У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г.

Не Парка пророчествует в стихах А. С. Пушкина, не её «бабье лепетанье» определяет судьбу, а сама реальная жизнь, её смысл, который надо постичь. Потому что «мы, в борьбе, природой целой, / Покинуты на нас самих» (Ф. Тютчев), где уже не помогают никакие Парки, с их «пророчествами», ведь нить когда-нибудь оборвётся. А значит, и – наша судьба. Это и не пророчество вовсе, это известно и без Парок. Пророчество может быть только о смысле жизни, который достигается постижением «тёмного языка» её. Потому жизнь внешняя, как сон – «сон пустой», «призрак», «мышья беготня», «насмешка Рока над землёй», противопоставлена жизни истинной с её «тёмным языком», то есть неведомым языком. Сон противопоставлен бодрствованию: «Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который придёт Сын Человеческий» (Евангелие от Матфея, 25: 13). К тому же сон, по народному представлению, уподобляется смерти – «вечному сну».

Но если мы «природой целой покинуты на нас самих», что убережёт, что спасёт нас? Тот смысл, который хотел понять поэт? Или Бог, без которого вся наша жизнь как «сон пустой, насмешка Рока над землёй?». Или этого смысла без Бога не бывает?.. Задав этот вопрос в стихотворении, А. С. Пушкин разрешает его в «Медном всаднике»…

Но что значит «природой целой оставлены на нас самих»? Этой строчкой Ф. Тютчев говорит о нашей выделенности душой и разумом из природы. Где смысл жизни постигается уже не в природе, а только шествием через провалы метафизического разума. А потому никакие «возвращения» в природу невозможны. А если и возможны, то только на четвереньках, то есть ценой утраты своей человеческой сущности… А разве такая утрата возможна? Ведь одно дело неразличение тайны, «таинственной силы», «тёмного языка», и совсем другое, когда они покидают нас. Видимо, это возможно. Писал же поэт из Солнечногорска, мой ровесник и давний товарищ Виктор Гаврилин: «И вместо тайны неизвестность / владеет холодом ума. / Где белый храм, / где пепелище – / теперь не сразу разберёшь…». Это – из нашего подзатянувшегося безвременья, без «тёмного языка» и без «таинственной силы». В это «вместо» невозможно было бы поверить, если бы его не было. Вся надежда на то, что «боль жизни гораздо могущественнее интереса к жизни. Вот отчего религия всегда будет одолевать философию» (В. Розанов). В смысле будет одолевать вера, то есть духовная сущность человека.

Жизнь истинная – есть «огонь», как в стихах А. Фета. А потому не «жизни жаль», в смысле не «мышьей беготни» жаль, а жаль «того огня», который поэт несёт в себе и который пытается постичь:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идёт, и плачет, уходя.

Истинный поэт всегда, во все времена обретает смысл жизни не иначе, как постигая её неизвестный, «тёмный язык», язык «тёмный, но родной» (Ф. Тютчев)», не иначе, как постигая «таинственную силу», как в стихах Николая Рубцова. И кстати, эту «таинственную силу» редакторы, педанты тоже прячут, называя её в некоторых изданиях неопределённо – «возвышенной». Но в рукописи Николая Рубцова она – именно «таинственная»:

Боюсь, что над нами не будет таинственной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, всё понимая, без грусти пойду до могилы…
Отчизна и воля – останься, моё божество!

Познание «тёмного языка», «таинственной силы» и есть путь обретения смысла жизни. В процитированном стихотворении Н. Рубцова это означает сохранение Отчизны и воли. Той творческой воли, в её пушкинском значении, в которой только и обретает себя личность. Потому «жизни мышья беготня» так и тревожит, что она так часто заслоняет истинный смысл жизни, её огонь и волю…

«Дом уединённый…»

Удивительно, что наследие наших классиков нередко остаётся неосвоенным и непостигнутым. Даже в наследии А. С. Пушкина текстологическая работа не проведена должным образом. Скажем, в известном стихотворении «И. И. Пущину»:

Мой первый друг, мой друг бесценный!
И я судьбу благословил,
Когда мой двор уединенный
Печальным снегом занесенный,
Твой колокольчик огласил.

Так публикуется это стихотворение и поныне, даже в академическом собрании сочинений. Между тем, в подлиннике, в рукописи поэта было: «Когда мой ДОМ уединенный». Встреча поэта с лицейским другом произошла 11 января 1925 года.

Список стихотворения был передан Ивану Ивановичу Пущину в Чите 5 января 1828 года Александрой Григорьевной Муравьёвой. В 1842 г. брат Ивана Ивановича Пущина Михаил Иванович отыскал подлинник этого стихотворения и передал брату.

Подмена «дом» на «двор» произошла от частого переписывания этого стихотворения. Ведь и А. Г. Муравьёва передавала И. И. Пущину не оригинал, а список с него. Об этом писал Анатолий Васильев из Тюмени в «Литературной России» (31.07. 1998 г. № 31).

Но правка в текст столь известного стихотворения осталась невнесённой, хотя её необходимость очевидна.

По смыслу и строю стихотворения должно быть «дом», а не «двор». Ведь не о постройке же говорится в стихотворении, а о символе, о мире поэта. Наконец, в стихотворении «19 октября», в строках, посвящённых И. И. Пущину, в стихотворении, написанном в предшествующем, 1825 году, А. С. Пушкин уже писал «дом», а не «двор».

…Поэта дом опальный
О Пущин мой, ты первый посетил.

К тому же дом поэта имеет не только реально-бытовое значение, но и символическое. Так он и воспринимался позже: «Имя Пушкинского дома в Академии наук». (А. Блок).

Стихотворение ходило в списках, много раз переписывалось. При переписке и была допущена ошибка: вместо дом – двор. Внесение правки в это классическое стихотворение совершенно необходимо. Это в определённой мере подтверждается и тем, что в общественное сознание вошло понятие «пушкинский дом», как, к примеру, в «Стихах, написанных в псковской гостинице» Ярослава Смелякова:

С тех самых пор, как был допущен
в ряды словесности самой,
я всё мечтал к тебе, как Пущин,
приехать утром и зимой.

И по дороге возле Пскова —
Чтоб всё, как было, повторить —
Мне так хотелось ночью снова
Тебе шампанского купить.

И чтоб опять на самом деле,
Пока окрестность глухо спит,
Полозья бешено скрипели
И снег стучал из-под копыт.

Всё получилось по-иному:
День щебетал, жужжал и цвёл,
Когда я к пушкинскому дому
Нетерпеливо подошёл.

Но из-под той заветной крыши
На то крылечко без перил
Ты сам не выбежал, не вышел
И даже дверь не отворил.

…И, сидя над своей страницей,
Я понял снова и опять,
Что жизнь не может повториться,
Её не надо повторять.

А надо лишь с благоговеньем,
Чтоб дальше действовать и быть,
Те отошедшие виденья
В душе и памяти хранить.

Прозаические меридианы

Светлана Ахтямова

Ахтямова Светлана Геннадьевна живёт в г. Пересвете Московской области. Дипломант и лауреат ряда поэтических конкурсов и фестивалей. Печаталась в журнале «Сергиев» и сборнике «Литературный Виток Пересвета». Является членом ЛИТО «Свиток» (г. Сергиев Посад) и «Виток» (г. Пересвет).

14 февраля

К этому дню Ольга готовилась долго и тщательно. Важно было не упустить ни одной детали – как в оформлении комнаты, так и в выборе наряда для себя.

Это свидание выпало на день солнечный и ясный, слегка морозный и потому весёлый. И Ольга, и Саша должны были работать во вторую смену, а день решили провести вместе, договорившись встретиться у неё.

Ещё с вечера привела она в порядок квартиру, приготовила плотные покрывала для окон, придирчиво осмотрела гардероб, выбирая платье. Мысль – сделать сюрприз любимому – зрела с января месяца, и теперь, в день всех влюблённых, воплощалась в жизнь. Сам праздник, пришедший в начале 90-х годов XX века в Россию, она не принимала, считая его чужеродным и не нужным навязыванием, полагая, что и у нас есть вполне достойные даты, соответствующие русской культуре и вере. Но, тем не менее, решила сделать исключение и соблюсти все условности.

В магазине не оказалось салфеток с сердечками, и, чтобы придать более нарядный вид накрытому столу, на котором уже красовались торт-мороженое в виде сердца, красным сердечком свеча и кофейные чашки тонкого фарфора, Ольга нарисовала сердечки на белых салфетках. «Получилось мило», – подумала она и пошла переодеваться.