Бег петуха

Пили мы пиво и ели раки. Или рыбу. Нет, всё-таки, кажется, раки. Лёня тоже пил пиво за соседним столиком совсем один, и я обратила на него внимание, потому что он мне понравился. Вернее, не то, чтобы понравился, а… заинтересовал, что ли.

Вот, подумала я, сидит молодой и очень симпатичный черноглазый парень. Почему-то один. Такие редко бывают одни – не тот типаж. Сидит, потягивает пиво и явно на меня поглядывает. Ещё бы он на меня не поглядывал… А познакомиться, дурак, не подходит.

Как-то скучно веселилась наша компания.

Потом я отошла в туалет. А когда вернулась, Лёня уже свободно расположился за нашим столиком, на котором среди толстых пивных кружек изящно высились три, купленные им, бутылки хорошего «Ркацители», и скука, словно побитая собака, отползла в сторону.

– Здравствуйте, – сказал он, откровенно глядя мне прямо в глаза. – Меня зовут Леонид.

– Ирина, – я улыбнулась самой соблазнительной из своих улыбок.

Переспали мы в ту же ночь.

Он просто остановил проезжающую машину и отвёз меня ко мне домой. Родители как раз были в отъезде…

Да, Ленечка.

Дура я, дура набитая, и так мне, дуре, и надо. Хорошо, что хоть друзьями остались, и в тот страшный февраль он оказался рядом. И Пашка тоже. И были доллары, много долларов и хорошие знакомые за границей, которые нашли клинику и помогли положить деньги в банк.

А-а, вот и остановочка трамвайная. Та самая.

Ох, ну его к чёрту! Уеду опять в Швейцарию. Тихая, спокойная, уютная страна. Денег пока хватает…

Нет.

Врач совершенно определённо сказал, что я должна сюда вернуться и снова все вспомнить. Спокойно. Спокойно все вспомнить.

Вспомнить так, как будто всё это случилось не со мной, а с совершенно посторонним мне человеком.

Я здорова.

Я здорова уже.

Я все могу вспомнить.

Заканчивался январь…

Заканчивался январь. Небывало лютая зима разгулялась, словно пьяный рэкетир на вещевом рынке. Даже солнце боялось замёрзнуть, и поэтому быстро пробегало по короткой небесной дуге свой положенный путь и пряталось на западе, – так плохо одетый прохожий выскакивает по необходимости зимой из дома и торопится нырнуть в метро, где тепло и можно доехать до нужного места.

Да, январь заканчивался, но казалось, что эта зима будет длиться бесконечно.

Поздним трамваем я возвращалась домой.

Мороз, терзавший город с упрямым ожесточением всю последнюю неделю, нехотя отодвинулся, уступая место тяжёлому липкому снегопаду.

Я устроилась на переднем сиденье и через лобовое стекло вагона отлично видела, как всё произошло.

Трамвай уже основательно замедлил ход перед остановкой, когда откуда-то слева, из ночной снежной тьмы, выскочил на рельсы парень в дорогой дублёнке, без шапки и с большим «дипломатом» в руке.

Он вполне мог успеть (вагон замедлял ход буквально на глазах), но в последнюю секунду поскользнулся на рельсах, качнулся назад, взмахнул рукой, судорожно пытаясь восстановить равновесие… – и тут красная махина, добротно сработанная на заводах древней Праги, всей своей многотонной массой ударила его в голову.

Парня отшвырнуло к бровке тротуара, он упал, и вагон окончательно остановился.

– Ах ты… – с тоскливой горечью в голосе сказала вагоновожатая, открыла двери и неохотно стала выбираться со своего водительского места, чтобы по долгу службы посмотреть, жив человек или уже нет.

Я тоже вскочила на ноги и хотела было выскочить в снегопад, чтобы как-то, возможно, помочь, но тут в передних дверях вагона появился сам виновник дорожно-транспортного происшествия. Пошатываясь, он поднялся в салон и тяжело плюхнулся рядом со мной на сиденье.

Всю правую сторону его головы и воротник дублёнки обильно заливала кровь.

– О, Господи! – выглянула в салон вагоновожатая. – Ты жив, парень?

– Все нормально, поехали, – он пристроил «дипломат» между ног, поощрительно махнул рукой и зажал рану носовым платком.

– Послушайте, – опомнилась я, – вам срочно необходимо к врачу. У вас же вся голова разбита!

– Пустяки, – он повернулся ко мне, и я впервые близко увидела его глаза.

О, сколько раз потом прожигал меня насквозь этот чёрный луч вечного страдания…

И что бы мне тогда не сойти на той же или следующей остановке?

Поздно, поздно…

Трамвай тронулся, и я вся уже была в странной и страшной власти этих зимних глаз.

……………………………………………

Слава лету!

Мы любили друг друга при первой возможности и невозможности и физически не могли разлучиться даже на несколько часов.

Родители Ирины уехали отдыхать куда-то в Курскую область, в деревню (так ты у меня, курчанка, Ирочка? Да, я курчанка, и вообще красавица), и в нашем полном распоряжении оказалась трёхкомнатная квартира в тихом и зелёном районе города. И у меня в кармане приятно шуршали хорошие – по тем временам, конечно! – деньги, вовремя полученные за вовремя же сделанную большую и трудную работу.