Меж мирами скользящий

– Смирнов Иван Николаевич – предприниматель и в некоторой степени политик, – представился мужчина и, улыбнувшись по-детски открытой улыбкой, добавил: – На Смирновых, Ивановых и Кузнецовых вся Расея-матушка держится. Давай, паря, еще по маленькой врежем, иначе я среди этих надутых халявщиков, привыкших путешествовать по первому классу за хозяйский счет, и маменькиных сынков, получивших образование в разных там Оксфордах и Кембриджах, с тоски сдохну. Никак не возьму в толк, язвенники они все здесь, что ли, – даже на дармовщинку вмазать отказываются, все бубнят: «Сори, ай м нон-дринкен!» Знаем, какие они нон-дринкены – просто выпендриваются друг перед дружкой, а в Москве дорвутся до нашей прозрачной – за уши не оттащишь. Ты, земеля, по какому делу в Туманный Альбион мотался? Если, конечно, не секрет. Я поначалу подумал, что ты также из этих гусей гамбургских, – Иван Николаевич обвел салон рукой с опустевшим стаканом и пояснил: – Эвон как по-англицки шпаришь, как по-русски.

– Ивэн Вериск – искусствовед, – в свою очередь отрекомендовался я и поспешил разуверить своего нового знакомого в том, что являюсь его земляком: – Извините, Иван Николаевич, но я родом не из России. Родился и вырос в Австралии, неподалеку от Мельбурна, а в Москве года два назад проходил стажировку.

Легенда о моих австралийских корнях была заранее мной проработана самым тщательным образом, поэтому даже коренной житель Зеленого континента не смог бы подловить меня на противоречиях. Сказка про австралийского ученого была очень удобна тем, что, представься я, например, американцем или жителем какой другой европейской страны, существовала вероятность нарваться на какого-нибудь оголтелого шовиниста, относящегося не самым лучшим образом к представителям именно этого государства. А поскольку граждане Австралии из-за географической удаленности своей родины от разного рода международных свар и разборок мало кому успели насолить, относились к ним как в Старом, так и Новом Свете вполне лояльно. В чем я тут же смог убедиться:

– Австралиец? – слегка разочарованно пробормотал господин Смирнов, но тут же, воспряв духом, заявил: – Не американец, и слава богу! – Затем доверительно сообщил: – Не люблю я этих америкосов и европейцев также не люблю – скользкие они все, неискренние. Пить по-нашенски не умеют, хотя насчет хваткости и деловитости им не откажешь, и еще… – Не закончив начатую мысль, мужчина махнул рукой и переключился на другую тему: – Плевать на них, Ваня! Ты – Ивэн, а значит, Ваня, и я – Ваня, выходит, мы с тобой тезки. Давай-ка лучше вмажем за знакомство, тем более, на австралийца ты вовсе не похож – скорее на какого-нибудь российского паренька из-под Калязина, Вятки или другого городишки… Помнишь, как там у великого поэта: «Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» Я скажу: «Не надо рая. Дайте родину мою».

Поэт был мне незнаком, но стихи очень понравились. За них мы и выпили. После третьей мы перешли на «ты», а через час задушевной беседы о том о сем бутылка весьма качественного скотча как-то незаметно опустела. Предложение моего нового знакомого продолжить банкет было мной с энтузиазмом принято. Осмотрев критически столик стюардессы, заставленный стандартными сортами виски и коньяка, Иван Николаевич брезгливо повел носом и барским жестом отпустил девушку, заявив во всеуслышание, что такое дерьмо даже злейшему врагу постесняется предложить. Несмотря на то, что сказано это было по-русски и весьма виртуозно сдабривалось изрядной порцией непечатных выражений, девица, несомненно, уловила общий смысл фразы. Обиженно поджав губки, она презрительно фыркнула и покинула салон вместе со своей тележкой.

Между тем неугомонный Иван Николаевич мигом слетал к своей ручной клади, извлек оттуда бутылку весьма недешевого «Хеннеси» и, плеснув в стаканы «по граммульке», громко провозгласил:

– За баб, Ваня! Куда же нам, мужикам, без них.

Поскольку это был уже третий тост за женщин, решили выпить, не вставая. Затем выпили за «Расею-матушку», за братскую дружбу между россиянами и австралийцами, за австралийских красавиц (сидя), за вывод американских войск из какой-то там совершенно незнакомой мне страны… Короче говоря, расслабуха получилась отменная…

Несмотря на количество и крепость принятого нами на грудь, к моменту посадки аэробуса в аэропорту Шереметьево я и мой новый приятель держались на ногах вполне сносно. Плечом к плечу, словно два бойца, идущих в одной шеренге, мы лихо сошли по трапу на бетон взлетно-посадочной полосы. При этом Иван Николаевич хорошо поставленным баритоном от всей души горланил: «И снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева…»

Я хоть и не знал слов песни, но в меру своих скромных возможностей старался поддержать солиста. Справедливости ради нужно отметить, что наш концерт на публике очень скоро закончился. К трапу подкатил бронированный лимузин. Из него выскочили двое дюжих молодцов в черных костюмах. Подойдя к нашей парочке, один из них очень вежливо обратился к моему новому знакомому:

– Здравствуйте, Иван Николаевич, с возвращеньицем! Прошу проследовать в машину.

– Начинается, – недовольно заворчал господин Смирнов, – броня крепка, и танки наши быстры, в результате в уборную без охраны не сходишь. Веришь, Ваня, в собственном саду или доме шагу не ступить, чтобы не напороться на какого-нибудь ретивого гаврика из охраны, а коснись чего, шлепнут, как неразумного куренка, и никакие меры предосторожности не помогут. Не люблю я эту заграницу, но там хоть чувствуешь себя в относительной безопасности и по улицам можно гулять свободно.

– Оборотная сторона власти и богатства, – глубокомысленно заметил я. – Приятно было с тобой познакомиться, уважаемый Иван Николаевич. Засим позволь откланяться, мне еще паспортно-визовый контроль проходить.

Однако мой новый знакомый не собирался меня так запросто отпускать.

– Ваня, плюнь на таможню и ментов, едем ко мне, посмотришь, как я живу! Познакомлю тебя со своим семейством. В баньке попаримся, с дороги еще вмажем по граммульке. А визу и прочие отметки в паспорте мы быстро организуем – сейчас пошлю одного из своих балбесов к главному здешнему начальнику, так он через пять минут сюда заявится со всеми необходимыми печатями и бланками. Поедем, Вань?

– Извини, Иван, но у меня на сегодня назначена очень важная встреча с одним из моих коллег. Может быть, как-нибудь в другой раз встретимся, а сейчас… прости, не могу.

На самом деле я покривил душой, ибо сегодня вовсе не собирался встречаться с кем-либо. Отговорку придумал на лету, поскольку имел довольно полное представление о том, что собой представляет российская «граммулька» и чем заканчивается ее прием.

Мужчина посмотрел на меня с некоторой укоризной и не без нотки сожаления произнес:

– Хорошо, Ваня, в другой так в другой, не смею настаивать. На всякий случай, возьми вот это, – он протянул мне свою визитную карточку со словами: – Ежели чего понадобится, звони без всяких церемоний.

Напоследок мы пожали друг другу руки. При этом мне показалось, что мой попутчик и собутыльник был не так уж сильно пьян. В очередной раз подивившись способности русского человека усваивать крепкие напитки в фантастических объемах, я поправил на плече свою дорожную сумку и направился ко входу в пассажирский терминал аэропорта. На ходу активировал эндокринную систему своего организма, чтобы дополнительная порция гормонов нейтрализовала избыточный алкоголь в крови и прочистила мозги, дабы представители местной власти не получили повода придраться к моей персоне.

До гостиницы «Арбат», что находится в Плотниковском переулке, неподалеку от знаменитого Старого Арбата, опытный таксист-частник домчал меня за какой-нибудь час с хвостиком, умудряясь заранее предугадывать и объезжать дворами и закоулками тягучие московские пробки. За феноменальную лихость он получил от меня бонус в размере ста процентов от оговоренной суммы.

Отпустив «лихача», я направился к главному входу в шестиэтажное кирпичное строение, внешним видом более всего напоминающее какую-нибудь фабрику или студенческое общежитие. Определенно не «Ле Меридиен Пикадилли», но по опыту прошлых визитов в Москву я смог убедиться в том, что именно этот отель более всего подходил для моих целей. Рядом Арбат с его экзотическими завсегдатаями-художниками, паразитирующими на ротозеях-туристах. К тому же до любой точки исторического центра можно добраться в течение часа даже на своих двоих. Но самое главное, совсем неподалеку, на одной из соседних улочек, находится потенциальный проход во вневременье. Активировав врата, я мог свободно покинуть этот мир и попасть в любую известную мне точку Межмирья.

Последний фактор был определяющим в выборе моего места обитания, поскольку за двадцать два года жизни под крылышком Учителя, кроме углубленного курса практической магии, абстрактной логистики, высшей метафизики и еще целой кучи другой зауми, я вывел для себя одну простую истину. И заключается она в том, что надеяться исключительно на свою силу – не что иное, как откровенная глупость, способная привести к фатальным последствиям. Поэтому под рукой у всякого ценящего свою жизнь авантюриста должна быть обязательно надежная лазейка, через которую можно ретироваться в том случае, если пресловутый жареный петух начнет клевать вас в интимные мягкие ткани, именуемые в просторечье задницей.

Несмотря на внешнюю убогость здания, внутри гостиницы было вполне уютно. Красивая девушка-администратор сноровисто сделала все необходимые отметки в журнале регистрации и с располагающей белозубой улыбкой вернула мне мой паспорт вместе с ключом от двери одноместного полулюкса со спальной и гостиной комнатами.

Поднявшись в свой номер, я первым делом извлек заветный флакончик с пилюлями концентрированной магической эманации и тут же – если можно так выразиться – употребил одну внутрь. Манипуляции по изгнанию вредоносного заклинания с борта аэробуса сильно подыстощили мои запасы магической энергии. Необходимость «подзаряжаться» подобным образом поначалу здорово меня напрягала и заставляла чувствовать себя неизлечимым больным, жизнь которого находится в полной зависимости от наличия или отсутствия в ящике его стола упаковки с дорогостоящим и очень редким лекарством. Временами я даже просыпался посреди ночи в холодном поту и вновь засыпал, лишь убедившись в том, что заветный флакончик находится на своем прежнем месте, что я не потерял его или его не спер какой-нибудь особенно искусный воришка. Постепенно страх прошел сам по себе. Я привык компенсировать запасы магической эманации и пользовался таблетками без прежнего внутреннего содрогания. Конечно, Земля – не один из магических миров, где ты окружен безбрежным океаном энергии, и пополнение ее внутри организма происходит на рефлекторном уровне, так же, как мы, например, дышим, ходим или чешем укушенное каким-нибудь плотоядным насекомым место. Однако и здесь есть зоны, где апейрон истекает из недр планеты хоть и тонкой струйкой, но вполне в достаточных количествах для того, чтобы хорошенько подзарядиться в течение двух-трех суток. Это открытие окончательно успокоило меня, поскольку теперь, если я даже и лишусь своего чудесного флакончика, не застряну навеки в этом измерении, а смогу свободно вернуться в один из магических миров.

После того, как пилюля с легким шипением рассосалась в моей руке, я почувствовал себя более уверенным. Мысли вновь вернулись к странному происшествию на борту авиалайнера. Чтобы лучше думалось, я упал в мягкое кресло и, зажмурив глаза, принялся анализировать ситуацию.

Вообще-то по своему характеру магическая мина на борту самолета мало чем отличалась от той, что сработала вчера в ресторане на Олд-стрит. Единственная разница заключалась в том, что в Лондоне была обыкновенная взрывчатка с электронным детонатором, а сегодня имело место заклинание, примерно девятого уровня сложности. Не ахти какая диковина – мне приходилось иметь дело с кое-чем значительно более серьезным, но, насколько мне было известно, даже самые продвинутые местные чародеи способны оперировать магическими формулами максимум второго уровня сложности. Навести порчу или сглаз, наложить любовные чары, создать несложный морок, излечить от телесного или душевного недуга, продиагностировать кармическую составляющую астральной оболочки человека – вот практически и весь недолгий перечень их нехитрых чародейских фокусов. Все это в магических мирах с легкостью проделывает кандидат на звание посвященного первого круга.

Однако все это лирика, а сермяжная правда жизни заключается в том, что на борту «А-320», следовавшего по маршруту Лондон – Москва, мне довелось столкнуться с кое-чем весьма удивительным и по большому счету не имеющим права на существование в этом мире. Сам я, хоть и пользуюсь среди коллег-чародеев вполне заслуженным авторитетом, находясь на Земле, стараюсь прибегать к своим колдовским способностям как можно реже и в весьма ограниченных объемах. Применять высшую магию к ничего не подозревающим обитателям Земли равнозначно тому, как если бы жители двадцать первого века, получив каким-то чудесным образом способность путешествовать в прошлое, начали его корректировать посредством своих современных штучек. Представьте лишь на минуту, на что способен всего лишь один мотострелковый батальон, сражайся он на стороне Ганнибала во время Пунических войн? Или звено «Черных акул» против фаланги Александра Македонского? Слава Создателю, путешествия в прошлое – всего лишь досужие выдумки писателей-фантастов, но появление в этом мире какого-нибудь сумасшедшего мага из параллельного континуума – событие вполне допустимое с точки зрения элементарной теории вероятности.

Поэтому я, как полномочный представитель Гильдии в этом мире, обязан немедленно приступить к расследованию обстоятельств появления на борту самолета смертельно опасного заклинания. Дай боже, чтобы этим злоумышленником оказался какой-нибудь одиночка с маниакально-шизоидными наклонностями. Скорее всего, так и есть. Появление организованной группы психов, без зазрения совести попирающих Хартию, в принципе, маловероятно, поскольку маги в большинстве своем существа уравновешенные и к основному закону, регламентирующему нормы поведения чародейского сословия, относятся с большим уважением. Да и как тут не зауважаешь, если всякое небрежение к основополагающим уложениям, записанным в Священной Хартии, чревато не просто смертной казнью, а частичным или даже полным развоплощением духовной сущности нарушителя. В принципе, сам я мог бы и не взваливать на свои плечи подобную обузу, но для этого мне пришлось бы отправиться в мир Аурениуса и сообщить обо всем в Высшую Надзорную Коллегию. Там, конечно, примут заявление к рассмотрению, но начнут футболить из палаты в палату, ссылаясь на то, что мир Земли не вписывается в общую схему магических вселенных, поэтому требует специального подхода. Короче, под разными предлогами постараются свалить ответственность на плечи другого ведомства, ибо бюрократ – в полном соответствии с местной поговоркой – он и в Африке бюрократ. А в данном случае не только в жаркой Африке, но и во всем остальном Межмирье. Пока высокие чиновники во все вникнут и примут решение, орудующий здесь маньяк может натворить таких дел, что потом всей нашей славной Гильдией расхлебывать придется.

Вообще-то обращаться в Надзорную Коллегию я не собирался, поскольку сообщать о наличии столь удивительного мира какому-нибудь третьему лицу, по большому счету, не имел права без одобрения Учителя. Однако перед тем как получить оное, мне придется слезно покаяться перед ним в том, что однажды, будучи еще его учеником, самым бессовестным образом внедрился в сознание спящего гуру и позаимствовал безвозмездно кое-какую информацию. «Простите, Учитель, готов загладить грех любым доступным способом! Разрешите чмокнуть вас чуть пониже спины?..» Да он после этого на меня такую епитимью наложит, что я лет двадцать как минимум лишь на него горбатить буду. Короче, как любит говаривать один мой московский знакомый Левочка Цукерман: «Оно мене надо?» Получается, куда ни кинь – всюду клин. А если конкретно – разгребать эту кашу предстоит не кому-нибудь, а мне и только мне.

Славно, очень славно! Получается, что моя сугубо частная поездка, по абсолютно не зависящим от меня обстоятельствам, плавно перетекает в детективное расследование, в котором главная роль отводится некоему Ивэну Вериску – вольному магу, а по совместительству – свободному художнику.

В ситуациях, подобных этой, более всего меня обычно гнетет состояние неопределенности, но, приняв решение, я отметаю прочь все сомнения и, подобно грозному барсу, смело бросаюсь… и так далее, и тому подобное, надеюсь, я выразился вполне внятно. Конечно же, немедленно срываться с места сломя голову я не собирался, поскольку для того, чтобы куда-то бежать, нужно по крайней мере знать точные координаты конечного пункта, иначе обогнешь Землю и ни с чем вернешься в точку старта. Вместо этого я попросту разомкнул веки, поднялся с кресла и посмотрел в окно.

Девять вечера, но долгий июньский день, как это обычно бывает в это время года, еще не собирается заканчиваться. Солнышко продолжает изливать свою щедрую благодать на пыльные московские улицы. Поток автомобилей заметно уменьшился. Пешеходы никуда особенно не торопятся – спокойно прогуливаются небольшими группами, парами или вовсе поодиночке…

Мое созерцательно-задумчивое настроение было прервано откровенно неэстетичным бурчанием в животе. Лишь теперь я вспомнил, что ел в последний раз часов пять или шесть назад, находясь на борту авиалайнера, потом, правда, очень много пил в приятной компании. Но вряд ли даже самое лучшее виски или коньяк способны заменить добрый кусок говядины с гарниром из жареной картошечки и зеленого горошка. К тому же я здорово соскучился по местному бородинскому хлебу.

Вообще-то мой Учитель старался воспитывать своих учеников в духе спартанского аскетизма. Благодаря его урокам, я вполне мог бы обойтись без сна и пищи довольно продолжительное время, и все-таки даже уважаемому мной Учителю не удалось окончательно искоренить во мне тягу к хорошей еде и выпивке. Несмотря на постоянную готовность терпеть лишения, я всегда старался ни в чем себе не отказывать. Поэтому, отбросив на время все прочие мысли, я скинул с себя пропахшую потом и дорожной пылью одежду и минут на десять уединился в душевой кабинке. Находясь под хлещущими струями воды, еще разок провентилировал организм от остатков алкоголя и прочих свободных радикалов, отправляя их вместе с мочой прямиком в сливное отверстие.

Еще через десяток минут я, заметно посвежевший, причесанный и переодетый во все новое, захлопнул дверь номера, не забыв положить ключ в карман брюк, рядом с кошельком, туго набитым местной валютой.

Глава 4

Жаркий летний полдень. Поросшее буйным разнотравьем поле, посреди которого возвышается раскидистый дуб. У самого подножия дерева сидят три абсолютно непохожих друг на друга существа: человек – светловолосый и голубоглазый мальчик лет десяти, облаченный в одни лишь шорты цвета беж, чешуйчатый хвостатый монстр – представитель расы разумных ящеров – демлаев, судя по зеленому цвету чешуи, также далеко еще не взрослая особь, и совсем еще молодой эгейл – полуптица-получеловек.

Шагах в пяти от этой экзотической троицы стоит седовласый старик в темно-синей робе мага, с белой как снег бородой, огромным крючковатым носом и глубоко посаженными серыми глазами, от которых, казалось, ничего не может укрыться. Пожилой мужчина вещает громким хорошо поставленным голосом, привыкшим отдавать команды, а троица ему внемлет, разинув рты, будто боясь пропустить не только каждое слово своего учителя, но и всякий его жест, казалось бы, не относящийся к теме лекции:

– Магия – это вам не сапожное или кузнечное мастерство, этому искусству невозможно обучиться, не имея внутри искры божьей. Впрочем, без таланта у вас нет шанса стать хорошим сапожником, кузнецом или каким другим мастером. Однако, не имея склонности к тому или иному ремеслу, вы можете худо-бедно тачать сапоги или ковать подковы и гвозди. С магией все намного сложнее. Сила либо дается нам от рождения, либо нет, но не каждый потенциальный чародей имеет возможность стать чародеем реальным или хотя бы воспользоваться частичкой своего таланта. Щедро одаренный природой индивид, как это ни печально, может прозябать весь свой век, выращивая зерно или подковывая лошадей, и не догадываться о своем магическом даре. Для того чтобы талант подобного свойства проявился и засверкал всеми своими гранями, рядом с его носителем должен постоянно находиться опытный учитель. Фигурально выражаясь: магически одаренное существо изначально представляет собой глыбу мрамора, и только мастер, оценив эту глыбу своим острым взглядом, может с уверенностью сказать, что на самом деле получится из этого куска мертвого камня. Он берет в руки свои инструменты и терпеливо, без излишней суеты начинает отсекать все лишнее, наносное. В результате на свет появляется величайшее творение скульптора, при виде которого всякое разумное существо восторженно воскликнет: «Оставь надежду!..» – Старец запнулся, интенсивно почесал голову, затем, проворчав себе под нос: – Впрочем, это, кажется, из Данте, – продолжил: – Итак, оно воскликнет, как воскликнул когда-то одураченный Мефистофелем Фауст: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

Лектор стрельнул своими колючими, цепкими глазами в сторону слушателей, пытаясь подловить кого-нибудь из учеников на непочтительности к собственной персоне, но, не усмотрев в их действиях ничего предосудительного, немного успокоился. В большей степени он опасался насмешек со стороны мальчика-человека, которого он когда-то обнаружил в одном из медвежьих углов бесконечного Межмирья и выкупил за сущий бесценок у его родного отца. Этой своей находкой старый мастер гордился более всего и при всякой встрече с коллегами-чародеями не упускал возможности похвастаться удачным приобретением и тем, как это приобретение, будучи еще несмышленым младенцем, освободило Ведьмин лес от древней магии Чокнутых Колдунов. «Этот вьюнош, – любил говаривать гордый за своего ученика маг, – еще всем нам покажет, почем пучок петрушки в базарный день, – и добавлял, слегка насупив брови: – Ежели, конечно, не свернет себе шею раньше времени по причине своей феноменальной шустрости и врожденной безалаберности».

И вправду, причин опасаться за жизнь своего воспитанника у старика было более чем достаточно. Мальчишка обладал просто патологическим чутьем на опасность. И если кому-то другому это чутье помогает избежать неприятностей, этот так и норовил сунуть нос именно туда, куда его менее всего следовало совать. Однажды он забрался в алхимическую лабораторию своего Учителя. Запугал едва ли не до смерти големов-сервов. Облил кислотой бесценную инкунабулу, за которую чародей отвалил бывшему ее владельцу целое состояние. Разгерметизировав автоклав, угробил нарождающегося гомункулуса, над которым его создатель трясся, как над собственным чадом. Кроме того, побил кучу дорогущей посуды, изготовленной из магически модифицированных стекла и фарфора. Короче, всего не перечислишь. Когда старик вошел в лабораторию, его едва не прихватил кондратий. Пришлось с горя тяпнуть пару рюмок «аква виты» – девяностопроцентного этилового спирта, изготавливаемого особенным способом из перезрелых ягод хуш, растущих исключительно в экваториальных топях измерения Занга…