Золото мертвых

К удивлению Зверева, боярские дети не лежали пластом после вчерашнего праздника. Точнее, лежали не все: минимум полтора десятка гостей уже толклись во дворе, в охабнях, овчинных тулупах и долгополых опашнях из волчьих шкур. Фыркали лошади, суетились холопы, поднося потники и пристраивая на широкие конские спины деревянные седла с низкими луками и двумя-тремя подпругами. Местные оделись куда более практично, нежели приехавший в гости князь Сакульский. Овчинный тулуп порвется – невелика потеря, а уж шубу из волчьих шкур и потерять не жалко. Барон Тюрго даже простенький свой пурпуан поменял на стеганый ватный поддоспешник и подбитый лисицей плащ, вместо мягких суконных туфель с высоко загнутыми носками надел толстые юфтовые сапоги. Андрей даже засомневался – а не попросить ли и ему какую-нибудь крепкую кожаную куртку. Но тут на крыльце появился Федор Друцкий – в красных сапогах, алых шароварах и зеленом каракулевом зипуне, каждый шовчик которого был отделан красным шелковым шнуром, вместо пуговиц служили прозрачные янтарные палочки.

– Как вы изящны, княжич, – подобострастно склонил голову барон.

– А мы с князем из седла вылетать не собираемся! Правда, друже? – Сын хозяина подошел к Андрею, порывисто его обнял. – По коням, бояре, по коням.

Друцкому подвели скакуна – но он выждал, пока Звияга подбежит с гнедым жеребцом к Звереву, и поднялся в седло одновременно с гостем. Следом начали вставать в стремя и все остальные. Лошади затоптались, задвигались, во дворе неожиданно стало тесно. Тут открылись двери в подклети, и появились подворники в чистых рубахах, с подносами в руках. Боярские дети наклонялись, подхватывали по кубку, опрокидывали в рот, ставили обратно. Андрею при виде нового угощения стало нехорошо – но это оказался всего лишь вареный хмельной мед. С утра – как раз то, что нужно.

Ворота усадьбы наконец распахнулись, и кавалькада охотников вынеслась наружу.

– Тут рядом, – держась стремя в стремя со Зверевым, крикнул Друцкий. – До Золотого холма всего верст пять. Враз домчимся.

– А отчего Золотой? Прииск там, что ли?

– Нет. Просто в ясный день, когда хлеба колосятся, с озера такой вид на него – ну ровно купол церковный. Посему иногда его и Святым прозывают, а иногда Лысым. Деревья на нем отчего-то никогда не росли.

По дороге охотники миновали низину за усадьбой, поднялись на взгорок. Здесь стараниями зимних ветров снега было меньше, чем по колено, и всадники развернулись в широкую цепь, легко мчась на рысях. Барон Ральф начал вырываться вперед, кто-то из боярских детей возмутился такой наглости и перешел в галоп. Датский гость тоже отпустил поводья, опять оторвался. В скачку стали втягиваться и другие бояре. Даже Зверев не удержался и дал гнедому шпоры – но княжич хлопнул его по колену, кивнул в сторону, и они отвернули от прочей группы к крутой горе, на которой из-под снега тут и там выпирали седые от изморози валуны. В общем, лучшее место, чтобы переломать ноги лошадям. Однако Друцкий, пустив скакуна шагом, решительно двинулся вверх по склону, и Андрей волей-неволей отправился следом.

Минут за десять они в сопровождении трех бояр поднялись на вершину – и впереди открылся обширный, версты на три, пологий спуск, переходящий в испещренное проталинами поле, которое вполне могло оказаться замерзшим озером. Где-то посередине между вершиной и полем начинались ивовые заросли высотой примерно в полтора человеческих роста – аккурат со всадника. Заросли спускались почти на версту и расходились версты на три в стороны, плавно переходя с одного края в березняк, а с другого – в густую дубраву. От копыт скакунов до кустарника земля уже успела оттаять и лежала голая, покрытая жухлой листвой.

– Глянь, друже, – натянул поводья Федор Друцкий. – Тут уже весна.

– Это верно, – согласился Зверев. – Боюсь только, если кто в нее поверит, первой же ночью вымерзнет. Ну, и где тут хваленые жирные зайцы?

– В лесах снег еще высокий, а в кустах уже сошел. Опять же – кора. Где еще, как не внизу?

Охотники пустили коней шагом, приглядываясь к ивняку. Когда до зарослей оставалось саженей десять, у одного из косых не выдержали нервы – белый комок метнулся с края поля в низкую поросль, стремительно заскакал меж голых прутьев. Зимний мех, спасавший зверька зимой, теперь, на темных проталинах, стал его предателем.

– Ату!

Все пятеро всадников повернули следом, но Андрей оказался самым быстрым. Он промчался через молодой ивовый куст, пригнувшись, проскочил под суком высокого дерева, перемахнул какой-то сугроб, еще один. Заяц, как ни старался, а умчаться от резвого жеребца не мог. Вот до него осталось пять саженей. Три…

Зверев наклонился вперед, занося руку для удара, и… Конь вдруг ухнулся куда-то вниз, резко остановился. Андрей полетел из седла и только чудом удержался – не благодаря ловкости, а запутавшись в стременах. Гнедой, возмущенно фыркая, резкими скачками начал выбираться из низины, полной снега почти ему по брюхо, – наст, выдержавший зайца, под тяжестью всадника, естественно, провалился.

– Ты цел, княже?! – Федор Друцкий осадил скакуна саженях в сорока.

– И заяц тоже! – возмущенно ответил Андрей. – Кто клялся, что снег на горе сошел, японская сила?!

– Почти везде сошел, княже, – со смехом ответил Федор Юрьевич. – Ладно, повезло косому. Тут еще найдется. Больно резво ты пошел. Я бы упредил, что ямина тут старая.

– Заяц! – Двое бояр отвернули влево, кони их, срываясь с места в карьер, сделали несколько прыжков.

– Скорее, княже! – заторопил Друцкий. – Нагоним!

Но к тому времени, когда гнедой, фыркая, выбрался наконец в ивовую поросль, охотники, грустные, уже возвращались.

– Ушел, бестия! Как сквозь землю провалился! И тут у них прямо из-под копыт порскнул в сторону белый комок.

– Стой! – Бояре помчались следом.

Андрей рванулся наперехват. Ушастый зверек нырнул под корни довольно высокого кустарника. Зверев пустил коня левее и по ту сторону едва не столкнулся лоб в лоб с детьми боярскими, насилу разминулись. Однако заяц исчез, только его и видели. Один из бояр не поленился спешиться, пошарил под кустами:

– Нету! И куда только делся, нечистая сила.

– Не, с соколами проще, – подъехал Друцкий. – Сокол сам дичь достанет, только спусти. А тут я и коня поворотить не успеваю, как вы уже умчались. За ловчими, что ли, послать?

Они начали выбираться из растущего выше стремени кустарника в поле, как вдруг краем глаза Андрей заметил внизу какое-то движение. Едва не разодрав губы коня, он рванул правый повод, повернул за косым, дал шпоры. Тот успел оторваться всего на десяток саженей и уйти далеко не мог, никак не мог – не будь он князь Сакульский!

– Ату, ату его, ушастого! – разворачивались позади него в погоню боярские дети.

– Давай, давай, родимый, – взмолился, уговаривая гнедого, Андрей. – Не дай сухим вернуться.

Скакун, тяжело дыша, мчался во весь опор, стаптывая молодые ветки и раздвигая грудью кусты.

– Давай, чуть-чуть осталось.

Косой, словно услышав предупреждение, резко повернул к старому высокому кусту, метнулся под корни.

– Шайтан! – Зверев, никуда не сворачивая, отпустил поводья и дал шпоры коню. Гнедой взметнулся, как стартующий «Миг», с шелестом проломился сквозь ветви, ударился передними копытами в снег – но под тонким настом оказалась земля, и скакун тут же прыгнул снова, уже через лежащее поперек пути деревце, помчался по низким кустам, меж которыми мелькала белая спина.

Позади послышался треск, ржание, крик – но охвативший князя азарт не позволил ему оглянуться. Гнедой скакнул, перелетая еще один куст, и приземлился аккурат рядом с прижавшим уши, мчащимся во весь опор зверьком. Косой метнулся было вправо, но не успел: едва не выпав из седла, Зверев наклонился вниз, взмахнул рукой, и вылетевший из рукава грузик кистеня опустился бедолаге точно между глаз. Беляк закувыркался, но Андрей успел поймать его за шкурку, подбросил вверх и перехватил левой рукой. Он потянул на себя поводья, предупреждая скакуна, что можно больше не торопиться, вернул кистень на место, взял обмякшую добычу за уши и поворотил назад.

К склону Золотого холма, оказывается, уже успели добраться остальные охотники, ехавшие кружным путем.

– Тут зайцев, как комаров летом! – гордо показал им добытую дичь Зверев, и под одобрительные выкрики кинул в чересседельную сумку.

Бояре, то и дело вставая в стременах, чтобы дальше оглядеться, начали разъезжаться по кустарнику, и вскоре у левого края поля уже разгорелась погоня.

– С почином, Андрей Васильевич, – поздравил Федор Друцкий. – Токмо где ты бояр моих потерял? Ужель из-за косого повздорили?

Князь Сакульский непонимающе вскинул брови, потом развернул гнедого, поскакал к месту удачной охоты. Навстречу уже выезжали боярские дети… Двое выезжали, один, хромая, шел следом.

– Что там, служивые?! – бодро поинтересовался княжич.

– Мерина прирезать пришлось, – сообщил один из всадников. – Ноги передние переломал среди корней. Через голову упал, да еще на боярина Семеновского. Хорошо, не сломал ничего.

– Вот проклятье! – вздохнул Зверев. – И конь вроде красивый был. Туркестанец?

– Все одно засекался[9 - Засекался – ранил во время скачки самого себя копытами. Обычно – задевая одной ногой другую.] мерин, – махнул рукой Друцкий. – Оттого и оскопили туркестанца.

Андрей понял, что скакун был из княжеской конюшни. Похоже, косой смог вывести из строя одного из хозяйских телохранителей.

– Берегись!

Слева от них, высоко выбрасывая из-под копыт комья грязи, неслась конная лава. Всего семь всадников – но затоптать с ходу враз способны. Возглавлял «атаку» среднего размера беляк, решивший, что уйти от преследователей в поле будет проще, нежели в кустах. К счастью, увидев впереди новых врагов, он изменил свое мнение и повернул к ивам. Княжеские телохранители, не утерпев, понеслись следом. Андрей, поколебавшись всего секунду, тоже пустил гнедого во весь опор.

Косой – видимо, у них тут был практикум по избавлению от охотников – по знакомой дорожке лепетнул к старому кусту. Пока прочие бояре помчались вокруг, Андрей отпустил поводья, дал шпоры, знакомо взметнулся сквозь крону, тут же скакнул еще раз через поваленное дерево, прицелился взглядом в близкий комок – и тут услышал позади треск и громкие вопли.

На этот раз он оглянулся: обходившие куст с двух сторон бояре сошлись на тесном пространстве лоб в лоб. Одна из лошадей теперь билась на земле, пара охотников вылетели из седел. Когда же Зверев снова глянул вперед – заяц уже исчез, словно в воздухе растворился.