Концепция лжи

– Там такая помойка, – сказал он Форену, – что в нашей аварии, в сущности, нет ничего удивительного. Ни в одной лоции ты не найдешь действительно полной картины Пояса. Я сижу и думаю: а мог ли я увернуться? Или, точнее, а был ли у меня шанс? Все те, кто уходил с Земли на «Галилео», знали, что могут и не вернуться. Не слишком опытный командир, не слишком тщательная подготовка рейда… Знаешь, многие недооценивают опасность, поджидающую человека в Поясе.

– Я думаю писать об этом, – кивнул Юбер.

– Только, пожалуйста, без меня, – погрозил пальцем Леон. – Я должен быть лоялен.

– Разумеется, разумеется. Вот только… – Репортер глотнул вина и посмотрел куда-то в сторону, – вот только твой командир, Стэнфорд… его ведь хорошо знали на Луне, не так ли?

– Ну, я думаю… он ведь всю жизнь вокруг нее болтался. А к чему ты это?

Форен ответил не сразу. Леон смотрел на его громадные, поросшие жестким черным волосом ладони – сейчас они неподвижно и расслабленно лежали на столе – и ощущал, как в нем снова поднимается настороженность. Что еще? Куда ж я, в конце концов, впутался? Форен работает с космической темой не первый год, об освоении Системы он знает, кажется, больше иного эксперта, и что он сумел раскопать на этот раз?

– В Мунтауне я познакомился с одним американцем, – сказал репортер, – страннейший человек, на Земле не был лет сорок. Почему, спросишь? А-а… Когда мы с ним натрескались виски, он принялся рассказывать такие истории, что я не знал, что делать – то ли смеяться, то ли бежать от него подальше. Он говорил про какие-то заброшенные комплексы на Венере и о том, что в НАСА существует комиссия, расследующая некоторые странные эпизоды, имевшие якобы место во время Бума, ну, еще до кризиса, понимаешь? Он утверждал, что в тридцатые-сороковые годы экспедиций было гораздо больше, чем мы знаем, и что почти все они погибли по каким-то неизвестным причинам. Скорее всего, потому, что люди летели, не очень-то заботясь о безопасности, и многие не возвращались, навсегда оставаясь между Марсом и Джупом.

– Ну, – ответил Леон, старательно пряча напряжение в голосе, – эти бредни меня не удивляют. Я сам неоднократно слышал сказки о мертвых старых планетолетах, где-то кем-то когда-то виденных. Даже, якобы, на орбите Урана. Но комиссия НАСА? Да они там из-за каждого цента давятся! Кто бы ее стал финансировать, эту твою комиссию?

Форен задумчиво покачал головой.

– Понимаешь, он сказал, что комиссия существует уже довольно давно, по крайней мере – с середины семидесятых. И что сейчас ее, якобы, возглавил Стэнфорд. Но это еще не все, дружище. Самое славное, так это то, что большинство из этих секретных исследовательских кораблей погибли благодаря Старшим. Триумвират жестко регламентирует все работы, направленные на дальнейшее освоение Системы.

– Триумвират? – фыркнул Леон. – Да чушь! Они прилетают к нам раз в пару лет, а то и реже…

– Может быть, может быть… Но ты знаешь, после той пьянки я принялся анализировать кое-какие факты, и у меня стала вырисовываться очень странная картинка. Ты никогда не задумывался о том, что уже к восьмидесятым годам разработка лун Джупа могла принести огромные доходы? Да, я все понимаю, мировая экономика находится не в лучшем состоянии, лишних денег нет ни у кого, но тут-то прибыль вполне очевидная! А Нептун? Себестоимость перевозок вполне позволяет развернуть самый широкий фронт работ. Прибыль, опять-таки, видна невооруженным взглядом. Ну хорошо, я понимаю, почему об этом не хотят думать в Штатах. Пожизненный кризис социального обеспечения малоимущих слоев, дело, конечно, нешуточное… ну, а мы с вами? Что, у России нет средств на такие проекты?

– Ну… попробуй, для примера, вспомнить ситуацию стопятидесятилетней давности. На Луну слетали, а дальше? И целых тридцать лет – бесконечные споры о том, а стоит ли вообще тратить деньги на космос? По-моему, параллели вполне ощутимые.

– О-оо, не надо! – Форен шутливо воздел над головой сжатые кулаки. – Кому ты это рассказываешь? Мне? Тогда все было совсем иначе. Технологии, способные обеспечить рентабельность космоса, не просматривались даже в отдаленной перспективе. Это потом уже появился холодный термояд Холла, потом уже был прорыв в полимерной химии, а тогда-то все было вполне ясно и понятно: инвестиции, к примеру, в автомобильную промышленность, выглядели делом куда более надежным, чем какие-то там космические исследования. Сейчас все совсем иначе… – Юбер вернулся к прежней задумчивости и вдруг пробурчал, опять глядя куда-то вбок: – Нас кто-то тормозит, Леон. Но кто и как – этого мы, скорее всего, не узнаем.

Это все Кодекс, мрачно подумал Леон. Когда я улетал, недоверие к Старшим было в Европе модным поветрием, а теперь оно превратилось в массовую паранойю. Этот ветер вырвался из аудиторий старинных европейских университетов и мгновенно разнесся по всему континенту, породив множество дискуссий – по большей части, совершенно пустых и бесплодных, ибо о реальной обстановке в окружающем нас мире мы знаем очень и очень мало. Кодекс принесен нам Триумвиратом; но, как оказывается, на свете существуют и другие силы: возможно даже, гораздо более древние и могущественные. Что такое Кодекс для них?

Подсознательно, практически не отдавая себе в этом отчета, Леон был уверен в том, что чужаки, пришедшие сюда на черных звездолетах, не могут быть враждебны своим братьям с молодой Земли.

Он помнил, он не мог забыть сильную ладонь, появившуюся из золотого сияния…

– Если я что-то узнаю, – произнес Леон, хитро улыбаясь, – я тут же дам знать тебе.

– Заметано! Надеюсь, ты сможешь завтра подойти ко мне в студию? Нам нужно нормальное, большое интервью. Вопросы я тебе набросал, вот…

* * *

Леон покидал Париж с двойственным чувством.

С одной стороны, он хотел задержаться во Франции на больший срок – его очень тянуло побродить по старинным городкам, насладиться суровой красотой замков и соборов, но, в то же время, его тяготила необходимость постоянно врать Юберу, который ходил за ним по пятам, словно чуя, что Леон знает ответ на его вопросы. Врать, юлить, уходить от них или резко менять тему разговора.

Леон знал ответ.

Собственно, он сложился в его голове в ту минуту, когда дотошный репортер заговорил о своей встрече со странноватым обитателем Мунтауна, сорок лет не ступавшим по Земле. Старый астронавт знал некую истину – если не целиком, то, по крайней мере, весьма значительную ее часть. Это шокировало.

Да все они все знали, сказал себе Леон, когда «Боинг» пошел на посадку в Риме. И уж Стэн, сука, он-то точно все знал. И все те склизкие типы, которые мучили меня после комиссии. Они одного не знают – видел я или нет?

И, если я хочу остаться при своих, они этого не узнают. А вот, Антоха-то, Мельник, он, наверное, не в курсе. И вся его «Зеленая Книга» – тоже, потому что сейчас у них совсем другая проблематика. А, биса йому в душу…

Перед Леоном вставал новый вопрос: как вести себя при «официальной» вербовке в секретный проект? В том, что эта вербовка состоится практически сразу же после его возвращения в Киев, он нисколько не сомневался. Им нужно будет какое-то время до моего вылета, говорил он себе. Скорее всего, время довольно значительное. И, раз уж они там все для себя решили – а речи Мельника тому прямое подтверждение, – все это кино начнется очень скоро. Что делать, молчать и перед ними?

Леона пугало только одно обстоятельство. Одно, но стоило оно всех остальных. Если он, скромный капитан Леон Макрицкий, станет тем человеком, который соединит воедино две цепочки весьма странных событий, «при своих» ему не остаться. С гарантией.

Колеса лайнера почти неощутимо коснулись полосы аэродрома. Пускай они сами соединяют, решил Леон и отстегнул ремни. Его лицо было столь саркастичным, что соседка, сидевшая в кресле под иллюминатором, не удержалась от удивленной гримаски. Леон подмигнул ей и впервые за все время полета посмотрел, что там делается снаружи.

В Риме было солнечно, и это обстоятельство немного подняло его настроение.

– Фори Империали, – сказал Леон таксисту, кряжистому седому дядьке в мокро блестящей пластиковой куртке.

Кар потолкался в толчее машин на развязке аэропорта и вскоре уже мчался в сторону Старого Города. Леон, как правило, всегда останавливался в одном и том же месте – в Риме он предпочитал район, в котором перемешались строения эпохи Муссолини и респектабельные здания более ранних времен. Современные отели, выросшие после Депрессии вокруг старого центра, были и комфортабельнее, и дешевле, но Леон всегда предпочитал им дух старинных стен и мостовых, самая плоть которых была пропитана древностью, а уж сейчас, после года, проведенного в заточении среди металла и пластика, ему и думать не хотелось о возвращении в сталь и стекло.

Высадив клиента у скромного на вид шестиэтажного здания в полутемном закоулке, таксист развернулся и исчез в потоке машин. Леон не спешил входить в холл отеля. Посасывая сигарету, он лениво скользил взглядом по фасаду стопятидесятилетнего строения, отмечая облупленную местами штукатурку и не слишком чистые окна ресторанчика на первом этаже.

Этот переулок ему нравился. Здесь не было остервенелого движения площадей и проспектов, под ногами безмятежно лежала сухая зимняя пыль, солнце отражалось в широких окнах верхних этажей. К тому же, Леон еще ни разу не бывал в этом отеле – а значит, можно было не очень опасаться назойливого внимания со стороны прессы.

Разглядев его, из дверей выбрался швейцар.

– Синьору угодно остановиться у нас? – любезно поинтересовался он и зевнул.

– Да, – кивнул Леон, протягивая ему свой дорожный кофр. – У вас есть хороший номер на верхнем этаже?

– Конечно, конечно, – засуетился швейцар. – У нас есть отличные номера, все самое лучшее, гораздо лучше, чем в этих новомодных коробках вдоль побережья. У нас даже есть живая прислуга…

– Я не сомневался, – величественно отозвался Леон.

Он зарегистрировался под вымышленной немецкой фамилией, поднялся в поскрипывающем старинном лифте на самый верх и, едва войдя в номер, понял, что не ошибся в своем выборе. Собственно, он даже и не думал, что ему так повезет: интерьер трехкомнатных апартаментов выглядел так, словно его не меняли с пятидесятых годов двадцатого столетия. Разумеется, почти вся мебель была искусно выполненной стилизацией, но Леон был рад и этому – исключение из общего правила составлял лишь современный проектор-коммутатор в углу гостиной.

– Вам нравится? – спросил сопровождавший Леона паренек-менеджер.

В его голосе прозвучала ревнивая гордость. Макрицкий подошел к окну, отдернул штору и несколько мгновений всматривался в серое здание напротив – скорее всего, многоквартирный дом для респектабельных буржуа.

– Это лучше, чем я мог рассчитывать, – улыбнулся Леон, оборачиваясь. – Думаю, что смогу порекомендовать ваше заведение своим друзьям…

После душа он заказал в номер бутылку вина и сыры, завернулся в плотный гостиничный халат и включил проектор. Чуть кисловатый «сухарь» оказался ожидаемо превосходным; млея в кресле, Леон щелкал бесчисленными каналами Евросети и прикидывал, какие достопримечательности посмотреть и где поужинать.

– …доктор Артур Чизвик, профессор ряда европейских университетов, провел вчера дискуссию в Римском Гуманитарном Клубе, чем, как всегда, вызвал немалое оживление среди научной общественности Вечного Города…

Леон встрепенулся, но поздно – миловидная дикторша уже плела ахинею о каком-то форуме любительских театров Южной Европы. Макрицкий досадливо поморщился, вырубил проектор и пару минут задумчиво потягивал вино, замерев в кресле. Затем он поднялся, достал из кармана пальто свой индивидуальный коннектер и принялся рыться в его памяти.

– Сэр Артур? – почтительно произнес он. – Рад вас слышать… это Макрицкий, астронавт из Киева, вы меня еще не забыли?

– О, Леонид! – в ухо ему ударил журчащий басок, – Почему же я должен вас забыть?.. Как ваше здоровье, юноша?.. надеюсь, ваша ужасная авария не выбила вас из колеи?

Три часа спустя Леон сидел перед огромным затемненным окном дорогого ресторана на побережье, и смотрел, как к недалекому причалу подходит зализанный, полупрозрачный катер с туристами. Вечный Город давно дорос до моря. В Штатах рождественские каникулы начинались с первых чисел декабря, и в Рим уже ударила волна туристов – возбужденных, увешанных видеотехникой и традиционно жующих. По обилию темнокожих лиц Леон сразу понял, что на катере в основном американцы. Его передернуло, и тут он в очередной раз подумал о том, что по крайней мере здесь, в золоченой пятизвездочной «Виченце», ему не придется терпеть соседство чавкающих люмпенов.

К его изумлению, среду туристов оказался и Чизвик. Леон сразу узнал его невысокую коренастую фигуру в распахнутом, коротеньком пальто, уверенно поднимающуюся по лестнице к ресторану.