Современное международное уголовное право

Следовательно, в международном уголовном праве действует презумпция вменяемости лица, достигшего наступления ответственности: любой человек, достигший возраста уголовной ответственности, считается вменяемым, то есть понимающим характер своих действий (бездействия) и руководящим ими, пока не доказано обратное.

Исходя из конституционного предписания о приоритете норм международного права над национальным правом, можно утверждать, что положение о презумпции вменяемости действует в уголовном праве тех стран, где ее законодательное определение отсутствует (например, в Российской Федерации).

Отсутствие хотя бы одного из этих признаков исключает возможность признания лица субъектом преступления.

Наиболее очевидно это с возрастным критерием. И, хотя в международных актах отсутствует определение «невменяемость», именно состояние невменяемости лица по каким-либо медицинским показаниям на момент совершения деяния, является основанием исключения ответственности по международному уголовному праву.

Так, в соответствии с п. «а» Римского Статута Международного уголовного суда, лицо не может нести ответственность, если страдает психическим заболеванием или расстройством, которое лишало его возможности осознавать противоправность или характер своего поведения или сообразовывать свои действия с требованиями закона.

С другой стороны, п. «b» этой же нормы в качестве обстоятельства непривлечения к ответственности расценивает состояние интоксикации, которое имело следствием лишение лица возможности понимать характер своих действий или сообразовывать их с положениями закона. В данном случае условием является то, что лицо подверглось интоксикации недобровольно, т. е. насильно, помимо его воли. В ряде национальных законов подобное обстоятельство, формулируемое как «физическое принуждение», расценивается не как лишающее субъекта его юридических характеристик, а как исключающее преступность деяния (при соблюдении допустимых критериев – например, в ч. 1 ст. 40 УК РФ).

Наконец, международному уголовному праву знаком специальный субъект преступления – т. е. лицо, обладающее дополнительными юридически значимыми признаками. При этом указание на эти признаки должны содержаться в самой норме международного уголовного права (например, «начальник», «военный командир», «лицо, эффективно действующее в качестве военного командира» – ст. 28, 33 Римского Статута).

Принцип индивидуальной ответственности в международном уголовном праве предполагает виновное отношение причинителя к содеянному.

Основной характеристикой субъективной стороны любого преступления является вина, т. е. определенное психическое отношение лица к своему деянию и возможному результату – последствиям.[123 - Вопрос о понимании субъективной стороны преступления также является предметом многочисленных исследований в отечественной науке. См., напр.: Дагель П. С., Котов Д. П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974; Злобин Г. А., Никифоров В. С. Умысел и его формы. М., 1972; Рарог А. И. Проблемы субъективной стороны преступления. М., 1991, и др.]

Статья 30 Римского Статута Международного уголовного суда определяет субъективную сторону двумя признаками – «намеренностью» и «сознательностью».

При этом намеренность, т. е. целенаправленность поведения, определяется применительно:

– в отношении деяния, когда лицо собирается совершить такое деяние;

– в отношении последствия – если лицо собирается причинить это последствие или сознает, что оно наступит при обычном ходе событий.

Рассматривая признаки субъекта преступления, мы отметили, что в международном уголовном праве действует презумпция вменяемости лица. Из этого следует, что любое лицо должно понимать (осознавать) фактический характер своих действий и руководить ими.

Намерение – характеристика волевой сферы психики человека, означающая «желание, замысел» чего-либо.[124 - Ожегов С. И. Словарь русского языка. 15-е изд. М., 1984. С. 338.] Следовательно, желание как волевая характеристика может относиться как к деянию, так и к последствию (при предполагаемой осознанности фактического характера своих действий).

В отечественной доктрине уголовного права таким психологическим характеристикам соответствует определение прямого умысла, при котором лицо сознает общественно опасный характер своего деяния, предвидит неизбежность или реальную возможность наступления общественно опасных последствий и желает их наступления.

Таким образом, международное уголовное право допускает возможность прямого умысла (через «намерение») как в отношении деяния, так и в отношении последствия. Следовательно, прямой умысел виновного возможен в преступлениях как с формальным, так и с материальным составом.

«Сознательность» в определении субъективной стороны преступления по международному уголовному праву допускается только лишь в отношении последствия – «сознательно» означает с осознанием того, что последствие, возможно, наступит «при обычном ходе событий». Таким образом, «сознательное» отношение к последствиям своего деяния означает не что иное, как их допущение либо безразличное к ним отношение, которые традиционно считаются волевыми характеристиками косвенного умысла в отечественном уголовном праве.

Таким образом, в международном уголовном праве допускается совершение преступления: только с прямым умыслом – в формальных составах; с прямым или косвенным умыслом – в материальных составах.[125 - В доктрине международного права существует концепция вины государства как социально-политического и правового понятия. Так, по мнению В. А. Василенко, вина государства – неправомерно реализуемая воля государства-правонарушителя, проявляющаяся в противоправных деяниях его органов. Такой подход нисколько не противоречит психологической концепции вины субъекта преступления – ведь такая воля государства выражается через желания и побуждения официальных и должностных лиц государства. См.: Василенко В. А. Ответственность государств за международные правонарушения. Киев, 1976. С. 150–151.]

Неосторожная вина в международном уголовном праве – явление исключительное. На возможность такой формы вины в виде небрежности либо легкомыслия можно указать только в преступлениях экологического характера (загрязнение окружающей среды) и в составе повреждения подводного морского кабеля.

Многие составы содержат прямое указание на такие признаки субъективной стороны, как мотивы и цели совершения преступления. В этих случаях данные признаки становятся обязательными для установления.

Так, мотивы преступлений против мира и безопасности человечества не играют никакой роли при юридической оценке деяния, если они «не охватываются определением данного преступления».[126 - Ст. 4 Проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества.]

Между тем «коммерческие цели» при незаконном обороте наркотических средств являются обязательной характеристикой нескольких деяний, образующих сам оборот (ст. 36 Единой Конвенции о наркотических средствах).

Наконец, субъективная сторона преступления в международном праве допускает возможность ошибки лица, т. е. его заблуждения относительно фактических (ошибка в факте) или юридических (ошибка в праве) обстоятельств.

В силу положений ст. 32 Римского Статута Международного уголовного суда, ошибка имеет следующее значение:

– ошибка в факте является основанием освобождения от ответственности, если она «исключает необходимую субъективную сторону» данного преступления (то есть в силу такой ошибки у лица отсутствует умысел на совершение деяния или причинение каких-либо последствий);

– ошибка в праве, по общему правилу, не является обстоятельством, освобождающим от ответственности, но может быть таковой, когда также «исключало субъективную сторону данного преступления».

Проявлением принципа индивидуальной ответственности в международном уголовном праве является самостоятельная регламентация ответственности лица за неоконченное преступление и соучастие в его совершении. Поэтому представляется необходимым специально рассмотреть вопрос об уголовной ответственности в указанных ситуациях.

Неоконченное преступление в международном уголовном праве.

В теории уголовного права не вызывает сомнений тот факт, что многие умышленные преступления обдумываются заранее и проходят свои этапы развития, получившие в теории уголовного права название «неоконченные преступления».

Нередко преступная деятельность начинается с осмысления виновным целей преступления, обдумывания способов его совершения и проч. Но такое формирование преступного умысла не рассматривается как стадия в развитии преступной деятельности, поскольку основанием уголовной ответственности может быть только преступное поведение. Пока замысел остается в пределах внутреннего развития, не воплощаясь в общественно опасное поведение, он не подлежит уголовно-правовой оценке.

Если предварительная преступная деятельность виновного может начинаться с формирования преступного умысла, то уголовно-правовой оценке подлежит только та деятельность лица, которая непосредственно направлена на совершение задуманного преступления. Такая деятельность по реализации преступного замысла получила в науке название «стадии совершения умышленного преступления». Таким образом, согласно устоявшимся теоретическим традициям, стадии совершения преступления являются уголовно значимыми этапами в его развитии.[127 - В отечественной литературе проблемам неоконченного преступления посвящено немалое количество работ. См., напр.: Дурманов Н. Д. Стадии совершения преступления. М., 1955; Караулов Н. Ф. Стадии совершения преступления. М, 1982; Тер-Акопов А. А. Добровольный отказ от совершения преступления. М., 1982, и др.]

В свою очередь, стадии совершения умышленного преступления – это этапы осуществления лицом своего замысла на преступление, проявляющегося во внешнем его поведении. Стадии преступления различаются между собой по объему выполнения данного замысла. Следовательно, стадии совершения преступления отграничиваются друг от друга, в первую очередь, по степени и объему исполнения виновным объективной стороны преступления. Традиционно в теории и законодательстве выделяются две стадии совершения преступления – приготовление к преступлению и покушение на преступление.

В международном уголовном праве также существует указание на то, что лицо может быть подвергнуто ответственности не только по факту оконченного преступления, но и в ситуациях, когда задуманное и реализуемое преступление не было доведено до конца по каким-то причинам, не зависящим от воли субъекта.

В то же время особенностью международного уголовного права является то, что его источники всегда специально указывают на то, какая стадия совершения преступления может подлежать уголовно-правовой оценке.

Так, ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала устанавливает преступность «заговора» и «общего плана», направленных на осуществление акта агрессивной войны. Обычно в литературе утверждается, что такое планирование преступления или сговор с целью его последующего совершения расцениваются как самостоятельные составы, образующие в совокупности преступление агрессии. Позволим себе не согласиться полностью с этим мнением.

В ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала в качестве преступных указываются: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны, а равно – войны в нарушение своих международных обязательств. Все это вполне определенные действия, понимание которых нашло свое отражение в решении трибунала. В связи с этим возникает вопрос – что же представляет собой «заговор» или «общий план» при планировании или подготовке агрессии? В силу отсутствия конкретного юридического содержания этих форм поведения и их направленности на обеспечение иных действий, образующих объективную сторону агрессивной войны, представляется, что наличие «заговора» или «общего плана» (в отличие от «планирования» как деяния) является скорее приготовлением к совершению этого преступления.

Это предположение подтверждается указанием ст. III Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, в которой, наряду с осуществлением акта геноцида (как оконченного преступления) и покушения на совершение геноцида, прямо говорится о преступности «заговора с целью совершения геноцида».

В данном случае буквальное толкование положений названной Конвенции позволяет сделать вполне определенный вывод – при заговоре только определяется цель совершения преступления, но начала реального его осуществления (т. е. исполнения объективной стороны) еще не произошло.

С точки зрения теории уголовного права такая стадия совершения преступления, когда лицо (лица) совершило какие-либо действия по подготовке к совершению преступления, но объективная сторона самого этого преступления не начала исполняться, расценивается как приготовление к преступлению.

Таким образом, международное право знает стадию приготовления к преступлению, которая выражается в достижении «заговора» (сговора) с целью последующего совершения преступления.[128 - В литературе была высказана точка зрения о том, что такой «заговор» является еще и «соучастием особого вида». См.: Беляев С. С. Конституция Российской Федерации и международное уголовное право // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 1995. № 3. С. 69.]