Сага о Рорке

Лютая злоба улеглась, осталась только обида. Молодой человек совсем по-другому представлял себе встречу с родней. Он ожидал настороженности, холодности, недоверия, даже неприязни, но никак не думал, что столкнется с таким ужасом и такой враждебностью. Никто не увидел в нем человека. Если когда-то боги наказали его, наслали неведомое проклятие, то сегодня от него отвернулись и люди. Рорк так и не понял, зачем Рогволод пригласил его, что хотел сказать – несколько странных восклицаний князя ничего не объяснили. А дядья-княжичи были готовы поднять его на рогатину.

Верно говорила мать: волку не место среди людей.

Рорк вспомнил о платке. Тонкая льняная ткань испускала дивный аромат. Рорк с наслаждением втянул его ноздрями. Пахло цветами, юностью и красотой, и сердце Рорка сжалось. Он вспомнил о матери. Сегодня княжна защитила его, ворвалась в круг, раскинула руки, как крылья, закрывая его от ножей разъяренных, охваченных ужасом бражников – и этот жест Рорк помнил слишком хорошо. Так же четыре года назад мать встала между ним и громадным диком,[54 - Дик – кабан, вепрь.] выскочившим на Рорка из кустарника, закрыла сына, приняла вепря на рогатину. Но хрустнуло ратовище, не остановило зверя. Долго потом Рорк сидел над телом матери, то воя, как волк, то плача, как человек.

Нет волку места среди людей!

Говорила Мирослава, что велика Земля, что на север, юг, запад и восток живут другие народы и языки в бесчисленном множестве. Словенин по матери, варяжин по отцу – кто он? Как сказал сегодня проклятый волхв: «Сын норманна, но не норманн. Сын человека, но не человек?» Рорк всегда почитал себя антом, теперь неродное племя отвернулось от него, прокляло, смерти хотело предать, презрев законы гостеприимства, под княжеским кровом – за какую вину, за какие преступления? Одного ли суеверия ради? Или же намеренно заманил его дед в ловушку? Если так, пусть будет война. Пусть будет месть за отказ в праве быть человеком. Он, Рорк, будет драться, пока неблагодарная родня не приползет к нему на брюхе с мольбой о мире.

Какая-то тень шевельнулась на бревенчатой стене. Рорк потянулся к мечу, но потом сообразил, что неизвестный появился не со стороны детинца, а с противоположной стороны, от реки. Присмотревшись, Рорк увидел рослого человека, обращенного к нему лицом.

– Я видел на тебе меч Рутгера, – сказал неизвестный на норманнском языке. – Ты Рорк, сын Мирославы.

– Какое тебе до меня дело?

– Хочу пригласить тебя на ужин и беседу.

Рорк подумал о подосланных убийцах, но неизвестный не был похож на татя – скорее, был воином. Впрочем, Рорк был при мече и мог за себя постоять.

– Я проклят, – сказал он. – Иди, если не хочешь, чтобы мое несчастье пало и на тебя.

– Я знаю о том, что случилось. Я был другом твоего отца.

Рорк уже ничему не удивлялся в эту беспокойную ночь, но слова призрака наполнили его душу трепетом.

– Ты викинг, – сказал он.

– Викинг. В этой земле я чужеплеменец, как и ты, – человек подошел ближе, протянул руку. – Я так же, как и ты, много лет жил изгоем. Меня зовут Турн, я кузнец. Пойдем со мной, мне есть что тебе рассказать.

Рорк, гадая, что все это может значить, пошел за кузнецом. Турн привел его не в город, а за возделанные поля, к берегу Дубенца – туда, где в прежние времена был поселок северян, основанный лет за пять до рождения Рорка. Викинги часто останавливались здесь по пути на юг, в ромейские земли, отдыхали, чинили корабли, торговали с местными. Свар они не затевали, и все было хорошо до поры до времени, пока однажды не завязалась пря[55 - Пря – ссора, распря.] меж тогдашним князем антов Ведомиром и варягами – умыкали де северяне местных девок себе на забаву. Правда ли то была, нет ли, но анты пожгли поселок, а варягов перебили и побросали в Дубенец. Месть викингов была скорой и страшной: в землю антов примчался со своей дружиной ярл Улаф Безносый, отец Браги, и учинил такую резню, что мало кто уцелел. Рогволодень викинги разорили дотла, а самого Ведомира по приказу ярла прибили железными костылями к дереву и так продержали до тех пор, пока князь не умер. Устрашенные расправой анты запросили мира. Новый князь Рогволод сам возглавил посольство к ярлу Улафу, повез дары – скору,[56 - Скора – пушнина.] мед, скот, серебро. Свирепый Улаф дары принял, послов обласкал. Мир был заключен. Вожди словен и викингов лили воду на мечи, и Рогволод на радостях пообещал свою юную дочь Мирославу в жены сыну Улафа Рутгеру. Свадьбу сыграли через два месяца, в день солнцестояния, когда лик Ярила светит над землей долее всего. Свадьба получилась пышная, веселая, хмельная, но счастья молодым не принесла. Могло ли по-иному быть, если Рогволод свою дочь отдал дикой вирой[57 - Дикая вира – штраф за убийство.] за убийство варягов? На том месте, где стоял сожженный антами поселок, теперь стояли несколько хижин, в которых жили бывшие рабы – чужеземцы, мордва да пруссы, и кузница. Место среди словен почиталось нечистым, и самого Турна люди боялись, считали одержимым, но приходили в ковницу часто – оковать лемех железом, закатать серп, наконечник для рогатины или топор. Сам же Турн в городе бывал редко, жил на отшибе долгие годы. В Норланд возвращаться он не хотел, а для антов своим не стал.

Хижина кузнеца оказалась просторной и чистой. Турн запалил мазницу, и теперь Рорк мог его разглядеть. Кузнец был немолод, но силен и подтянут, да и одет хорошо – рубаха из доброго сукна, овчинный плащ застегнут золотой фибулой,[58 - Фибула – пряжка-застежка.] пояс с серебряной бляхой. В углу хижины на подставке Рорк заметил отличный боевой топор с полукруглым лезвием на длинной полированной рукояти.

– Я давно искал тебя, – сказал Турн, приглашая гостя сесть на лавку, покрытую медвежьей шкурой. – Да только волх Световид смертью мне пригрозил за любопытство.

– Я помню тебя. Ты бывал в нашем доме в лесу.

– Помнишь? Ты тогда совсем ребенком был. Верно, приходил я к вам несколько раз. Я хотел на матери твоей жениться, но она не согласилась. Отца твоего очень любила. Родня твоя желала ее убрать подальше, куда-нибудь в чужедальние края.

– Они прогнали меня, хотели убить, – с горечью сказал Рорк.

– Это меня не удивляет. Анты суеверны, да и норманны ничем не лучше. Все люди боятся духов. Знаешь ли ты, зачем конунг Рогволод призвал тебя?

– Нет.

– Это большая тайна. Мыслю я, что Световид, пес хитрый, ее знает, потому и постарался тебя убрать, отродьем демонским ославить.

– Тайна? Я не понимаю тебя.

– Сперва выпей меду, он согреет тебя и прогонит дурные мысли.

Турн разлил мед по ковшикам, один подал Рорку, другой взял сам. Мед у кузнеца был догарный,[59 - Догарный – крепкий.] душистый, и Рорк в самом деле ощутил прилив сил:

– Одному я рад: что боги не оборвали мою жизнь до встречи с тобой, – сказал кузнец, поправляя фитиль в мазнице, чтобы стало светлее. – С твоим отцом я был знаком с юности. Я был рабом у знатного ярла из Нордхейма, вдосталь познал унижения и голод. Но мне повезло – старый кузнец-бритт, такой же раб, как и я, взял меня к себе в ковницу помощником и выучил своему ремеслу. Несколько лет спустя я стал лучшим ковалем по всему побережью. Мой меч, секиры и кольчуги были не хуже мавританских. Своим искусством я заработал себе свободу, стал богатым человеком, построил дом, и твой отец, подружившись со мной, взял меня в свою дружину. Мы были одних лет с Рутгером, и он относился ко мне, как к равному. Прочие же викинги меня не любили, ибо я робичич[60 - Робичич – сын рабыни.] и еще ирландец в придачу.

Однажды – было это почти двадцать один год назад – в Турнхалле я давал большой пир, на который пригласил много знатных людей. Был на том пиру и ярл Сигурд из Фроды, славный боец, но темный и опасный человек – говорили, что он колдун и спознался с нечистой силой. Он привез с собой старуху – ворожею по имени Сигню. В самый разгар пира кто-то заговорил о предсказаниях, и Сигурд велел старухе погадать нам. Ведьма тут же рассыпала на шкуре человеческие зубы и кусочки костей и начала прорицать. Внезапно она смолкла и показала пальцем на Рутгера, который сидел рядом со мной.

– Радуйся, благородный Рутгер, сын Ульфа! – пролаяла она. – Жизнь твою прервет укус волка, но ты дашь жизнь тому, кто убьет волка. Быть твоему сыну великим конунгом!

Услышав это, Сигурд нахмурился, а Рутгер беззаботно рассмеялся и замахал рукой.

– С меня будет довольно, если мой сын станет воином! – сказал он.

– Не смейся, Рутгер, – отвечала старуха, – я говорю правду. Если хочешь узнать больше о судьбе своего нерожденного сына, приходи завтра после заката к Трем Камням, на поле битвы.

На этом прорицания старухи закончились, пир продолжился, и все изрядно напились. А наутро с рассветом ко мне пришел Рутгер. Он сказал, что ему привиделся страшный сон, что он все же собирается пойти к ведьме Сигню. Он хотел, чтобы я пошел с ним. Что я мог ему ответить? Мои насмешки ни к чему не привели, он остался серьезен, и я понял, что его решения не поколебать. Вечером, едва начало темнеть, мы пришли к Трем Камням – я хорошо знал это поле. За несколько лет до того здесь произошла большая битва между нашими и датчанами, и убитых тогда было так много, что смрад от них ветер разносил по всей округе.

Ведунья уже ждала нас. Завидев наше приближение, она захихикала зловеще и недобро.

– Сам могучий Рутгер поверил убогой старухе! – приговаривала она, пытаясь коснуться его своими узловатыми пальцами, похожими на куриные лапы. – Что ж, я все тебе скажу, ничего не утаю. Только дай мне свой меч.

– Не давай ей меч, Рутгер! – воскликнул я. – Ведьма напустит на него порчу.

– Глупец! – зашипела ведунья. – Никакая порча не пристанет к стали, напоенной людской кровью. Дай мне меч!

Рутгер подал ей оружие. Ведьма схватила его обеими руками, долго приплясывала с ним, кружа вокруг нас, будто зловещая серая ворона, а потом с силой вонзила меч в землю. То, что я увидел тогда, потрясло меня. Едва меч вонзился в землю, над нашими головами грянул гром, земная утварь заколыхалась под ногами, вспучилась пузырем, потом лопнула, и из провала вышло облако темного пара, которое через мгновение превратилось в человеческую фигуру.

– Отпусти! – прошелестел полный муки и страха голос. – Отпусти!

Я едва не пустился в бегство: облако превратилось в полуистлевшего мертвеца в ржавой броне. Да и Рутгер, человек храбрый, был охвачен ужасом. Ведьма же, держась за рукоять меча, воскликнула:

– Именем обитателей светоносного Асгарда, именем огня, земли, воздуха и воды, именем духов четырех сторон света – Аустри, Вестри, Нордри, Судри – заклинаю: что слышишь ты?

– Вой зверя, – отвечал мертвец.

– Что ты видишь?

– Сына Праматери Хэль. Он идет пожрать этот мир.

– Когда это случится?

– Через двадцать и один год.

– Что ты еще слышишь?

– Топот коней. Это всадники Конца Времен.

– Что ты еще видишь?