Ремарк и оригами

– Кха-кха-кха, – возмущённо закашлялся Поспишил. – Ну, знаете ли…. А о каких бумажных самолётиках вы, мадам, толкуете?

– О каких надо, мужлан неотёсанный, о тех и толкую. Сперва, господин Лошадник, выучи наипростейшие правила вежливости, а уже после этого и обращайся с вопросами к приличным женщинам…

– Отставить, – велел Роберт. – Прекращайте, господа и дамы, дурацкую пикировку…. Значит, так. Вы, миссис Заубер, оставайтесь здесь: бессовестных зевак отгоняйте прочь, а также встречайте представителей полиции и медицины. А мы с доктором…. Кстати, господин Лош…. Извините, уважаемый. Короче говоря, а у вас при себе имеются какие-либо документы? Удостоверение личности, например? Или же водительские права?

– Пропуск на работу подойдёт? Он с фотографией.

– Давайте…. Эге, американский широкопрофильный медицинский холдинг с мировым именем. Главный анестезиолог. Внушает…. Пойдёмте, док, взглянем – что там и как.

– Из холла сразу поворачивайте в правый коридор, – любезно подсказала скандальная дамочка. – Там она и будет, шикарная гостиная.

– Спасибо за важную информацию, миссис Заубер. А также за бесценную помощь, оказанную следствию. Вы – кладезь самых разнообразных талантов и достоинств…. Доктор, за мной. И давай-ка перейдём на нормальное общение, безо всяких там официальных сюсюканий и аристократических экивоков…

В просторном, почти квадратном холле, благодаря включённой пятирожковой люстре, было очень светло.

– Ой, ч-что это? – хриплым и чуть подрагивающим голосом спросил Поспишил. – Почему они…ш-ш-шевелятся?

– Кажется, японские бумажные журавлики, – невозмутимо пожав плечами, сообщил Роберт. – Десятка два с половиной. Сложены из разноцветных бумажных листов и беспорядочно разбросаны по эвкалиптовому паркету. Совершенно, на мой частный взгляд, ничего страшного…. Почему они шевелятся? А иногда даже, отрываясь от пола на несколько сантиметров, перемещаются с одного места на другое? Так бумага-то очень тонкая и почти невесомая, а по квартире сквозняки гуляют…. Ладно, господин эскулап, поворачиваем в правый коридорчик. Только осторожней шагай, чтобы хрупких бумажных птичек не передавить…

Через несколько секунд они оказались в гостиной Смит-Осборнов.

«Солидное и богато-обставленное помещение», – мысленно прокомментировал увиденное Роберт. – «Элегантная стильная мебель. Наборной паркет ценных пород дерева. Картины в позолоченных рамах на стенах. И с профессиональным караоке миссис Заубер не ошиблась. И с навороченным домашним кинотеатром…. Теперь по делу. Возле широкого дивана, облицованного дорогой тёмно-кремовой кожей, лежит рыжеволосая женщина в летнем сарафане. Подол слегка задрался, обнажив смуглые коленки. Из груди торчит чёрная рукоятка ножа. Одежда, руки и плечи испачканы в крови. Да и на полу хватает бесформенных красно-бурых луж. А ещё и бумажных японских журавликов – и на диване, и на мёртвом теле, и в кровавых лужицах…. Это мисс Джуди? Не стоит, пожалуй, торопиться с выводами – лицо полностью закрыто густыми волосами…. Теперь о мистере Толстяке. Да, цвет лица – характерно-синюшный. И никаких ран на теле не наблюдается. Может, у него – просто-напросто – инфаркт приключился? Ага, брелок с ключами зажат в кулаке правой руки. Навевает…».

– Что же это такое? Ик! Почему? – потерянно забормотал стоявший рядом Поспишил. – Ведь, уже столько лет прошло. Ик…

– Прекращай, док, истерить, – велел Роберт. – Я всё понимаю, мол, погибли друг и его дочка. Но и ты – не юноша нежный, а матёрый мужик с холодно-льдистыми глазами. Давай, успокаивайся уже. Подёргай-ка себя за нос. Ещё подёргай. Сильнее…. Молодец. Ну, как? Полегчало?

– Ага, отпустило.

– Тогда нужен твой совет.

– Помогу, конечно.

– Есть у меня, док, некие предварительные намётки. Слушай…. Допустим, старина Томас приходит домой, звонит в дверной звонок, а ему никто не открывает. Тогда он достаёт из кармана ключи, отпирает замок, распахивает дверь, заходит в квартиру. И тут слышит, что в гостиной стонет женщина. Мистер Толстяк тут же, даже не заперев входную дверь, бросается в гостиную. Видит там смертельно-раненую дочку и, заполучив острый сердечный приступ, умирает. Ну, и девушка – за ним следом…. Как тебе такая версия?

– Не знаю. Не уверен…

– В чём – не уверен?

– Во многом, – громко сглотнув слюну, признался Поспишил. – Можно, я подойду туда? – указал рукой в сторону дивана.

– Подойди, – разрешил Роберт, а про себя засомневался: – «Нетипично, всё-таки, ведёт себя мистер Лошадник. Для опытного врача-анестезиолога, я имею в виду…. Или же он, вовсе, и не нервничает, а чего-то смертельно боится? Или же кого-то? Интересное кино…».

Оказавшись возле неподвижного женского тела, Поспишил вновь повёл себя странно. Взял с диванной спинки ярко-зелёного журавлика, рассеянно повертел в ладонях, тщательно осмотрел и, брезгливо поморщившись, отбросил в сторону. Потом подобрал из красно-бурой лужи второго журавлика – светло-лилового, в кровавых пятнах. Осмотрел, обнюхал, лизнул пару раз, выронил. После этого нагнулся, ткнул указательным пальцем в женскую загорелую коленку, выпрямился и – механическим голосом – вынес вердикт:

– Это не Джуди. Да и, вообще, не женщина.

– А кто же тогда?

– Манекен. Только очень качественный. Наверное, из очень дорогого бутика. И кровь, вовсе, не кровь. А самый обыкновенный томатный кетчуп.

– Вот же, дела, – меланхолично помотал головой Роберт. – Натуральные чудеса в решете…

Со стороны холла негромко проскрипели дверные петли, а ещё через пару секунд сердитый мужской голос объявил:

– Не ожидал я, Ремарк, от тебя такого. А ещё и приличным человеком все эти годы прикидывался…. Зачем же – без официальных указаний – залезать на чужую территорию? А?

Придётся сделать лёгкое и маленькое отступление – для объяснения некоторых местных особенностей.

К Роберту в Сиднее относились хорошо – и коллеги по работе, и соседи по дому и, вообще, жители-обыватели. То бишь, уважали, симпатизировали и даже – местами – любили. Как же иначе? Симпатичный молодой человек «чуть за тридцать», коммуникабельный, спортивный, крепкий, слегка загадочный, разговорчивый, мечтательный. Песенки всякие и разные поёт, сам себе аккомпанируя на рояле или же на гитаре. Кровавых маньяков изредка ловит. В том плане, что двух-трёх за год, о чём исправно сообщалось в австралийских газетах, по телевизору и на профильных сайтах. Но…. Но существовали и некие нюансы….

Сидней – город особенный, разделённый на тридцать восемь округов, практически независимых друг от друга. Причём, в каждом таком округе имеется собственный полновластный мэр. А, вот, единого «общегородского мэра» нет и в помине. Да и не было никогда…. Кому подчиняются главы этих тридцати восьми городских округов? Напрямую – Правительству штата Новый Южный Уэльс. Это – хорошо? Или же, наоборот, плохо?

Тут, уж, кому как.

Окружным криминальным инспекторам и следователям, к примеру, плохо. И даже очень.

Почему – плохо? Потому что – тесно…

Представьте себе такую ситуацию. Маленький окружной офис, где расположены все окружные службы: мэр с его аппаратом, разнообразные окружные чиновники, полиция, следователи, прокурорская братия. Кабинет окружного криминального инспектора, а напротив – кабинет его непосредственного руководителя. Этажом ниже – Прокуратура. Этажом выше – мэр с заместителями. С ума запросто можно сойти от такого нездорового обилия – непосредственно рядом с рабочим местом – вредного и строгого начальства.

И только Роберт Моргенштерн (он же – Роберт Ремарк), находился в ином, насквозь противоположном, привилегированном и вольготном положении. И виной тому была его редкая и экзотическая должность – «старший инспектор по особому разделу». Что в переводе с бюрократического языка на нормальный общечеловеческий означало – «старший инспектор по «маньячным» делам». То бишь, Роберт подчинялся – напрямую – Прокурору штата Новый Южный Уэльс. А рабочий офис Роберта – при этом – располагался в здании, где квартировало Правительство штата, то есть, в трёх кварталах от Прокуратуры. Удобство – без конца и без края. И если среднестатистический криминальный инспектор видел своё прямое многочисленное начальство раз по тридцать-сорок на дню, то инспектор Ремарк (он же – Моргенштерн), в пределах трёх-четырёх раз в месяц. А иногда и того реже. Согласитесь, что вполне весомый повод для нездоровой и жгучей зависти…. А, с другой стороны? Мол, у каждой полноценной медали сторон – ровно две? С другой стороны, все окружные криминальные инспекторы и следователи Сиднея только и мечтали – «сбросить» на Роберта все самые «тухлые» дела. Мол: – «Маньяками – за милю морскую – попахивает. Вот, пусть Ремарк и разбирается. Это конкретное преступление, честное и благородное слово, по его «маньячному» профилю…».

Итак, сердитый мужской голос выдвинул ряд серьёзных претензий.

Роберт вернулся в холл и непроизвольно улыбнулся – перед ним стоял самый натуральный хиппи. Вернее, Жак-Элиасен-Франсуа-Мари Паганель (ну, тот самый, из знаменитого романа Жуль Верна – «Дети капитана Гранта»), облачённый в типичную «хипповую» одежду: неухоженные лохматые и растрёпанные космы, профессорские очки с правой дужкой, перемотанной красной изолентой, нежно-голубые джинсы, рваные на коленях, старенькие мокасины оленьей кожи и бесформенная холщовая блуза-футболка с пафосной надписью – «Только Любовь – спасёт этот долбанный Мир…».

Лохматый хиппи звался – «Иван Габов» (в десятилетнем возрасте переселился с родителями из России в Австралию), а занимаемая им должность официально именовалась – «старший криминальный инспектор округа «Круговая пристань» города Сиднея, Австралия, штат Новый Южный Уэльс».

– Привет, Ремарк! – непринуждённо поздоровался Габов. – Рад, старый пьяница, видеть тебя в добром здравии.

– Аналогично, старина, – отвечая на крепкое рукопожатие, откликнулся Роберт. – Только наезжаешь ты на меня, приятель, совершенно напрасно. Даже и не думал – заходить на твою окружную «поляну». Я здесь, собственно, присутствую не в качестве работника Прокуратуры штата, а как сосед покойного Томаса Смит-Осборна. Он проживает…, то есть, уже проживал, на седьмом этаже этого подъезда, а я под ним – на третьем.

– Ха-ха-ха! – развеселился Иван. – Да ты, брат, совсем разучился фишку рубить. В том плане, что с тех самых пор, как залез под каблучок симпатичной Инни Сервантес…. Я же просто пошутил. Да любой окружной инспектор спит и видит, как знаменитый инспектор Ремарк забирает у него очередное нераскрытое дело об убийстве…. Ну, рассказывай, рассказывай, что тут и как. Рули, короче говоря. Поработаем вместе…

И они, конечно, поработали. Ничего особенного, сплошная следственная рутина: оформление протокола, опрос соседей, надзор за работой экспертов-криминалистов и фотографов, препирательства с вредными и нетерпеливыми медиками.

Примерно через полтора часа Ремарк и Габов, решив перекурить, спустились на лифте на первый этаж.

– Как там, сеньор? – поинтересовался из своей стеклянной будочки консьерж Санти.

– Лучше и не спрашивай, – хмуро поморщился Роберт. – Сплошная полутьма – вязкая и непроницаемая…. Кстати, а ты не в курсе, где сейчас находится мисс Джуди?

– А разве…

– Жива она, жива. Но её мобильник почему-то молчит.

– Не знаю, сеньор Ремарк. Я на суточное дежурство в восемь утра заступил, как и всегда. Но сеньориту сегодня не видел…. Наверное, где-то с друзьями и подружками отрывается. Возможно, к утру приедет…. Хотите, я завтра, после завершения дежурства, погуляю с вашим Роем?