больницу. До Алушты полчаса езды.

– Если бы я был уверен, что довезу, – сквозь зубы процедил я.

– Это ваши проблемы. Чем я могу помочь?

Она была права. Тысячу раз права! Ее душа, зачерствевшая от хронической нищеты, уже не могла бескорыстно расщедриться даже на сострадание. Ее приучили платить едва ли не за каждый вздох, и теперь она хотела денег, прежде чем начать нормально разговаривать со мной.

Я сунул руку в задний карман брюк, раскрыл бумажник и вытянул несколько купюр.

– Сейчас я позвоню в "скорую", – тотчас преобразилась администратор. – Может быть, она сможет выехать вам навстречу… А что случилось?

Она крутила диск телефона. Связь все время срывалась, женщина нервничала, не попадала пальцем в нужные цифры.

– Марина! – крикнула она кому-то в темноту. – Неси сюда аптечку!

Я не знал, как объяснить женщине, что случилось с моей попутчицей. Проблема, которая требовала незамедлительного решения, выросла до угрожающих масштабов. Я, конечно, допустил ошибку, что заехал в кемпинг. Надо было гнать до Алушты, но мне очень хотелось скинуть внезапно возникшую проблему на чужие плечи, в крайнем случае разделить ее с кем-нибудь.

В фойе вбежала неуклюжая женщина и принесла с собой запах хлорки. Она поставила на стойку коробку из-под обуви. Администратор придвинула к коробке лампу. Она делала сразу три дела: продолжала накручивать телефонный диск, перебирала содержимое коробки и спрашивала меня:

– Так что там с вашим умирающим? Сердце? Марина, у нас, кажется, был валидол?..

Не дай бог, подумал я, оказаться на месте побитой девчонки среди таких же беспомощных людей, как я и эти бабы. Никаких шансов на спасение!

Надо было начать действовать, делать все, что я мог.

– Найдите в справочнике номер первой горбольницы, – приказал я. – Звоните, пусть готовят бригаду реаниматоров. Скажите им, что сильно избили девушку, она без сознания.