Семя Ветра

Один из них уязвил Слепца в слуховой бугор на голове. Слепец не чувствовал боли в том смысле, в котором ее чувствуют люди. Но даже ему пришлось не по нраву нахальство Киммерин.

Он так долго собирал себя из частей, он так долго собирал себя по каплям близ святилища, он так долго строил свое тело из разрозненных кусочков и пылинок, повинуясь неискоренимому инстинкту обрести целостность… А теперь снова, теперь снова кто-то пытается помешать ему выполнить назначение, найти Семя… кто-то новый, кто-то…

Слепец обернулся к Киммерин.

Горхла, воспользовавшись замешательством свирепой твари, смирил боль заклятием и, набрав в легкие воздуха, вскочил на ноги. Он живо подобрал топор и отскочил на расстояние, безопасное лишь в том смысле, что Слепец не покрывал его одним прыжком.

Слепец переместил тяжесть своего уродливого тела на заднюю пару ног и изготовился к новому прыжку.

Герфегест никогда не видел, чтобы пауки прыгали. Слепец был пауком. Скорее пауком, чем каким-либо иным созданием. Его ложноязык, правда, был неким новшеством в паучьей анатомии, но все остальное было сходным. Слепец был исчадием свихнувшейся природы, которое знает лишь одно дело – искать Семя Ветра и крушить все на своем пути. И сейчас, похоже, оно сокрушит Киммерин.

Герфегест бросил свои кинжалы, но они отскочили от брони Слепца, словно медная монета от булыжной мостовой.

Киммерин сделала более удачный бросок, но уж лучше бы она сделала менее… И тут Герфегест понял, что спустя еще мгновение он потеряет Киммерин точно так же, как он потерял Тайен.

Второй женщины, умершей ради Семени Ветра, он себе не простит. Хватит смертей!

Сердце Герфегеста наполнилось алым бешенством битвы и безумной жаждой защитить Киммерин во что бы то ни стало. Такого яростного порыва Герфегест не помнил за собой со дня свары близ святилища.

«Конгетлары всегда старались казаться другим людьми без сердца. К Хуммеру в пасть весь этот траханый маскарад!» – решился Герфегест и, выхватив меч, бросился в центр той невидимой линии, которая соединяла Киммерин и Слепца.

Линией смерти называли ее люди Алустрала.

Герфегест поднял свой изогнутый меч, чья заточка была настолько совершенна, что лезвие легко проходило сквозь женский волос, осторожно положенный на него сверху.

Разить в те места, где хитиновые части брони Слепца сочленяются друг с другом, – таковы были немудрящие, немногочисленные мысли Герфегеста. Если бы он умел заговаривать Семя Ветра, как это сделала Тайен!

Горхла и Киммерин следили за происходящим затаив дыхание. Горхла был ранен, Киммерин – безоружна. Как вдруг краем уха Герфегест услышал отчетливые звуки возни, которые доносились со стороны крыши, под навесом которой примерялся к прыжку Слепец.

– Герфегест! – завизжала Киммерин.

Но Слепец не успел прыгнуть. Прыгнул кто-то другой. И Герфегесту не случилось вонзить свой меч в брюхо Слепца.

Этот таинственный «кто-то» спрыгнул с плоской крыши того самого строения, к которому теснил гигантского паука Горхла.

Прыжок был великолепен – тень в длиннополом одеянии пролетела огромное расстояние и приземлилась ровнехонько на холку омерзительного создания, обхватив руками его слуховые бугры.

Кто бы ни был незнакомец, проделанный трюк выдавал в нем опытного наездника с недюжинной физической подготовкой. Никто – ни Герфегест, ни Киммерин, ни Горхла – не успел подыскать происходящему объяснения, а Слепец, укрощенный незнакомцем, уже втянул ложноязык и… в бессилии осел на землю!

То, что произошло дальше, было еще большей неожиданностью.

Незнакомец встал с умерщвленного чудовища, словно наездник с обессилившей кобылы. Нарочито легкомысленным движением отер слизь Слепца со своих бедер, подошел к Герфегесту и… упал перед ним на колени! Незнакомец старательно упер лоб в колючую пыль и вытянул вперед руки. Герфегест помнил – так в Алустрале кланяются лишь очень и очень важным персонам!

«Одолел Слепца и рехнулся, что ли, от счастья? Да ведь это он заслужил почести и челобитие. А вовсе не я», – пожал плечами Герфегест. Киммерин и Горхла удивленно таращились то на Герфегеста, то на челобитчика.

Герфегест вложил меч в ножны. Наверное, нужно было что-то сказать, поднять человека с земли. Но Герфегест, ошалевший в круговерти событий этой ночи, не мог сообразить что.

И тут уста неведомого укротителя Слепца, только что поцеловавшие проклятую землю Денницы Мертвых, наконец-то отверзлись:

– Некогда я обещал тебе, Хозяин Павшего Дома Конгетларов: если ты вернешься, я паду перед тобой ниц.

15

Нисоред не убил Слепца, ибо невозможно убить то, что не живет. Он лишь смирил его силою своей магии. Он усыпил его, лишил воли, заставил служить себе.

Запасливый Горхла бросил Нисореду как следует наколдованную цепь, на которой Мелет привел Слепца в Сармонтазару на погибель Герфегесту. И намордник, который сковывал жвала мерзкой твари в те дни, когда она служила Гамелинам.

Нисоред удовлетворенно крякнул и тут же надел сбрую на Слепца. Он обвязал цепь вокруг колонны из красного гранита, подпиравшей ничто (или, может, небо?) у парадного входа брошенного дворца.

И только когда Слепец был обезврежен и изолирован, они позволили себе почувствовать усталость.

Нисоред помог Герфегесту перетащить в убежище Двалару. Грудь воина была разорвана передними лапами твари, стремительно выскочившей из вопящей немыслимыми чайками и шумящей далеким морем темноты ночи.

Ребра Двалары были перебиты ударом не менее мощной задней паучьей лапы в четырех местах. Двалара дышал. Но его дыхание было прерывистым, частым и сопровождалось громкими хрипами.

– По-моему, он не жилец на этом свете, – шепотом сказал Герфегест, стараясь казаться бесстрастным.

Несмотря на то что временами Двалара чудовищно раздражал Герфегеста своей беспардонностью и болтливостью, несмотря на то что порою он казался Герфегесту невыносимо самовлюбленным идиотом без чувства юмора и меры, несмотря на то что он все больше ревновал Киммерин к Дваларе, Рожденный в Наг-Туоле не хотел его смерти.

Помимо жалости была еще одна причина, которая заставляла Герфегеста заботиться о здравии Двалары. Если Двалара умрет, а именно на это указывает слабый и нечеткий пульс, который Герфегест едва смог прощупать с левой стороны его шеи, еще одна смерть будет лежать на его, Герфегеста, совести. Смерть еще одного человека, поставившего свою жизнь на кон ради Семени Ветра.

– Если ты продолжишь потакать своим невеселым мыслям, парень наверняка умрет, – сказал Нисоред. – И карлик умрет тоже – ложноязык этого урода весьма ядовит!

– Интересно, что ты можешь предложить, Нисоред, кроме плохих прогнозов? Я не знаю противоядия. Зато я знаю, что лечить человека, у которого сломана грудная кость, выворочены наружу ребра и порвано одно легкое, совершенно бесполезно.

Киммерин, слышавшая их разговор, закрыла лицо руками, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Если бы Герфегесту в этот момент случилось видеть ее, он бы понял, что его ревность к Дваларе не была лишена оснований. Но он не обернулся.

– Ты прав во всем, кроме одного. Где яд – там и противоядие. Где болезнь – там и лечение. Слепец нанес вам вред – Слепец имеет лекарство, в котором очень много пользы.

– И где оно, это твое хваленое лекарство? – мрачно буркнул Горхла, которому абсолютно не улыбалось попрощаться с жизнью уже после того, как враг повержен и безразличие победителя разлилось в затуманенном болью мозгу.

– Мне нужен кувшин с широким горлышком, Герфегест.

Герфегесту, разумеется, хотелось знать, каким образом Нисоред – в чьем магическом искусстве он теперь не сомневался – собирается выклянчить у Слепца лекарство. Но сопровождать Нисореда он не стал. Это было слишком – вытерпеть общество бессмертной твари после того, как она едва не укокошила тебя во второй раз! Даже железные нервы имеют свойство ржаветь от усталости и напряжения.

Нисоред вернулся, неся в руках кувшин, наполненный фосфоресцирующей белесой жидкостью.

– Это молоко Слепца. Я надоил его только что – у него под подбородком два сосца.

– Как тебе удалось заставить его доиться?

– Это так же просто, как доить корову или козу, – пояснил Нисоред. – Надо только как следует ударить его по голове – между слуховыми буграми.

– Это ловко, – криво усмехнулся Герфегест. – А я уж думал, ты будешь действовать лаской.

– Перебьется, – буркнул Нисоред и присел рядом с Горхлой.

– Я не буду пить эту дрянь. Лучше сдохнуть, – отозвался тот. На лице карлика застыла гримаса крайнего отвращения.