Мара

Ровная, как стол, степь сменилась невысокими пологими холмами. Взлетев на вершину одного из них, Десяткин увидел впереди, в низинке, селение. Видимо, это и был загадочный Чернотал. Деревушка стояла в излучине небольшой речонки, почти обмелевшей.

Машина въехала на единственную улицу и остановилась. Десяткин вылез, огляделся. Было очень жарко и совершенно пустынно. Налетавший время от времени горячий ветер закручивал маленькие пыльные вихри. Казалось, все вокруг вымерло.

Валера с минуту постоял возле машины, пнул несколько раз ногой по колесам, потом неторопливо направился к невысокому колодцу, прикрытому покосившимся навесом. Он столкнул в сумрачную глубину деревянное замшелое ведро, охваченное металлическими обручами. Звякнула цепь раскручиваемого барабана, в глубине колодца послышался всплеск. Минуту спустя наполненное плещущейся через край водой ведро стояло на краю колодца. Десяткин напился, отметив про себя, что вода очень холодная и вкусная, вытер губы ладонью и осмотрелся. Пора приниматься за дело.

Когда-то давно, еще до всяких «перестроек», для того чтобы «обшманать» деревеньку, требовалось всего лишь показать в сельсовете фальшивое удостоверение сотрудника областного краеведческого музея. Этого было вполне достаточно: провожатый проводит тебя по избам и настойчиво рекомендует «проявить понятие и оказать содействие товарищу ученому». Дальше зависело от удачи. Народ верил всему. Покажи, к примеру, бумагу, удостоверяющую, что ты – директор Эрмитажа, и это бы сошло. Нынче не то. Люди, напуганные телевизионными страстями, стали недоверчивы и осторожны. Иной раз встречали чуть ли не с ружьем в руках. Но Валера имел располагающую внешность, широкую, до ушей, улыбку и очень быстро входил в доверие. Вот и теперь он прежде всего рассчитывал на собственное обаяние.

Дверь первого дома, куда он постучался, отворила немолодая баба, облаченная в нечто отдаленно напоминающее халат.

– Чего надо? – спросила она, не отвечая на приветствие.

– Нет ли у вас в хозяйстве старых вещей? – осторожно спросил Десяткин.

– Каких еще вещей?!

– Ненужных…

– Тряпья?

– Нет, не тряпья, а старинных предметов.

– Вася! Иди сюда! – закричала женщина куда-то в глубь дома.

На зов явился заспанный мужик в сатиновых трусах и линялой сиреневой майке.

Он недоуменно воззрился на хозяйку, совсем не замечая Десяткина.

– Вот, какой-то… – она кивнула на гостя, – старыми вещами интересуется.

Мужик оглядел Десяткина с ног до головы с таким видом, словно увидел перед собой неведомое насекомое.

– Старинными вещами? – переспросил он. – Какими, например?

– Видите ли, – начал Валера, улыбаясь лучшей из своих улыбок, – я покупаю предметы старины…

Слово «покупаю», видимо, понравилось мужику. Он ощерил гнилые зубы и более дружелюбно взглянул на Валеру.

– А водки у тебя не найдется? – спросил он неожиданно.

– Есть, – Десяткин снова улыбнулся.

– Так неси. – И, не обращая внимания на недовольные взгляды хозяйки, он направился в дом.

Через несколько минут мужчины сидели на открытой веранде за столом, уставленным тарелками и мисками с деревенскими яствами – крупно нарезанным розовым салом, солеными огурцами и помидорами, холодной вареной картошкой.

– Ты, значит, древностью интересуешься? – спросил Вася, когда выпили по первой. – Есть у меня древность. Пимокатный станок. Дедуня мой, царствие ему небесное, валенки катал. Ценная вещь. Музейная!..

– Пимокатный станок мне не нужен, – отнекивался Валера.

– Нет! Пойдем посмотрим!

Десяткин нехотя поднялся и отправился смотреть.

Станок действительно оказался очень старым и напоминал окаменевшего детеныша динозавра. Валера в тон хозяину уважительно повздыхал: «Да, вещь!», но приобрести отказался, ссылаясь на то, что в данный момент увезти станок будет не под силу. Потом выпили еще по одной. Опытный Десяткин наливал себе поменьше, а хозяину побольше. После каждой рюмки обнаруживался новый раритет. Десяткину были продемонстрированы: примус, пара вальков для отбивания белья, разломанная прялка. И вдруг на свет появилась действительно интересная вещица: старинная кофейная мельница.

«Это, – подумал Десяткин, разглядывая причудливый узор на позеленелом медном боку, – уже кое-что, не обманул Флегонтыч-Ферапонтыч…»

– Эту штуку я, пожалуй, куплю, – сообщил он Васе.

– А сколько дашь? – тут же заинтересовался мужик.

Десяткин пожал плечами:

– Твоя цена.

– Бери так, – неожиданно заявил Вася. – Ты мне, брат, понравился. Сразу видно русского человека… Бери! Все равно эта дрянь ни на что не годится. С детства ее помню, без толку валяется… Забирай.

– А как она к вам попала?

– Да кто ж ее знает. Валяется и валяется. А что вообще это такое?

– Кофейная мельница. Кофе молоть.

– Ничего себе! У нас кофе отродясь не водилось. Чай все больше пьем… или водочку. – Он кивнул на бутылку.

Десяткин понял намек и охотно налил еще.

– Знаешь что, – встрепенулся хозяин, закусив ломтем сала, – пошли к Петру, у него тоже имеются кое-какие древности. У тебя еще бутылка есть?

Десяткин кивнул, прикидывая в уме, что мельница, если ее привести в порядок и начистить, стоит никак не менее, чем полсотни поллитровок.

Петра дома не оказалось. Отправились к какому-то Витьку. Витек, молодой круглолицый губастый парень, встретил незваных гостей без особого восторга, но, увидев бутылку, оживился. Через час Десяткин стал обладателем двух почерневших серебряных ложек, разрозненных шахматных фигурок, видимо, из слоновой кости, и старинного медного собачьего ошейника.

– Клондайк, – произнес Валера, когда они направлялись к следующему дому.

– Чего? – переспросил Вася.

– Места, говорю, у вас красивые.

– Да чего тут красивого? – презрительно умехнулся Вася. – Одно слово, деревня!

Скоро водка, привезенная Десяткиным, кончилась, но в местном магазинчике этот товар имелся в достатке. Туда были отряжены два юнца, и экспедиция продолжилась. Очень скоро Валера перезнакомился почти со всеми обитателями Чернотала, и, хотя старался не пить, в голове у него уже изрядно шумело. Вместе с тем прибавлялось и количество древностей, и, хотя многие раритеты находились в плачевном состоянии, душа Десяткина ликовала. Особенно порадовали обнаруженные в одном из домов два старинных полотна. Картины почернели от времени и грязи, но опытный глаз разобрал, что перед ним нечто действительно ценное. «Похоже, восемнадцатый век, – пьяно кумекал Валера. – А если так…» Чтобы не сглазить, он даже старался не думать о вырисовывавшихся перспективах, если картины действительно окажутся чем-то стоящим.

– Откуда это все? – не раз и не два задавал он вопрос обитателям Чернотала, но почти все они пожимали плечами. Кое-какой свет пролил лишь старик, владелец полотен.

– Тут до революции, – без особой охоты разъяснил он, – было имение… Помещик, значит, проживал… Фамилию забыл… Усадьба стояла над деревней, на крутояре. При ней сад имелся… или парк. Пруды были… Словом, богатая вотчина. Ну вот. Как семнадцатый год наступил, мужички имение оприходовали. Разорили то есть… Все, что в нем содержалось, растащили по домам. А это барахло с тех пор и валяется. Сейчас, конечно, ничего ценного, считай, не осталось. А раньше и мебель в избах барская стояла, даже рояль имелась… Ее потом в клуб перетащили, а клуб возьми да сгори. Словом, лишь хлам уцелел копеечный.

Но Десяткин думал иначе, хотя соображений своих вслух не высказывал.