Форс-мажор (сборник)

Требование мое прозвучало скорее как униженная просьба. Но она тут же оказалась выполнена. С головы моей стянули мешок, и я зажмурился от яркого света, ударившего по глазам.

Я находился в темном помещении. В трех шагах от меня стоял письменный стол. На столе – лампа с круглым абажуром, направленная мне в лицо. Справа от стола сидел человек. Я мог видеть только его ноги, закинутые одна на другую, обутые в узконосые лаковые ботинки.

– Если вы обещаете, что не будете пытаться встать со стула, мы развяжем вам руки, – все тем же искаженным голосом произнес мужчина за столом.

– Да, конечно, – с готовностью согласился я.

Кто-то подошел ко мне сзади и перерезал веревку на руках.

Я машинально потер запястья. Не потому, что затекли, а потому, что так полагается после того, как тебя развяжут.

– Приношу вам свои извинения, Петр Леонидович, за причиненные неудобства. Поверьте, мы не желаем вам зла. И как бы ни закончилась наша беседа, вы выйдете отсюда живым и невредимым. Давайте считать, что вы просто пришли к нам в гости.

– Странный способ приглашения, – буркнул я в ответ. – Да и на вечеринку не похоже.

А, собственно, какие у меня были основания верить тому, что говорит этот тип за столом? Почему я должен ему доверять, если он прячет свое лицо и даже голос меняет?

– Боюсь, у нас не было другой возможности встретиться с вами. Вы ведь и сами знаете, что находитесь под постоянным наблюдением Госбезопасности.

– Кто вы такие?

Понятное дело, мой вопрос остался без ответа.

– Быть может, вы что-то хотите? – спросил незнакомец за столом. – Чай? Кофе? Может быть, сэндвичи?

– Водки грамм сто пятьдесят.

– Вы это серьезно?

Даже сквозь скрип и скрежет искажающих голос помех я услышал недоумение.

– Если есть, давайте, – махнул я рукой.

– Ну, хорошо…

На секунду из темноты выскользнула рука незнакомца, сделавшая кому-то знак. Рука как рука, ничего особенного. Ногти не накрашены, колец и перстней нет.

Сзади послышалась какая-то возня.

– Не оборачивайтесь, – предупредил таинственный хозяин.

Я безразлично дернул плечом – мол, не очень-то и хотелось.

К моему стулу слева придвинули широкий табурет, выкрашенный белой масляной краской. На табурет поставили граненый стакан, на две трети наполненный прозрачной жидкостью. Рядом – блюдечко с голубой каемочкой. На блюдечке – нарезанный кружками соленый огурец, пять зубчиков маринованного чеснока и три кусочка селедки. На краю – маленькая двузубая вилочка для фруктов.

– Прошу вас, – вновь выскользнувшая из темноты рука сделала приглашающий жест.

Я взял в руку стакан.

– Компанию не составите?

– Простите, не могу, Петр Леонидович. Здоровье не позволяет.

– Ну, тогда за ваше здоровье!

Я сделал глоток. Ничего, вполне приличная водка. Сделал еще глоток. Поставил недопитый стакан на табурет. Наколол на вилку кусочек селедки и отправил его в рот. Селедка оказалась не в моем вкусе – пересоленная и с душком.

Выпив, я почувствовал себя чуть бодрее. Ничего хорошего от этой встречи я, понятное дело, не ждал. Хотя, с другой стороны, если бы меня хотели убить, так зачем тогда водкой поить? Или же это такой особо изощренный способ глумления?..

А, черт с ними!

Я звонко хлопнул в ладоши.

Звук хлопка укатился куда-то вдаль и исчез, как будто у помещения, в котором мы находились, не было ни стен, ни потолка. Только пол – я на всякий случай глянул под ноги, – да, пол имелся. Серая растворная стяжка.

Поскольку хозяин не подавал никаких признаков жизни, я еще раз хлопнул в ладоши.

– Ну, так о чем мы?

Носок левой ноги таинственного незнакомца едва заметно качнулся.

– Видите ли, Петр Леонидович, вопрос, который мы хотим с вами обсудить, настолько деликатный… Что я даже не знаю, с чего начать.

– Может быть, для начала представитесь? – предложил я.

– Имя мое ничего вам не скажет.

– Но я должен вас как-то называть.

– Называйте меня Ахавом.

– Ахав, значит, – насмешливо кивнул я. Тоже мне, знатоки классики! – Я прежде знавал человека, который просил называть его Исмаилом. Он плохо кончил.

– Я постараюсь не повторять его ошибок, – ответил Ахав.

– Так вы его знали?

– Слышал о нем.

– И что же о нем говорят?

– О ком?

– Об Исмаиле.

– О нем уже не говорят. Его забыли.

– Но прежде…