Пройдя сквозь дым

– Вообще-то Халеф был неплохим парнишкой, – задумался Огоновский. – Но времени прошло немало, да и власть такого уровня никого еще, кажется, не красила. Но попробовать, конечно, стоит. Ладно! Рассказывайте, что у него там вылезло. Что, в самом деле, вас так напугало, а?

Гарри глубоко вздохнул и вытащил из кармана брюк небольшой блестящий брелок. Над сдвинувшейся в сторону крышечкой мягко моргнула зелеными клавишами виртуальная клавиатура. Разведчик набрал какой-то короткий код и дернул головой:

– Для начала – это. Самое удивительное из всего…

Посреди комнаты возникла картинка, сперва плоская: желтая равнина, там и сям густо усеянная небольшими тускло-зелеными шарами каких-то растений. Записывающая головка сместилась в сторону, изображение вдруг стало объемным – длинное, тонкое, остроносое тело с широкими, почти треугольными крыльями, расположенными в самой корме, у высокого парного киля, замерло в конце глубокой песчаной борозды. Оператор включил трансфокатор – съемка, видимо, велась с возвышенности на расстоянии около трехсот метров от поврежденной машины, и теперь стали отчетливо видны десятки одинаковых круглых пробоин в носу, а также неровная трещина у корня крыла, разрывающая фюзеляж на две части. Никаких опознавательных знаков на незнакомой машине не было, однако судя по ее виду и размерам она могла относиться как к сверхмалым звездолетам, так и к сугубо атмосферному классу.

– Бомбардировщик с комбинированной атомно-электрореактивной силовой установкой, – сообщил Гарри.

– Атмосферник? – уточнил Ланкастер.

– Да, – кивнул усач. – Очень странная штука. Наше счастье, что реактор не взорвался, а то пришлось бы потратить немало времени на борьбу с радиацией. Там все крайне примитивно, энергоустановка управляется практически вручную, навигационные приборы проще не придумаешь, никаких процессорных цепей, только самая тупая электромеханика и гидравлика в каналах аэродинамического управления. Но моторы остроумные, у наших предков на аналогичном уровне ничего подобного не было. На таких движках можно, в принципе, ходить по космосу: некоторый резерв рабочего тела он несет на себе. Кстати, подобные двигатели стояли на ранних планетолетах Трайтеллара. Но в то время электроники у них уже хватало. В данном случае – несоответствие: мотор и планер как бы опережают свое время на полстолетия, если не больше.

– Чем он был вооружен?

– Он прорвался к нам с пустым бомбоотсеком, но можно сказать точно, что ядерного оружия у него не было. Это еще не главная странность. Сейчас я покажу экипаж.

Гарри коснулся пальцем висящей в воздухе клавиатуры. Полуразрушенный бомбардировщик исчез, сменившись вдруг какой-то довольно большой комнатой с серыми стенами. Прямо перед оператором находились четыре одинаковых топчана, на которых лежали, едва на них помещаясь, массивные тела в желтых комбинезонах. Ланкастер с шумом втянул сквозь зубы воздух, Огоновский же, напротив, прищурился и подался вперед.

Они были похожи на людей. Но предки их происходили из другого рода… Густо заросшие черным (у одного, самого крупного – пепельным) мехом немного выдающиеся вперед морды с рядами острых треугольных зубов в приоткрытых ртах, огромные, странно вытянутые глаза, способные, очевидно, смотреть как прямо перед собой, так и по сторонам, и – похожие на кошачьи, уши по бокам головы.

– Хищники, – твердо произнес Огоновский и потянулся за сигарой. – Вот черт, а. Второй раз за всю нашу историю. Вторая эволюционная аномалия после Росса…

– Не просто хищники, – криво усмехнулся Гарри, и на месте мертвых чужих появилось плоское изображение какого-то лохматого серого зверя, стоящего на полусогнутых задних лапах, при этом передние тянулись вперед, словно желая схватить фотографа. – Потомки давно уничтоженного на Трайтелларе млекопитающего – сурчхой на языке жителей региона его обитания, прошу вас. Этому снимку пятьсот лет… Другая дорога эволюции, как видите. Впрочем, те, давние ученые, считали сурчхоя почти разумным, но случаев его приручения не наблюдалось.

– Эти… они были живы, когда приземлились? – спросил Ланкастер.

– Второй пилот. Остальные погибли еще там… у них. Этого, к сожалению, застрелили наши охранники, потому что едва он выбрался из самолета и увидел едущих к нему на помощь людей, так сразу открыл огонь из мощного автомата. Пули, знаете ли, у него были совсем не игрушечные. Да-да, в этом есть определенная дикость: наши, едва увидев аварийную посадку самолета, поспешили на помощь. Местная медслужба была поднята по тревоге. Ну, дальше… Офицер охраны, который сел за канонира на вездеходе, тут же, после первых очередей, разворотил ему башку, но там, в прозекторской, это не заметно, потому что его уже подшили для придания товарного вида. Никаких интересных документов, за исключением «плоских» полетных карт – это карты Трайтеллара с незначительно отличающейся береговой линией континента, – на борту самолета обнаружено не было. Никаких личных записей. Вообще ничего, кроме объедков полетного пайка на четверых. Судя по картам, бомбардировщик преодолел расстояние в восемьсот километров, разгрузился над точкой, которая на «нашем» Трайтелларе представляет собой глухой и безлюдный горный район, и пошел назад, но почему-то сильно сбился с курса, чтобы в итоге пройти над действовавшей в тот момент «дыркой». «Дырка» на него зачем-то отреагировала. Карты, разумеется, будут предоставлены в ваше распоряжение, но я не думаю, что они хоть чем-то помогут. На данном этапе, по крайней мере.

– Очень интересный путь, – в задумчивости произнес Огоновский. – Можно предположить, что несколько миллионов лет назад там, на Трайтелларе-2, произошло некое событие, придавшее сурчхою значительный эволюционный толчок, в результате чего он пришел к разуму. Но в любом случае он не может быть «чистым», так сказать, хищником: все равно всеяден, как и мы с вами. Среди объедков нашли остатки растительной пищи?

– Да, – отозвался Гарри. – Вы правы, уважаемый доктор, их рацион не просто близок к нашему – мы используем один и тот же набор белков, аминокислот и прочего. Один из наших специалистов пошутил, что мы для этих зверушек однозначно съедобны.

– Дурацкие у ваших спецов шутки, – размышляя о чем-то, отмахнулся Огоновский. – Вы бы лучше задались вопросом, почему он стал стрелять, как только увидел людей?

– Ну, вероятно, мы показались ему невообразимыми чудовищами, – засмеялся усатый. – Плюс стресс, сами понимаете: бомбардировщик, похоже, был подбит зенитной ракетой с боеголовкой, начиненной то ли шариками, то ли чем еще. Вероятно, у них там идет война. Это, собственно, одна из главных причин, так взволновавшая мое начальство.

– Возможно, возможно, – покачал головой Андрей. – Я уже начинаю понимать. А другие… причины? Их не очень много, надеюсь?

– Нет. Но они малоприятны, особенно с виду, – Гарри с хрустом размял пальцы и подлил гостям коньяку. – Настолько неприятны, что я даже не хочу их вам показывать – у вас будет время ознакомиться со всеми материалами во время перелета. «Дырка» выбрасывала нам формы жизни, не способные существовать на Трайтелларе. К счастью, на этот раз они не являлись носителями разума.

– Какая-то не-кислородная дрянь? – сморщился Ланкастер.

– Довольно любопытная с точки зрения науки, – кисло улыбнулся Гарри, – но вот на вид, знаете ли…

– Понятно, – Огоновский сделал небольшой глоток и со стуком поставил свой бокал на столешницу. – Мы можем надеяться, что ваше уважаемое ведомство все же обеспечит нас несколько более подробными инструкциями? И желательно в письменном виде, э?

– О, разумеется, джентльмены! Все материалы будут предоставлены вам не далее чем сегодня вечером. Пока же нам следует зафиксировать ваше согласие на участие в операции документально – таковы, знаете ли, наши правила. Прошу сюда… Да-да, правую руку, как обычно.

* * *

Лифт остановился. Огоновский подался в сторону, уступая дорогу Ланкастеру, но тот мягко коснулся раскрытой ладонью его локтя:

– Субординация для нас неуместна, вы не считаете?

Андрей поспешно вышел из сверкающей кабины и остановился, разглядывая высокого генерала в зеленом мундире. Глаза Ланкастера улыбались.

– Мне кажется, нам нужно поговорить, мастер Огоновский, – произнес он. – Как вы?

– Верно, – кивнул тот. – И пожалуйста, обращайтесь ко мне просто по имени. В противном случае беседа станет невыносимо куртуазной, что также неуместно.

– Тогда я – просто Виктор, – и Ланкастер протянул врачу свою руку. – У меня есть одно предложение… надеюсь, вы не откажетесь от доброго обеда?

– Давно пора, – согласился Огоновский. – Но я не очень-то разбираюсь в местных кабаках.

– Это и не нужно, – махнул рукой десантник. – Я знаю, куда нам ехать.

Выйдя на тротуар, он раскрыл дверцу стоящего перед отелем такси и наклонился к водителю.

– Эппл-роуд, заведение «Старый фазан», знаете? – спросил он.

– Непременно, ваша милость, – браво отрапортовал таксер. – Доставлю в лучшем виде.

Расположившись на скрипящем кожей заднем диване, Ланкастер поднял стеклянную перегородку, отделявшую пассажиров от водителя, и вздохнул.

– Мы едем в кабак моего бывшего штабного повара, – сообщил он сидящему рядом Огоновскому. – Давненько я его не видал. Будем надеяться, что старик Шнеерсон не потерял сноровки.

Андрей молча покивал в ответ и с усталостью прикрыл глаза. Его рейсовый лайнер пришел рано утром, выспаться времени у него не было – а от слишком ранних подъемов он уже отвык. Ланкастер, коротко скосив глаза на своего спутника, предпочел не досаждать тому беседой и уставился в затемненное окно машины.

Кар несся по висящей в воздухе десятирядной полосе ситивэя. Океан остался за спиной, впереди виднелись невысокие, ярко-зеленые горы, там и сям украшенные затейливыми башенками загородных вилл. Желтые полоски узких шоссе, вьющиеся меж гор, свечки пирамидальных тополей по обочинам, рыжеватые пятна черепичных крыш небольших уютных домиков для тех, кто не мог себе позволить жить в собственном, пусть и миниатюрном, замке – открывающаяся с высоты картина вызвала у генерала задумчивую и немного грустную улыбку. Почти вся его жизнь прошла в других мирах, мало похожих на эту старую метрополию, освоенную еще в имперские времена. То были планеты сурового климата, как правило – с низким свинцовым небом, с вечно бушующими холодными океанами и бескрайними, на тысячи километров, массивами страшных черных лесов.. Даже родной Сент-Илер, довольно жаркий в целом, представлялся ему в образе одной лишь непрекращающейся осени с ее промозглым ветром и унылыми, надоедливыми дождями: он родился в умеренном поясе северного полушария, там, где лето длилось не более двух месяцев в году.

Громада мегаполиса осталась позади, и ситивэй пошел вниз, чтобы вскоре, едва миновав прибрежную горную гряду, опуститься в просторной, сплошь покрытой дивными садами долине, прорезанной парой небольших речушек. Широченная трасса, ведущая вглубь континента, дальше шла по поверхности, но таксиста она уже не интересовала: свернув на трехуровневой развязке налево, он выскочил на песочно-желтую ленту двухрядки, и вот за окнами понеслись величественные колонны пирамидальных тополей, меж которых мелькали аккуратные ворота усадеб. Заборы скрывались под сплошным ковром вьющихся растений, высаженных в специальную компостную обмазку, наносимую прямо на кирпич.

Огоновский открыл глаза, моргнул и потянулся к кнопке стеклоподъемника. В салон ворвался густой, горячий ветер, пахнущий морем и цветами одновременно.

– Куда это мы заехали? – с удивлением спросил Андрей у Ланкастера.

– Да как бы не в рай, – усмехнулся тот. – Я и не догадывался, что Джо решил устроиться в таком милом уголке. То есть я знал, что заведение у него – загородное, но что бы вот так… жаль, нет времени побыть здесь хотя бы недельку.

– Н-да, после моих родных болот… – вздохнул Огоновский и, опустив стекло до упора, выставил из машины раскрытую ладонь.

Таксист притормозил, мягко ввалился в правый поворот и почти сразу остановился.

– Прошу, господа, – донесся его голос из переговорного устройства.

– Я рассчитаюсь, – предупредительно заявил Ланкастер, роясь в кармане кителя.

Огоновский кивнул и толкнул дверцу кара. Выбравшись наружу, он набрал полные легкие и – замер в восхищении. Такси стояло на вымощенной грубоватым желтым камнем площадке, обсаженной с двух сторон привычными уже тополями. Слабый ветерок, лениво шевеля золотую бахрому на новеньких генеральских погонах, обволакивал Андрея непостижимо тонкими ароматами цветущего сада и степных трав. Перед ним, светясь голографической вывеской, кокетничало стрельчатыми окошками двухэтажное строение с острой черепичной крышей, выглядящее живой игрушкой великана.